Именно тогда в силу неспособности военного снабжения войск особое место в российском обществе приобрела благотворительность. Люди посылали в осажденный Севастополь бинты и одежду, чай и ту самую клюкву. Как писал очевидец, «больные и раненые находят особое удовольствие в раздаваемых им чайных порциях
»
.
До сих пор на Петровском острове в Санкт-Петербурге сохранилось старое здание фабрики минеральных красок братьев. Инженер-технологи Ждановы владели обширным участком вдоль дороги в Петровский парк - так в середине XIX века назывался Петровский проспект.
Фабрика братьев Ждановых (Петровский пр-т, д.1А)
Да, это был особый дезинфицирующий состав, который даже в малом количестве уничтожал дурной запах в воздухе. Особое применение он, естественно, нашел в госпиталях и военной медицине.
Выдающийся военно-полевой хирург Н. И. Пирогов писал в «Севастопольских воспоминаниях и письмах» об оказании помощи тяжело раненым в ходе Крымской кампании в 1854 - 1855 годах: «...Через час, через два изуродованный защитник Севастополя отдавал Богу душу... Только при наступлении весеннего времени, когда можно было отворять окна и когда привезена была из Петербурга ждановская жидкость, воздух сделался сноснее и стали являться случаи если не выздоровления, то, по крайней мере, возможности произвесть операцию...».
Николай Пирогов за операцией
(Картина из музея-усадьбы Пирогова в Виннице)
Новую популярность это название приобрело уже при СССР. Впрочем, случилось это уже благодаря однофамильцу талантливых братьев - секретарю ЦК ВКП(б) Андрею Жданову. В 1946 году, когда он организовал «погром» Ахматовой и Зощенко, многим старым ленинградцам пришла на ум эта невеселая шутка. Насчет того, что теперь культуру будут кропить «ждановской жидкостью». Которая в виде «идеологического нектара» должна забить трупный запах от социалистического реализма.
Товарищ Жданов, тоже «технолог».
Но социалистического реализма
Ждановская жидкость
предложена в сороковых годах этого столетия как средство для уничтожения зловония; получила свое название по фамилии изобретателя ее, инженера-технолога Н. И. Жданова. Состав ее следующий: Ferii sulfurici crudi , aq. ferv. , aceti pyrolig. crud. , Ol. Lavandalae . В сентябре 1893 г. в бактериологической лаборатории Императорского института экспериментальной медицины эта жидкость была исследована относительно влияния ее на бациллы азиатской холеры, брюшного тифа и синего гноя, причем оказалось, что первые гибнут при действии 1% после 3 часов, 3% - после 20" и 5% - после 10"; вторые бациллы гибнут при действии 1% после 48 часов, 3% - после одного часа, 5% - после 30" и 10% - после 16"; наконец, бациллы синего гноя гибнут при 1% после 48 часов, при 3% - после 4 часов, 5% - после 60" и 10% - после 30".
Энциклопедический словарь Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона. - С.-Пб.: Брокгауз-Ефрон . 1890-1907 .
ЖДАНОВСКАЯ ЖИДКОСТЬ - В 1946 г., когда А. А. Жданов организовал травлю Анны Ахматовой и Михаила Зощенко, в Ленинграде родилась невеселая шутка, грозившая шутникам в случае доноса немалым сроком (а могло быть и хуже). Дело в том, что была в XIX в. жидкость, с… … Словарь Петербуржца
Жданов Андрей Александрович - (18961948), партийный и государственный деятель. Член Коммунистической партии с 1915. Рабочий. Участник борьбы за Советскую власть на Урале. В 19181920 на политработе в Красной Армии, затем на советской и партийной работе.… … Энциклопедический справочник «Санкт-Петербург»
Уроки историии
«…Андрей Александрович Жданов (1896—1948), советский государственный и партийный деятель, участник Октябрьской революции, Гражданской и Великой Отечественной войн. Будучи талантливой личностью, он содействовал идейному и духовному обогащению советской литературы и искусства. И по сей день спекулируют на его резких оценках некоторых работ Зощенко и Ахматовой, хотя он всего лишь выступал против клеветы на советских людей, против «безыдейных и аполитичных» произведений. Жданова уже давно нет, как нет города, улиц и площадей, названных в его честь, социалистический реализм уничтожен, безыдейность и аполитичность приветствуются. А литература и искусство от этого лучше не стали. Мягко говоря».
Это цитата трехлетней (заметим, не тридцатилетней, когда происходила ползучая реабилитация сталинизма) давности. И не из газеты «Завтра» или какой-нибудь еще уж совсем маргинальной, а из «Литературки», как ее еще недавно любовно называли. Неужели даже в отношении этой однозначно одиозной фигуры у нашего общества до сих пор нет ясности?
Мало подписанных т. Ждановым расстрельных списков невинных людей? Мало самолетов, привозивших лично ему, первому лицу Ленинграда, в осажденный голодный город икру и другие деликатесы? Мало постановления о журналах «Нева» и «Ленинград», лишившего как читателей, так и источников существования (практически запрет на профессию) не только Ахматову и Зощенко, но и всех, заподозренных в творческой или человеческой близости с ними? Сейчас этому постановлению исполнилось 65 лет. А все еще встречаются апологеты Жданова, не нашли себе других идеологов…
Не три, а двадцать три года назад — в 1988 году — казалось, что все точки над i в отношении этого персонажа поставил литературовед, философ и известный общественный деятель Юрий Карякин своей блестящей статьей «Ждановская жидкость», опубликованной в невероятно тогда популярном «Огоньке». Ан нет. Россия не любит учить уроки истории. Поэтому, видать, ей надо их снова и снова задавать на дом. Авось кто-то из молодых, кого и на свете не было не только, естественно, в сталинские годы, но и в перестроечные, захочет узнать правду об отечественной истории, прочитает и запомнит этот материал…
Публикуем «Ждановскую жидкость» в сокращении — питерский госуниверситет уже не носит имени Жданова, и городу Мариуполю возвращено его настоящее, не запятнанное имя — статья Карякина все же достигла немалых результатов. В остальном она, к сожалению, совсем не устарела. И поэтому была включена в книгу Юрия Федоровича Карякина «Бес смертный. Приход и изгнание», которую издательство «Новой газеты» выпускает в серии «Вещественные доказательства», посвященной 75-летию Большого террора (спрашивайте в киосках в сентябре-октябре нынешнего года).
«Моральная тягота разрядилась. Столбы подрублены, заборы повалятся сами...»
А.А. Жданов
Успеете наахаться,
И воя, и кляня,
Я научу шарахаться
Вас, смелых, от меня.
Анна Ахматова
В 1946 году, когда Жданов организовал погром Ахматовой и Зощенко, родилась у исстрадавшихся от него ленинградцев (или припомнилась им еще с 34—35-х годов?) невеселая шутка, грозившая шутникам в случае доноса немалым сроком (а могло быть и того хуже). Дело в том, что была в прошлом веке так называемая «ждановская жидкость», которой заглушали, забивали трупный запах (об этом есть и в предпоследней главе «Идиота»). Ну и, совершенно натурально, «жидкость», которой Жданов «кропил» культуру, люди, помнившие историю, не могли не прозвать «ждановской». Только она, в отличие от прежней, сама была смертельной, трупной, сама смердела, а выдавалась за идеологический нектар. К шутке той можно отнести опять ахматовское:
За такую скоморошину,
Откровенно говоря,
Мне б свинцовую горошину
От того секретаря.
Кощунство? Очернительство?
25 сентября 1936 года из Сочи в Москву, в Политбюро, пришла телеграмма-«молния»: «Считаем абсолютно необходимым и срочным делом назначение т. Ежова на пост наркомвнудела. Ягода явным образом оказался не на высоте своей задачи в деле разоблачения троцкистско-зиновьевского блока. ОГПУ ОПОЗДАЛ В ЭТОМ ДЕЛЕ НА 4 ГОДА. Об этом говорят все партработники и большинство представителей НКВД» . И две подписи: Сталин, Жданов.
Эта сочинская телеграмма-«молния» — одна из самых кровавых депеш в истории нашей и общечеловеческой: сигнал к 37-му году. Если бы соавторы этой телеграммы сами писали родившиеся из нее бесчисленные арестантские повестки и приговоры, сами арестовывали людей, сами их допрашивали и пытали, забивали и расстреливали, сами закапывали и сжигали трупы, а потом еще, снова и снова, проделывали то же самое — с родственниками и детьми убитых (и с детьми этих детей), — сколько миллионов дней понадобилось бы им для всего этого? Им понадобилось бы — бессмертие. Бессмертие для уничтожения живых людей. Бессмертие для распространения смерти…
Тут что еще поражает. «Не на высоте…» Это — проговорка. Их представление о высоте измерялось потоками пролитой крови. Мало им было крови в 29—33-х годах. Мало и в 34—36-х. Уровень, график назначенной, нужной им высоты и вычерчивала тройка: Ягода, Ежов, Берия.
У Ягоды, расстрелянного за то, что он «оказался не на высоте», был маленький сын, Гарик. Затерявшийся в кровавой сутолоке, прежде чем окончательно и бесследно исчезнуть, он сумел послать своей бабушке несколько писем, начинавшихся одинаково: «Дорогая бабушка, я еще не умер…» И сколько таких слов, написанных и не написанных, отосланных и не отосланных, звучало в те годы по всей стране: страшный детский сиротский хор, организованный двумя дядями из Сочи. И каким стоном-воем откликнулся на него другой хор — материнский — из тюрем, «столыпинских» вагонов, лагерей.
А.А. Жданов — соавтор 37-го года (и 38-го, конечно). Вот главное дело его жизни, вот главный «вклад» его в нашу культуру. Тут уж он был на особой высоте. О результатах его тогдашних «художеств» в Ленинграде мы знали по «Реквиему» Ахматовой и прочитали в повести Л.К. Чуковской «Софья Петровна».
А вот страничка о таких же «художествах» Жданова в Уфе. Она — из письма ко мне М. Чванова, уфимского писателя, специально занявшегося этой темой:
«Поводом для его приезда послужило письмо первого секретаря Башкирского обкома Я.Б. Быкина Сталину, полное отчаяния. Видя, что творится вокруг, видя, что над ним самим собираются тучи, видя, что провокаторы уже рвут горло с трибун, обвиняя его в «мягкотелости» по отношению к врагам народа, к сосланным в Уфу ленинградцам, которых он трудоустроил, — Быкин писал: «Прошу одного: пришлите толкового чекиста. Пусть он объективно разберется во всем!»
Жданов появился в Уфе со своей командой и бросил встречавшему его Быкину со зловещей ухмылкой: «Вот я и приехал! Думаю, что я покажу себя толковым чекистом».
На срочно собранном пленуме Башкирского обкома Жданов был краток. Он сказал, что приехал «по вопросу проверки руководства, зачитал готовое решение: «ЦК постановил — Быкина и Исанчурина (второй секретарь. — М. Ч. ) снять…» Быкина и Исанчурина увели прямо из зала, не дожидаясь конца пленума. Быкин успел крикнуть: «Я ни в чем не виноват!» Мужественно держался Исанчурин: «В Быкина верил и верю». Обоих расстреляли. Расстреляли и беременную жену Быкина.
В заключительном слове Жданов снова был краток: «Моральная тягота разрядилась. Столбы подрублены, заборы повалятся сами…»
Перебью М. Чванова. Тут опять, как и в случае с «высотой», вырвалась проговорка об их морали: «Моральная тягота разрядилась…» «Моральная тягота» для них — это когда мало крови.
М. Чванов: «Не успел Жданов уехать, а в Уфе уже повалились заборы. Оставшиеся в живых уфимцы до сих пор с содроганием и ужасом вспоминают о той «исторической» экспедиции, о вакханалии арестов и расстрелов, обрушившихся на город. Один из доносчиков с гордостью говорил потом с трибуны писательского собрания, что он, несмотря на свое слабое здоровье, лично выявил 26 врагов народа…
Я до сих пор с замиранием сердца прохожу мимо Ивановского кладбища (оно сейчас застроено), где, по непроверенным данным (а как их проверишь?), по ночам в длинных траншеях закапывали убитых. Но закапывали не только там. Огромная уфимская тюрьма не была рассчитана на такое массовое «производство». Расстреливали в многочисленных уфимских оврагах, карьерах, увозили за город… Однажды благообразный старичок-пенсионер, бывший тюремный надзиратель, хвастался мне, что в те времена у них в тюрьме не хватало патронов, а камеры были переполнены, так, чтобы как-то разгрузить тюрьму, устраивали что-то вроде субботников или воскресников (его слова), на которые приглашали уголовников, и, как полагается на субботниках и воскресниках, вооружали их ломами… Другой старичок, наоборот, жаловался, что времена были трудные, приходилось работать сверхурочно, и приходилось ему, следователю, заниматься не своим делом: «Надо уже домой идти, а тебя попросят: не успеваем, помогите, там еще семнадцать человек осталось. Устанешь, бывало, еле домой идешь. За это доплачивали, правда…»
Кроме Уфы Жданов побывал тогда еще в Казани и Оренбурге, где провел аналогичные пленумы.
Документы, которые я использую, хранятся в архиве Башкирского обкома КПСС (фонд 122). Они отчасти попали в «Советскую Башкирию» от 28 февраля 1988 г».
Такая вот страничка. Всего лишь одна из многих сотен, если не тысяч.
Это он, Жданов, заменив в декабре 1934 года убитого Кирова на посту первого секретаря обкома и горкома Ленинграда, и организовал «кировский поток», то есть это он прямо заказывал, составлял и подписывал те списки (главная часть его «Литнаследства» — хватит не на один том), по которым многие десятки тысяч ленинградцев «потекли» в тюрьму, в лагеря, в ссылку, на пытки, на смерть. Жизни и этих убитых, искалеченных людей, равно как и сломанные судьбы их детей, — прямо на его личном счету (тут никак не выговаривается: на его совести).
Сколько раз в своих длинных речах Жданов клеймил писателей, художников, философов, музыкантов за «отрыв от жизни». Зато сам и продемонстрировал эту связь, как он ее понимал: в тех списках, в той телеграмме. Одобрить, прославить такую связь — вот чего он хотел прежде всего, больше всего от самой культуры хотел, чтобы культура прославляла убийство самой культуры, кровавое насилие над народом, чтобы Ахматова и Шостакович создавали гимны в честь своих палачей.
И еще об этой связи, точнее — о первом и последнем звеньях ее (а сколько их еще — между ними!): от Жданова-идеолога до тех двух старичков-исполнителей, о которых пишет М. Чванов. У идеолога вроде бы чисты руки, у исполнителей — чиста совесть: разделение труда! А в итоге — чудовищный социально-нравственный разврат, выдаваемый за «твердость основ» и «чистоту учения». В итоге — преступления, переименованные в подвиги. Да учтем еще, что Жданов как «чистый идеолог» — это миф. Он — самый непосредственный организатор кровавой вакханалии, ничуть не лучше Ягоды, Ежова, Берии. И когда писал он свои литературные, музыкальные, философские доклады, когда музицировал на фортепьянах (умел), — когда писал эти доклады, листал их, читая, он писал, листал, музицировал — кровавыми руками. К этим его докладам тоже относится: «Моральная тягота разрядилась. Столбы подрублены, заборы повалятся сами…» И валились — люди, люди, люди…
Я знаю: уже написаны (и уверен: будут еще написаны) страницы и о его позорно-преступной роли в дни страшной и великой блокады Ленинграда, такие страницы, от которых, кажется, должны содрогнуться и все умершие тогда, но все равно, все равно закричат некоторые из живущих: «Очернительство!»
Тут мне хочется перейти на прямое обращение к этим энтузиастам борьбы с «очернительством» . Подчеркну: не к тем, кто не знает фактов, а к тем, кто их знает и скрывает. Не к тем, кто обманут или ошибается, а к тем, кто обманывает людей сознательно, — разумеется, разумеется, с самой «высокой целью».
Это раньше мы не всегда умели отвечать на ваши иезуитские, кривые вопросы. Теперь другое. Теперь уже вам приходится отвечать на вопросы прямые и ясные.
Что такое очернительство?
Сознательная клевета на миллионы честных людей — от мужика до академика, от грузчика до маршала — это не очернительство?
Сознательное уничтожение этих оклеветанных миллионов, уничтожение их «во имя социализма» — это не очернительство социализма?
Те списки, та телеграмма, те экспедиции в Уфу, Казань, Оренбург?
Травля представителей всех без исключения новейших областей науки?
Травля Ахматовой, Зощенко, а еще сотен, тысяч честных, талантливых писателей, художников, музыкантов?
Имя Жданова на ЛГУ?
Это все — не очернительство культуры?
А правда об этом — очернительство.
А раскрытие чудовищных преступлений — очернительство.
А «Великая Реабилитация» (Евтушенко) — очернительство…
Сначала были оклеветаны, арестованы, уничтожены миллионы людей.
Потом арестованы, сосланы, заточены факты об этом (расстрелять факты — это, казалось, никому не под силу, но многие факты действительно были расстреляны, испепелены, развеяны, и никогда уже больше мы их не найдем).
Когда началось освобождение фактов, это освобождение вы и объявляете очернительством?
Вы пытаете факты точно так же, как ваши предшественники пытали живых людей.
Вы снова хотите их, эти факты, арестовать, заточить, испепелить.
Для вас преступлением является само раскрытие преступлений.
Почему вы приходите в неистовство против тех, кто раскрывает преступления?
Почему не находите слов сострадания для жертв и слов негодования для палачей?
Почему — в лучшем случае — вы готовы признать черные страницы нашей истории «государственной тайной», до которой, мол, народ наш еще не дорос? (До расправы над собой дорос, а до правды об этой расправе не дорос?)
Да потому, что боль человеческая, боль народная для вас — не боль, а «дежурная тема». Потому, что совесть для вас (со-весть) — это весть не о боли, не о судьбе народа, а весть о воле начальства сталинско-ждановской выучки.
Почему? Да потому, что вы — боитесь, боитесь и народа своего, и правды, и совести.
Потому, что свободно дышать вы можете только в атмосфере, отравленной «ждановской жидкостью» (это для вас — нормально), а в атмосфере чистой вы — задыхаетесь.
Потому, что лишь в темноте вы чувствуете себя сильными (да и в самом деле — сильны), а на свету?
Правда не может быть очернительством. Правда может быть только очищением.
Но все равно снова и снова слышу: «Но ведь были же у них и заслуги — у Сталина, у Жданова! Нельзя же так. Ведь должна же быть и тут диалектика…»
А знаете, я соглашусь с вами, если вы согласитесь с одним моим дополнением. Пусть будет по-вашему. Пусть будет, например, так: «Наряду с заслугами у Сталина и Жданова был всего один недостаток: они были палачами»…
Кстати, вам вопрос: а к Ягоде, Ежову, Берии эта формула применима? А если нет, то почему?
И еще вопрос: сколько всего людей было незаконно репрессировано? Сколько из них — уничтожено?
Давайте подсчитаем вместе, друг друга поправляя и уточняя, давайте вместе все и опубликуем? Что, не хочется? А почему?
Не хотите вы этого даже и знать, а если б знали, сделали бы все для того, чтобы — скрыть. И — скрываете уже известное. И — травите тех, кто хочет узнать.
Вам еще придется доказать, что без арестов, без истребления миллионов честных людей мы не победили бы в войне. Докажите!
Докажите, что с этими миллионами мы бы войну проиграли.
И опровергните, что с этими миллионами мы не имели бы таких потерь и не заплатили бы такую непомерную цену за победу.
Правда в том, что слово Сталин на самом деле намертво, нерасторжимо, навсегда склеилось с другими словами, как раз вот с этими — Ягода, Ежов, Берия, Вышинский, Жданов плюс гигантский корпус доносчиков и палачей помельче, то есть плюс хваты, пытавшие академиков и маршалов, плюс рюмины, избивавшие врачей, плюс те старички, помогавшие в молодости перевыполнять планы по уничтожению людей не столь именитых. Вот все это (и еще многое, многое другое, подобное) и есть ваш совокупный Сталин. И эти слова уж никому и никогда не удастся расклеить…
А самое главное: Сталин — это беспрерывное, систематическое понижение цены человеческой жизни — до нуля, понижение цены личности — до отрицательной величины: личность — вот главный враг, вот что всего подозрительнее, всего опаснее. И когда повторяют, что при Сталине «снижали цены», то, во-первых, это просто неправда, а во-вторых, надо добавить: снижали цены — на человека, на личность!..
ЖДАНОВСКАЯ ЖИДКОСТЬ
Предложена в сороковых годах этого столетия как средство для уничтожения зловония; получила свое название по фамилии изобретателя ее, инженера-технолога Н. И. Жданова. Состав ее следующий: Ferii sulfurici crudi
Aceti pyrolig. crud.
Ol. Lavandalae
В сентябре 1893 г. в бактериологической лаборатории Императорского института экспериментальной медицины эта жидкость была исследована относительно влияния ее на бациллы азиатской холеры, брюшного тифа и синего гноя, причем оказалось, что первые гибнут при действии 1% после 3 часов, 3% ? после 20" и 5% ? после 10"; вторые бациллы гибнут при действии 1% после 48 часов, 3% ? после одного часа, 5% ? после 30" и 10% ? после 16"; наконец, бациллы синего гноя гибнут при 1% после 48 часов, при 3% ? после 4 часов, 5% ? после 60" и 10% ? после 30".
Брокгауз и Ефрон. Энциклопедия Брокгауза и Ефрона. 2012
Таким в 1816 году художник Сильвестр Феодосиевич Щедрин запечатлел реку Ждановку в том месте, где она заворачивает в сторону Малой Невы. Слева видны корпуса Второго кадетского корпуса (ныне Военно-космическая академия им. Можайского).
Считается, что речка Ждановка, отделяющая Петровский остров от Петроградской стороны, была наименована так в честь купцов братьев Ждановых, основавших на ее берегах в середине XIX века химический завод. Большое заблуждение!
Дело в том, что братья Николай и Иван Ждановы появились на Петровском острове лишь в начале 1840-х годов, а речка с именем Ждановка значилась на петербургских планах еще начиная с 1790-х годов. Сами братья во время появления названия еще даже не родились.
Старший, Николай, в 1838 году окончил Технологический институт и вместе с младшим двадцатилетним братом Иваном решил заняться прибыльным в то время «химическим бизнесом», основав химико-аптекарский завод. Они купили земли на Петровском острове, построили завод, одно из зданий которого по Петровскому проспекту, 1А, сохранилось до сих пор. Никто до поры до времени не ассоциировал название речки с их фамилией. Однако в 1840-х годах Николай Жданов изобрел особый дезинфицирующий состав, и имя братьев прогремело на всю Российскую империю.
Жидкость обладала тем достоинством, что превращала зловредный воздух в здоровый, распространяя запах древесной кислоты. «Боевое крещение» этот раствор прошел во время Крымской войны в 1854 - 1855 годах. Хирург Николай Пирогов в «Севастопольских воспоминаниях и письмах», говоря об оказании помощи тяжелораненым, сообщал: «Редко кто проживал здесь сутки; большею частию через час, через два изуродованный защитник Севастополя отдавал Богу душу... Только когда можно было отворять окна и когда привезена была из Петербурга ждановская жидкость, воздух сделался сноснее и стали являться случаи если не выздоровления, то по крайней мере возможности произвести операцию...».
Упоминается жидкость и в произведениях Л. Н. Толстого и Ф. М. Достоевского. В романе «Идиот» Рогожин, убив Настасью Филипповну, поставил возле ее тела несколько склянок со «ждановской жидкостью», для того чтобы трупный запах не распространился по дому. Образ купца-убийцы был списан Достоевским с реального купца Мазурина, убившего московского ювелира...
Известность завода Ждановых привела к тому, что начиная с 1860-х годов речку Ждановку стали постепенно ассоциировать с именем братьев. Однако на самом деле гидроним Ждановка не имеет отношения к чьей-либо фамилии. Самая вероятная версия происхождения названия - от глагола «ждать». Ее еще в детстве автор этих строк слышал от старожилов Петроградской стороны.
Дело в том, что неподалеку располагались корпуса Второго кадетского корпуса и Дворянского полка, и парк на северном берегу Ждановки (впоследствии его назовут Мало-Петровским) за неимением другого места стал фактически единственным удобным местом свиданий-ожиданий. Здесь бравых молодых военных ожидали девушки-воздыхательницы и чадолюбивые матушки. Парк был столь популярным, что в 1853 - 1854 годах по указу Николая I в нем разбили аллеи, посадили цветы, деревья и кустарник.
Где будешь ждать меня?
Как и прежде - на Ждановке!
Можно предположить, что подобный диалог в XIX веке не являлся редкостью.
Версия слишком романтическая, чтобы быть правдой? Полагаю, что нет. От глагола «ждать» в русском языке в старину образовалось множество слов, и в XVIII - XIX вв., когда появилось название Ждановка, все они были в ходу. Владимир Даль приводит такие примеры: имя Ждан - долгожданный ребенок; ждательница - поджидающая женщина; жданье - ожидание... Поэтому не стоит удивляться, что и название речки произошло от столь часто употреблявшегося в старину глагола. О прочности народного топонима свидетельствует тот факт, что он вытеснил предыдущие названия реки - Никольская и Петровка.
Что же касается самого завода Ждановых, то ему был отмерен короткий срок. Изобретатель жидкости Николай Жданов умер в 1854 году. Иван Жданов продолжал владеть заводом, но изобретений без своего покойного брата уже не делал, зато отличился тем, что пригрел в стенах завода ячейку революционеров-радикалов. Да и в условиях конкуренции с зарубежными аналогами «ждановская жидкость» с начала 1870-х продавалась плохо.
В ЦГИА Санкт-Петербурга сохранились материалы, свидетельствующие, что, несмотря на отчаянную борьбу Ждановых за свою жидкость, она проиграла по всем статьям изобретенной в Европе карболовой кислоте. Опыты, проводившиеся в Обуховской больнице, продемонстрировали ее серьезное преимущество по всем медицинским параметрам и, что немаловажно, цене. Ведро раствора импортной карболовой кислоты стоило 8 копеек, а отечественной «ждановской жидкости» - 25 копеек. Закономерный итог: имение Ждановых на Петровском острове, которым к тому времени уже владели наследники, в начале 1880-х годов ушло с молотка.
