Чтобы максима твоей воли всегда. «Поступайте так, чтобы любой ваш поступок мог быть возведён во всеобщее правило»

Чтобы максима твоей воли всегда. «Поступайте так, чтобы любой ваш поступок мог быть возведён во всеобщее правило»

Поступай так, чтобы максима твоей воли могла в то же время иметь силу принципа всеобщего законодательства.

Примечание

Чистая геометрия имеет постулаты в качестве практических положений, которые не содержат в себе ничего, кроме предположения, что нечто можно сделать, если требуется, чтобы это было сделано; они единственные положения чистой геометрии, касающиеся существования. Следовательно, они практические правила, подчиненные проблематическому условию воли. Но здесь правило гласит: непременно следует поступать определенным образом. Практическое правило, следовательно, необусловленно, стало быть, представлено a priori как категорически практическое положение, которым воля безоговорочно и непосредственно (самим практическим правилом, которое здесь, следовательно, есть закон) определяется объективно. В самом деле, чистый, сам по себе практический разум здесь уже непосредственно законодательствующий. Воля мыслится как независимая от эмпирических условий, стало быть как чистая воля, как определенная одной лишь форма закона; и это определяющее основание рассматривается как высшее условие всех максим. Такое положение вещей довольно странное и не имеет себе подобного во всем остальном практическом познании. Действительно, априорная мысль о возможном всеобщем законодательстве, которая, следовательно, есть лишь проблематическая мысль, безусловно предписывается как закон, ничего не заимствуя из опыта или какой-либо внешней води. Но это в не такое предписание, согласно которому поступок должен быть совершен, благодаря чему возможен желаемый результат (ведь тоща правило было бы всегда обусловлено физически), а представляет собой правило, которое a priori определяет только волю в отношении формы ее максимы. И тогда закон; который служит только ради субъективной формы основоположения, можно по крайней мере мыслить как определяющее основание благодаря объективной форме закона вообще. Сознание такого основного закона можно назвать фактом разума, так как этого нельзя измыслить из предшествующих данных разума, например из сознания свободы (ведь это сознание нам заранее не дано); оно само по себе навязывается нам как априорное синтетическое положение, которое не основывается ни на каком - ни на чистом, ни на эмпирическом - созерцании, хотя это положение должно быть аналитическим, если предполагают свободу воли, для которой, однако, как для положительного понятия, необходимо было бы интеллектуальное созерцание, которого здесь допустить нельзя. Но для того чтобы рассматривать этот закон без ложных толкований как данный, надо заметить, что он не эмпирический закон, а единственный факт чистого разума, который провозглашается таким образом как первоначально законодательствующий разум (sic volo, sic jubeo).

Вывод

Чистый разум сам по себе есть практический разум и дает (людям) всеобщий закон, который мы называем нравственным законом.

Примечание

Вышеуказанный факт неоспорим. Для этого стоит только проанализировать суждение, которое люди имеют о законосообразности своих поступков; тогда увидят, что, к чему бы ни влекла склонность, все же их разум, неподкупный и принуждаемый самим собой, всегда при совершении поступка сравнивает максимы воли с чистой волей, т. е. с самим собой, рассматривая себя как a priori практический. А этот принцип нравственности именно в силу всеобщности законодательства, которую он делает высшим формальным основанием определения воли, независимо от всех субъективных различий ее, разум также провозглашает законом для всех разумных существ, поскольку они вообще имеют волю, т. е. способность определять свою причинность представлением о правилах, стало быть, поскольку они способны совершать поступки, исходя из основоположений, следовательно, и из практических априорных принципов (ведь только эти принципы обладают той необходимостью, какой разум требует для основоположений). Таким образом, принцип нравственности не ограничивается только людьми, а простирается на все конечные существа, наделенные разумом и волей, включая даже бесконечное существо как высшее мыслящее существо. Но в первом случае закон имеет форму императива, так как у человека как разумного существа можно, правда, предполагать чистую волю, но как существа, которое имеет потребности и на которое оказывают воздействие чувственные побуждения, нельзя предполагать святой воли, т. е. такой, которая не была бы способна к максимам, противоречащим моральному закону. Моральный закон поэтому у них есть императив, который повелевает категорически, так как закон необусловлен; отношение такой воли к этому закону есть зависимость, под названием обязательности, которая означает принуждение к поступкам, хотя принуждение одним лишь разумом и его объективным законом, и которая называется поэтому долгом, так как патологически побуждаемый (хотя этим еще и не определенный и, стало быть, всегда свободный) выбор (Willktir) заключает в себе желание, проистекающее из субъективных причин и поэтому могущее часто противиться чистому объективному основанию определения, следовательно, нуждающееся как в моральном принуждении в противодействии практического разума, которое можно назвать внутренним, но интеллектуальным принуждением. Во вседовлеющем мыслящем существе произвольный выбор с полным основанием представляется как неспособный ни к одной максиме, которая не могла бы также быть и объективным законом; и понятие святости, которое ему в силу этого присуще, ставит его хотя не выше всех практических, но выше всех практически ограничивающих законов, стало быть, выше обязательности и долга. Эта святость воли есть все же практическая идея, которая необходимо должна служить прообразом (приближаться к этому прообразу до бесконечности - это единственное, что подобает всем конечным разумным существам) и которая всегда и справедливо указывает им на чистый нравственный закон, называемый поэтому священным; уверенность в бесконечном прогрессе своих максим и в неизменности их для постоянного движения вперед, т. е. добродетель, есть самое высшее, чего может достичь конечный практический разум, который сам в свою очередь, по крайней мере как естественно приобретенная способность, никогда не может быть завершенным, так как уверенность в таком случае никогда не становится аподиктической достоверностью и как убеждение очень опасна.

В истории философии было немало попыток понять, что заставляет нас вести себя этично, почему мы должны так себя вести, а также выявить принцип, на котором основывается или мог бы основываться наш моральный выбор. Этическая теория немецкого философа Иммануила Канта - одна из самых примечательных таких попыток.

Предпосылки этической теории Канта

« Две вещи наполняют душу всегда новым и все более сильным удивлением и благоговением, чем чаще и продолжительнее мы размышляем о них, - это звездное небо надо мной и моральный закон во мне» . - Иммануил Кант

Разрабатывая свою этическую теорию, Кант исходит из двух важных предпосылок. Первая из них характерна для всей мировой философии, вплоть до XIXвека. Она состоит в том, что существует такое знание, которое является вечным, неизменным и универсальным.

Вторая предпосылка является характерной в первую очередь для средневековой религиозной философии и может показаться очень странной современному человеку. Она состоит в том, что свобода - это независимость от каких бы то ни было обстоятельств. Кант разделяет мир природы и мир разума или мир свободы, как средневековые богословы разделяют Царство земное и Царство небесное. В мире природы человек подчинён обстоятельствам и потому несвободен. Свободным он может стать только в том случае, если будет подчиняться велению разума (тогда как в Средневековье свобода состояла в подчинении воле Бога).

При этом разум занят познанием истины. Соответственно всё, что может предписывать нам разум, - это нечто вечное, неизменное и универсальное, то есть то, что должны делать все и всегда.

Три формулировки категорического императива

Исходя из этого, Кант разрабатывает этическую систему, основанную на категорическом императиве,- требовании разума неукоснительно следовать выработанным им правилам. Этот императив имеет три, следующих друг из друга и взаимодополняющих, формулировки:

1. Поступай так, чтобы максима твоей воли могла бы быть всеобщим законом.

Эта формулировка очень проста и напрямую следует из предпосылок, которыми пользуется Кант. По сути дела, он призывает нас, при совершении того или иного действия, представлять, что было бы, если бы так поступали все и всегда. Причём оценка действия в данном случае будет не столько этическая или эмоциональная: «мне нравится» или «не такая ситуация», а строго логическая. Если, в случае, когда все ведут себя таким же образом, как и мы, действие теряет свой смысл или становится невозможным, то его совершать нельзя.

Например, прежде чем солгать, представим, что все всегда будут лгать. Тогда ложь будет бессмысленной, поскольку все будут знать, что то, что им говорят - ложь. Зато при этом коммуникация будет практически невозможна.

Подобное правило не может служить ориентиром для действий всех остальных разумных существ, потому что оно уничтожает само себя - оно является логически противоречивым.

2. Поступай так, чтобы ты всегда относился к человечеству и в своем лице, и в лице всякого другого так же, как к цели, и никогда не относился бы к нему только как к средству.

Эта формулировка с гораздо меньшей очевидностью следует из указанных выше предпосылок, и при этом она является одновременно и более тривиальной, и более интересной, чем первая. Она исходит из того, что источником любой цели и ценности является разум. И именно разум является целью того законодательства, которое он разрабатывает.

Соответственно, целью законодательства является каждый носитель разума, каждое разумное существо. Если бы мы на основе первой формулировки категорического императива взяли за правило использовать других как средства для достижения целей, а не как цели сами по себе, то столкнулись бы с парадоксом, в котором никто и ничто не может служить источником никакой цели, ради которой могли бы использоваться те или иные средства.

Этот императив может показаться достаточно тривиальным, поскольку он очень похож на «золотое правило нравственности»: поступай так, как ты хочешь, чтобы поступали с тобой. Однако он интересен тем, что, во-первых, как и первый императив, базируется на логике, а не на желании или ценности, как «золотое правило». Во-вторых, если «золотое правило» предлагает посмотреть на собственные желания и поступать по отношению к другим так, как если бы они были нами, то вторая формулировка категорического императива предлагает осознать ценность чужой жизни и желаний, не подменяя их собственными.

Из «золотого правила» можно вывести, что если вы, например, мазохист, то вам следует причинять другим людям боль. Тогда в силу топорной универсальности предписаний оно больше похоже на первую формулировку категорического императива. Вторая же призывает нас подумать о благе другого человека. Она, скорее, советует подменить себя другим, тогда как «золотое правило» предлагает подменить другого собой.

3. Третий категорический императив не так явно выражен в тексте, как первые два. Он сформулирован Кантом следующим образом: «идея воли каждого разумного существа как воли, устанавливающей всеобщие законы ».

Тут неочевидным образом соединяются первая и вторая формулировки категорического императива. Первая требует установить всеобщие объективные законы. Вторая требует сделать целью этих законов субъект. Третья фактически повторяет предпосылки и предыдущие формулировки.

Смысл третьей формулировки состоит в том, что воля каждого разумного существа должна служить источником законодательства для самой себя. Только тогда она будет свободно следовать этому законодательству. При этом свободным является только поведение, диктуемое разумом. То есть любое разумное существо должно само устанавливать себе (и миру) законы и в силу своей разумности желать этих законов, поскольку они направлены на реализацию диктуемых разумом целей этих существ.

Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter .

И. Кант считал, что человек, как моральное существо, должен по­ступать таким образом, как если бы он всегда выступал в качестве законодателя во всеобщем царстве целей. Моральность, по И. Канту, вообще состоит в подчинении своих действий принципу разума. Этот императив является категорическим, а не гипотетическим, потому что не требует доказательств и говорит о чистой цели, к которой человек стремится ради нее самой.

Термин «категорическое» у Канта означает суждения, не со­держащие в себе никаких условий или альтернатив, только одно­значную связь понятий, а идею долженствования вмещает термин «императив». В обыденной речи мы говорим «категорическое», уже подразумевая долженствование. Категорический императив, выражая обязательность в отношении определенных поступков, есть морально практический закон. А поскольку обязательность содержит в себе не только практическую необходимость (такую, подобную которой выражает закон вообще), но и принуждение, то такой императив есть или дозволяющий, или запрещающий закон, после того как совершение или неисполнение представляется как долг. Поэтому-моральным законом является положение, содержащее категорический императив (веление)".

Моральный закон, по мысли Канта, заложен в душе и в совести каждого человека. И.Кант последовательно проводит мысль о том, что все моральное, не зависящее ни от практической выгоды, ни от предписаний общества, ни от воли бога, приобретает для человека характер долга. Это значит, что человек не должен размышлять о фак­торах, позволяющих или не позволяющих ему совершать нравствен­ные поступки. Если у человека в душе наличествует нравственный закон, то он сможет выдержать внешнее давление и остаться верным своим идеалам и ценностям. Если же нравственный закон в его душе замещен требованиями социальной целесообразности, идеологии или политики, то поступки человека могут быть несовместимы с требованиями долга.

Помимо категорических, И. Кант выделяет некатегорические императивы. Все некатегорические императивы являются гипоте­тическими, все они условны, поскольку требуют умений (предпи­сывают умения). Гипотетический императив имеет силу лишь при определенных условиях, он относится к действиям, когда известны цель и средства. Часто гипотетические императивы принимают форму «технических», поскольку, исходя из поставленной цели, предписыва­ют необходимость совершения необходимых для ее реализации дей­ствий. Например, если человек хочет иметь сад, он должен посадить деревья и цветы; если человек хочет сформировать положительное отношение к себе, он должен поступать в соответствии с нормами общественной морали.



Императивы И.Канта - и категорические, и гипотетические ориентируют людей на свободную деятельность и бескорыстное общение людей в обществе. По его мнению, оценка действий и дея­тельности человека, в том числе с точки зрения следования импера­тивам, возможна только в случае, если индивид располагает свободой и может совершать самостоятельно выбор поступка. В отсутствие свободы воли поступки содержательно могут быть нормативными, но о долженствовании речь идти уже не может.

В этике И.Канта широко используется также понятие максимы (от лат. maxima - вина, довод, аргумент, правило, изречение, афо­ризм) - субъективного принципа воления (свободной воли). Это правило поведения или основной принцип, которым человек руко­водствуется в своих поступках. Она содержит практическое правило, которое разум определяет сообразно с условиями субъекта (чаще всего с его неведением или же с его склонностями), и, следовательно, есть основоположение, согласно которому субъект действует. Соот­ветственно этому, максима носит более узкий, нежели императив, характер, и более субъективна.



Максима может формироваться на основе императива. В этом случае личность, усвоив содержание, содержащееся в нем, осмысли­вает его, проверяет, доказывает себе самой его состоятельность и не­обходимость соблюдения содержащегося в императиве предписания, переводит на свой индивидуальный язык, т.е. переформулирует, ис­пользуя привычные для себя слова и словосочетания. Если личность согласна с требованием, она включает его в систему собственных моральных правил. В этом случае императив становится личным моральным принципом - максимой.

Максима может присутствовать в структуре индивидуальной морали независимо от знания личностью императивов. Это, одна­ко, не означает, что максимы с точки зрения содержания и смысла отрицают императивы. Например, значительное количество людей так или иначе соглашаются с так называемым «золотым правилом нравственности»: «Поступай так, как хочешь, чтобы люди поступа­ли с тобой». В простой и доступной форме она несет в себе ту же мысль, что и один из категорических императивов Канта. Смысл этой формулировки многократно повторяется в русских пословицах: «Как аукнется, так и откликнется»; «Не рой другому яму - сам в нее попадешь» и др. Формулировки императивов И. Канта знают немно­гие, но пословицы многим знакомы и понятны. И естественно, что большинство людей будет скорее руководствоваться максимами, вы­раженными понятными и доступными словами, нежели использовать философские формулировки Канта.

Не всякая максима имеет моральную ценность. В качестве максим, т.е. личных моральных принципов, человек может использовать любые идеи, в том числе и такие, которые отвергаются большинством людей. И Кант, понимая это, предлагает руководствоваться только такими максимами, которыми может руководствоваться каждый че­ловек в отношении всех и каждого, ожидая при этом аналогичного отношения к себе.

"Поступай так, чтобы максима твоей воли могла в то же время иметь силу принципа всеобщего законодательства". Это - категорический императив И. Канта. Кем до Канта была сформулирована подобная мысль? Как она называется и каково ее содержание?

КАНТ Иммануил (17241804) родоначальник немецкой классической философии. Свои политико-правовые воззрения Кант изложил в трактатах: "Идеи всеобщей истории с космополитической точки зрения", "К вечному миру", "Метафизические начала учения о праве".

Краеугольный принцип социально-политических воззрений Канта состоит в том, что каждое лицо обладает совершенным достоинством, абсолютной ценностью. Человек - субъект нравственного сознания, в корне отличный от окружающей природы, - в своем поведении должен руководствоваться велениями нравственного закона. Закон этот априорен, не подвержен влиянию никаких внешних обстоятельств и потому безусловен. Кант называет его "категорическим императивом". Он гласит: "Поступай так, чтобы максима твоего поведения могла быть вместе с тем и принципом всеобщего законодательства". Или иными словами: поступай так, чтобы ты относился к человечеству и в своем лице, и в лице любого другого как к цели и никогда только как к средству.

Совокупность условий, ограничивающих произвол одного по отношению к другим посредством объективного общего закона свободы, Кант называет правом. Всякое право должно выступать как право принудительное. Сообщить праву столь нужное ему свойство способно лишь государство - исконный и первичный носитель принуждения. По Канту, оказывается, что государственность вызывают к жизни и ее бытие оправдывают в конце концов требования категорического императива.

Выдвижение и защита Кантом тезиса о том, что благо и назначение государства - в совершенном праве, в максимальном соответствии устройства и режима государства принципам права, дали основание считать Канта одним из родоначальников концепции правового государства.

Заимствованную у Ш.Л. Монтескье идею разделения властей в государстве Кант не стал толковать как идею равновесия властей. По его мнению, всякое государство имеет три власти: законодательную (принадлежащую только суверенной "коллективной воле народа"), исполнительную (сосредоточенную у законного правителя и подчиненную законодательной. верховной власти), судебную (назначаемую властью исполнительной). Субординация и согласие этих трех властей способны предотвратить деспотизм и гарантировать благоденствие государства. Спиркин А.Г. Философия: Учебник. - М.: Гардарика, 1998-355с.

Практические осново-
положения», содержащие в себе общее определение
нравственной воли, Кант подразделял на «максимы»
и «законы». Максима, в понимании Канта, это
«субъективный принцип воления», значимый для воли
данного единичного лица, а закон - это «объектив-
ный» - в смысле общезначимости - принцип воле-
ния, имеющий силу для воли каждого разумного су-
щества. Такой закон Кант называет «императивом»,
разъясняя, что императив есть «правило, которое
характеризуется долженствованием, выражающим
объективное принуждение к поступку...». Императивы,
в свою очередь, делятся Кантом на «гипотетические»,
исполнение которых связывается с наличием опреде-
ленных условий, и «категорические», которые обяза-
тельны при всех условиях и, значит, имеют силу неза-
висимо от каких бы то ни было условий. Кант далее
уточняет, что «существует только один категорический
императив» как высший закон нравственности.
«Категорический императив». Установка на автоно-
мию нравственной воли, требовавшая исключения из
ее мотиваций всего «гетерономного», вела к тому, что
категорический императив тоже должен был опреде-
ляться только нравственной «законосообразностью».
«Это значит: я всегда должен поступать только так,
чтобы я также мог желать превращения моей мак-
симы во всеобщий закон». В итоговом виде формули-
ровка категорического императива, видоизменявшаяся
и оттачивавшаяся, гласит: «Поступай так, чтобы мак-
сима твоей воли могла в то же время иметь силу
принципа всеобщего законодательства». Отсутствие
указания на то, какие же именно максимы способны
выступать в роли принципов всеобщего нравственного
«законодательства», Кант считал не недостатком,
а большим достоинством приведенной формулировки,
свидетельствующим, что категорический императив
является, как ему и подобает быть, «чистым» ап-
риорным законом и не включает в себя ничего «эмпи-
рического». Подобная «чистота» означала, по Канту,
что категорический императив определяет - в соответ-
ствии с требованиями априорности - лишь форму мо-
ральных поступков, но ничего не говорит об их содер-
жании. Кант был убежден, что «если разумное
79
существо должно мыслить себе свои максимы как
практические всеобщие законы, то оно может мыслить
себе их только как такие принципы, которые содержат
в себе определяющее основание воли не по материи,
а только по форме» (39. 4/1. 331, 332, 260, 238, 347,
342). Таким образом, кантовское понимание категори-
ческого императива сознательно представлено как
формалистическое. Формализм - наряду с априориз-
мом и антиэвдемонистическим ригоризмом - одна из
главных существенных черт кантовского понимания
нравственного закона.
Но последовательно провести формализм Кант все
же не смог при разработке своей этической концепции.
Определенное и притом немаловажное содержание
имеется даже в рассмотренных формулировках катего-
рического императива. Они, во-первых, включают
в себя мысль о ценностном примате общего по отно-
шению к индивидуальному, что означает отрицание
возможности этического индивидуализма и плюрализ-
ма, неизбежно ведущих к релятивизации нравственных
норм. Во-вторых, ими предполагается нравственное
равноправие людей, которые все в одинаковой мере
подчинены единому моральному закону, с точки зре-
ния которого достойны осуждения чьи бы то ни было
притязания считать себя не связанными нравственны-
ми нормами в отношениях с «нижестоящими». Эти со-
держательные импликации первых формулировок ка-
тегорического императива находили отчетливое выра-
жение в последующих его формулировках, которые
вводились Кантом в каждом из его этических сочине-
ний. Выраженная в категорическом императиве уста-
новка на «законосообразность» максим воли всегда
дополнялась в кантовской концепции «практического
разума» настаиванием на обязательности поступать
«так, чтобы ты всегда относился к человечеству и
в своем лице, и в лице всякого другого также как к це-
ли и никогда не относился бы к нему только как
к средству» (39. 4/1. 270). В этой формулировке кате-
горического императива, подчеркивавшей необходи-
мость относиться ко всем людям без различия как
к самоценным личностям, имелось свое имплицитное
содержание, которое заключалось в утверждении
принципа социального равноправия.
Названный принцип имел антифеодальную напра-
вленность и выражал интересы прежде всего немецко-
80
го бюргерства. То, что Кант придал этому выраже-
нию абстрактно-этическую форму, соответствовало,
как разъясняли К. Маркс и Ф. Энгельс, «бессилию,
придавленности и убожеству немецких бюргеров...».
Основоположники марксизма указывали, что состоя-
ние немецкой буржуазии в конце XVIII в. четко «отра-
жается в кантовской «Критике практического разума»:
в отличие от экономически властвующей английской
буржуазии и завоевывающей политическое господство
французской буржуазии «бессильные немецкие бюр-
геры дошли только до «доброй воли», «даже если она
остается совершенно безрезультатной...» (1. 3. 182).
Комплекс нравственных обязанностей. В «Метафи-
зике нравов» Кант счел необходимым подробно
и очень основательно охарактеризовать комплекс
главных нравственных обязанностей человека, что оз-
начало фактический отход от его прежнего упрощен-
ного мнения, будто «даже самый обыденный рассудок
без всякого указания может решить, какая форма мак-
симы подходит для всеобщего законодательства и ка-
кая нет» (39. 4/1. 342). Начав с перечисления обязанно-
стей «по отношению к самому себе», Кант поставил на
первое место долг человека заботиться о сохранении
своей жизни и соответственно здоровья. Самоубий-
ство и всякого рода подрыв человеком своего здо-
ровья, в том числе посредством пьянства и обжорства,
Кант относил к порокам. Далее Кант называл добро-
детели правдивости, честности, искренности, добросо-
вестности, собственного достоинства, которым проти-
вопоставлял пороки лжи и раболепия, причем здесь
снова обнаруживалась прогрессивная социальная на-
правленность кантовских этических воззрений. Из дол-
га «в отношении достоинства человеческого в нас»
следовали, по Канту, такие социально важные предпи-
сания: «Не становитесь холопом человека», «...не до-
пускайте безнаказанного попрания ваших прав други-
ми», «...коленопреклонение и угодничество перед
человеком недостойно человека во всех случаях». Важ-
нейшее значение придавал Кант наличию и функцио-
нированию у человека совести как необходимого для
нравственности «внутреннего судилища». К велениям
долга Кант относил «моральное самопознание, стре-
мящееся проникать в трудно измеряемые глубины
(бездну) сердца». Стоит отметить, что противополож-
ной «долгу человека перед самим собой» Кант считал
81
склонность к разрушению прекрасного в неживой
и живой природе, особенно ту, которая выражается
в жестоком обращении с животными. В состав долга
человека перед самим собой было включено «развитие
(cultura) своих естественных сил (духовных, душевных
и телесных)...» (39. 4/2. 375, 380, 384).
Двумя главными обязанностями людей в отноше-
нии друг друга Кант считал любовь и уважение. Эту
любовь он толковал как благоволение, порождающее
благодеяние, благотворение, не связанное с расчетом
на какие-либо выгоды для себя. Определяя благоволе-
ние как «удовольствие от счастья (благополучия) дру-
гих», Кант указывал, что «долг каждого человека -
благотворить, т. е. по мере возможности помогать
людям и содействовать их счастью, не надеясь полу-
чить за это какое-либо вознаграждение». Единствен-
ной, но необходимой «компенсацией» за благодеяние
является благодарность со стороны того, кому оно
было оказано,- это «священный долг», «нарушение
которого (как позорный пример) может в самом прин-
ципе уничтожить моральный мотив благодеяния».
Нравственным долгом Кант считал также участли-
вость, понимаемую как сострадание другим людям
в их несчастьях и как разделение их радостей. Способ-
ность и волю «делиться друг с другом своими чув-
ствами» Кант рассматривал как столь же существен-
ное проявление человеколюбия, что и благодеяние
с ответной благодарностью. Перечисленным доброде-
телям Кант противопоставлял в качестве пороков не-
доброжелательность, неблагодарность и злорадство,
общей чертой которых является человеконенавистни-
чество. Квалификация человеколюбия как главной до-
бродетели, а человеконенавистничества как основного
порока наполняло этическую концепцию Канта высо-
ким гуманистическим смыслом. Оно сильно смягчало
ригоризм первых трактовок «практического разума»
и ставило препону на пути антигуманистического ис-
толкования этого ригоризма. Пороками, противостоя-
щими долгу уважения к другим людям, Кант считал
высокомерие, злословие и издевательство. В морально
ориентированной дружбе Кант усматривал «союз двух
людей, основанный на взаимной любви и уважении»,
заявляя, что такого рода «дружба между людьми есть
их долг». Кант уточнял, что «моральная дружба...-
это полное доверие между двумя людьми в раскрытии
82
друг перед другом тайных мыслей и переживаний, на-
сколько это возможно при соблюдении взаимного ува-
жения». В кантовском понимании необходимости
дружбы нетрудно заметить сильные моменты социаль-
ной мотивированности, характерной для общества,
в котором отсутствует свобода мысли и слова. По
Канту, именно в дружбе может быть удовлетворена
человеческая потребность в стремлении поделиться -
среди прочего сокровенного - своими мыслями «о
правительстве, о религии», не опасаясь, что откровен-
ность в этих вопросах может быть использована во
зло ему. В заключение Кант указывал на «добродете-
ли обхождения»: «приятность в обществе», вежли-
вость, терпимость, мягкость, гостеприимство
(39. 4/2. 393, 396, 398, 415, 417).
Включение в «метафизику нравственности» столь
широкого комплекса добродетелей, устранявших де-
фицит содержательности в первых трактовках Кантом
морального закона, по сути дела размывало тезис
о его необходимой априорности и формальности. Это-
му способствовало и то, что Кант приходил к уясне-
нию того, что во многих конкретных ситуациях выбор
линии поведения, являющейся нравственной, отнюдь
не так легок, как это казалось вначале, и порой оказы-
вается даже весьма сложным. В отношении чуть ли не
каждой нравственной обязанности Кант ставил «ка-
зуистические вопросы», остающиеся большей частью
у него без ответов и заставляющие читателя самостоя-
тельно искать моральную истину.
Этический априоризм подрывался также тем, что
Кант в возрастающей степени уяснял необходимость
культивирования человеком своего «практического
разума» во имя достижения нравственного совершен-
ства. Считая невозможным ограничиться той «доброй
волей», которую люди находят в себе как некую дан-
ность, Кант ставил перед каждым человеком задачу
«поднять культуру своей воли до самого чистого до-
бродетельного образа мыслей, когда закон становится
также мотивом его сообразных с долгом поступ-
ков...». По Канту, «добродетель должна быть при-
обретена (она не прирождена)», в силу чего «доброде-
тели можно и должно учить», начиная это дело
с наставления ребенка в «моральном катехизисе»
(39. 4/2. 321, 421, 423). Утверждения Канта, что
взгляд на формирование добродетелей нравственным
83
воспитанием согласуется, с тезисом об априорности
морального закона, бездоказательны и остаются не-
обоснованными заверениями.
В ходе развертывания Кантом своей этической кон-
цепции подвергся размыванию и свойственный ей вна-
чале строгий антиэвдемонизм, заключавшийся в прин-
ципиальном отрицании правомерности обоснования
морали стремлением к счастью. В «Метафизике нрав-
ственности» Кант указывал, что лишь «собственное
счастье» нельзя рассматривать как нравственный долг
(притом за исключением необходимой заботы о само-
сохранении), а «чужое счастье» - в смысле способство-
вания ему - как раз является таким долгом для ка-
ждой личности. Двоякий долг и двоякая нравственная
цель человека - это «собственное совершенство и чу-
жое счастье». Данная формула осуждала эгоцентриче-
ский эвдемонизм, но обосновывала в качестве нрав-
ственной ценности человеческие усилия, направленные
на то, чтобы способствовать счастью всех людей. На-
полнение кантовской этики эвдемонистическими уста-
новками было неразрывно связано с тем, что всё боль-
шую четкость и осознанность приобретала ее гумани-
стическая ориентация, что выразилось в следующей
завершающей формулировке категорического импе-
ратива: «Человек есть цель как для самого себя, так
и для других». По Канту, именно так следует пони-
мать «высший принцип учения о добродетели», глася-
щий теперь: «Поступай согласно такой максиме целей,
иметь которую может быть для каждого всеобщим за-
коном» (39. 4/2. 319, 330).
Все рассмотренные уточнения, дополнения и кор-
рективы, вносившиеся Кантом в этическую концеп-
цию, выявляли ее принципиальное родство с учениями
о нравственности английских и французских просвети-
телей XVIII в. и выражали общую для них прогрессив-
ную социальную направленность. В этих условиях со-
храняющийся тезис об априорности морального зако-
на, обусловленный потребностями «критической фило-
софии» как системы, оказывался в своем рациональ-
ном аспекте неадекватной формой обоснования пред-
ставления о незыблемой ценности моральных норм
и недопустимости пренебрежения ими ради эгоистиче-
ских интересов (из страха подвергнуться всевоз-
можным невзгодам - от потери житейского благопо-
лучия до физических мучений, грозящих подрывом
84
здоровья и смертью). В этих невзгодах Кант видел
самое «большое искушение нарушить свой долг»
(39. 4/2. 322) и средствами априоризма стремился
устранить данное искушение. Свободу «доброй воли»
Кант рассматривал как необходимое опосредствующее
звено, делающее возможным совершение поступков
в соответствии с моральным законом, преодолевая
сильнейшее противонравственное давление эмпириче-
ских условий, в которых живет человек.