Сегодня, и в следующий раз, самая трудная, самая спорная, самая шокирующая часть моего проекта. Речь пойдет о том, о чем раньше не принято было говорить, о том, что не пропускала цензура, и из-за чего книга Светланы Алексиевич "У войны не женское лицо" издавалась с купюрами. Но разве может быть война с купюрами, наше знание о ней с купюрами?
Кто-то из Вас, возможно, скажет, что не следует вытаскивать на поверхность буквально все, что было на войне, что, дескать, "на войне - как на войне", бывало всякое, и этим "всяким" теперь не следует тыкать в лицо, говоря: "Ведь было же такое! Было!"
Я не тычу. Я понимаю, что трудно, а может и невозможно, принять войну до конца такой, какой она была на самом деле, а не такой, какой мы знаем ее по любимым кинофильмам, книгам, рассказам наших стариков. Многие из них, кстати, как и мой дед, не любили рассказывать о войне, видимо, берегли нас от того, что могло бы ранить, больно травмировать.
Внутренне я спокоен. Я уже давно принял для себя, как аксиому, что всю правду о войне старики унесут с собой в могилу, а нам останется только то, к чему мы привыкли еще с детства. Но я так не хочу! Наверно, это из-за того, что давно уже не ребенок, и морально готов слушать эти рассказы. Живу и жалею, что дед мой, так мало рассказывал мне о войне, а теперь и не спросишь его уже...
Два желания борются во мне: получить это запретное знание о войне, правду их, стариковскими глазами, и желание не открывать этот ящик Пандоры. Первое желание победило, и получив частичку этого знания я понял, что оно никак меня не изменило, я остался таким, каким и был. И мое отношение к советскому солдату, к женщине на войне, к великой Победе тоже не изменилось. Хотя нет, я понял, во-первых, на войне нельзя оставаться таким, каким ты был до нее, а, во-вторых, мы и сотой доли не понимаем того, как же там было трудно: трудно выжить, трудно победить, трудно не озвереть от крови, грязи, вшей, постоянной смерти. А они, наши старики, прошли через это все...
Если вы не готовы к такому, лучше не читайте это...
«Все может стать литературой...
Больше всего меня заинтересовал в моих архивах блокнот, где я записывала те эпизоды, которые вычеркнула цензура. А также - мои разговоры с цензором. Там же я нашла страницы, которые выбросила сама. Моя самоцензура, мой собственный запрет. И мое объяснение - почему я это выбросила? Многое из того и другого уже восстановлено в книге, но эти несколько страниц хочу дать отдельно - это уже тоже документ. Мой путь...
Светлана Алексиевич
Из того, что, что выбросила цензура
Я ночью сейчас проснусь... Как будто кто-то ну... плачет рядом... Я - на войне...
Мы отступаем... За Смоленском какая-то женщина выносит мне свое платье, я успеваю переодеться. Иду одна... Одна среди мужчин... То я была в брюках, а то иду в летнем платье. У меня вдруг начались эти дела... Женские... Раньше начались, наверное, от волнений. От переживаний, от обиды. Где ты тут что найдешь? Под кустами, в канавах, в лесу на пнях спали. Столько нас было, что места в лесу всем не хватало. Шли мы растерянные, обманутые, никому уже не верящие... Где наша авиация, где наши танки? То, что летает, ползает, гремит - все немецкое.
Такая я попала в плен... В последний день перед пленом перебило еще обе ноги... Лежала и под себя мочилась... Не знаю, какими силами уползла ночью. Уползла к партизанам...
Мне жалко тех, кто эту книгу прочитает, и кто ее не прочитает...»
…………………………………….
«У меня было ночное дежурство... Зашла в палату тяжелораненых. Лежит капитан... Врачи предупредили меня перед дежурством, что ночью он умрет... Не дотянет до утра... Спрашиваю его: «Ну, как? Чем тебе помочь?» Никогда не забуду... Он вдруг улыбнулся, такая светлая улыбка на измученном лице: «Расстегни халат... Покажи мне свою грудь... Я давно не видел жену...» Мне стало стыдно, я что-то там ему отвечала. Ушла и вернулась через час.
Он лежит мертвый. И та улыбка у него на лице...»
…………………………………….
«Под Керчью... Ночью под обстрелом шли мы на барже. Загорелась носовая часть... И от огня... Огонь полез по палубе... Взорвались боеприпасы... Мощный взрыв! Взрыв такой силы, что баржа накренилась на правый бок и начала тонуть. А берег уже недалеко, мы понимаем, что берег где-то рядом, и солдаты кинулись в воду. С берега застучали минометы... Крики, стоны, мат... Я хорошо плавала, я хотела хотя бы одного спасти... Хотя бы одного раненого... Это же вода, а не земля - человек погибнет сразу. Вода... Слышу - кто-то рядом то вынырнет наверх, то опять под воду уйдет. Наверх - под воду. Я улучила момент, схватила его... Что-то холодное, скользкое...
Я решила, что это раненый, а одежду с него сорвало взрывом. Потому, что я сама голая... В белье осталась... Темнотища. Глаз выколи. Вокруг: «Э-эх! Ай-я-я!» И мат... Добралась я с ним как-то до берега... В небе как раз в этот миг вспыхнула ракета, и я увидела, что притянула на себе большую раненую рыбу. Рыба большая, с человеческий рост. Белуга... Она умирает... Я упала возле нее и заломила такой трехэтажный мат. Заплакала от обиды... И от того, что все страдают... »
…………………………………….
«Выходили из окружения... Куда ни кинемся - везде немцы. Решаем: утром будем прорываться с боем. Все равно погибнем, так лучше погибнем достойно. В бою. У нас было три девушки. Они приходили ночью к каждому, кто мог... Не все, конечно, были способны. Нервы, сами понимаете. Такое дело... Каждый готовился умереть...
Вырвались утром единицы... Мало... Ну, человек семь, а было пятьдесят. Посекли немцы пулеметами... Я вспоминаю тех девчонок с благодарностью. Ни одной утром не нашел среди живых ... Никогда не встретил...»
Из разговора с цензором:
- Кто пойдет после таких книг воевать? Вы унижаете женщину примитивным натурализмом. Женщину-героиню. Развенчиваете. Делаете ее обыкновенной женщиной. Самкой. А они у нас - святые.
- Наш героизм стерильный, он не хочет считаться ни с физиологией, ни с биологией. Ему не веришь. А испытывался не только дух, но и тело. Материальная оболочка.
- Откуда у вас эти мысли? Чужие мысли. Не советские. Вы смеетесь над теми, кто в братских могилах. Ремарка начитались... У нас ремаркизм не пройдет. Советская женщина - не животное...
…………………………………….
«Кто-то нас выдал... Немцы узнали, где стоянка партизанского отряда. Оцепили лес и подходы к нему со всех сторон. Прятались мы в диких чащах, нас спасали болота, куда каратели не заходили. Трясина. И технику, и людей она затягивала намертво. По несколько дней, неделями мы стояли по горло в воде. С нами была радистка, она недавно родила. Ребенок голодный... Просит грудь... Но мама сама голодная, молока нет, и ребенок плачет. Каратели рядом... С собаками... Собаки услышат, все погибнем. Вся группа - человек тридцать... Вам понятно?
Принимаем решение...
Никто не решается передать приказ командира, но мать сама догадывается. Опускает сверток с ребенком в воду и долго там держит... Ребенок больше не кричит... Ни звука... А мы не можем поднять глаза. Ни на мать, ни друг на друга... »
…………………………………….
«Когда мы брали пленных, приводили в отряд... Их не расстреливали, слишком легкая смерть для них, мы закалывали их, как свиней, шомполами, резали по кусочкам . Я ходила на это смотреть... Ждала! Долго ждала того момента, когда от боли у них начнут лопаться глаза... Зрачки...
Что вы об этом знаете?! Они мою маму с сестричками сожгли на костре посреди деревни... »
…………………………………….
«Я не запомнила в войну ни кошек, ни собак, помню крыс. Большие... С желто-синими глазами... Их было видимо-невидимо. Когда я поправилась после ранения, из госпиталя меня направили назад в мою часть. Часть стояла в окопах под Сталинградом. Командир приказал: «Отведите ее в девичью землянку». Я вошла в землянку и первым делом удивилась, что там нет никаких вещей. Пустые постели из хвойных веток, и все. Меня не предупредили... Я оставила в землянке свой рюкзак и вышла, когда вернулась через полчаса, рюкзак свой не нашла. Никаких следов вещей, ни расчески, ни карандаша. Оказалось, что все мигом сожрали крысы ...
А утром мне показали обгрызенные руки у тяжелораненых...
Ни в каком самом страшном фильме я не видела, как крысы уходят перед артобстрелом из города. Это не в Сталинграде... Уже было под Вязьмой... Утром по городу шли стада крыс, они уходили в поля. Они чуяли смерть. Их были тысячи... Черные, серые... Люди в ужасе смотрели на это зловещее зрелище и жались к домам. И ровно в то время, когда они скрылись с наших глаз, начался обстрел. Налетели самолеты. Вместо домов и подвалов остался каменный песок... »
…………………………………….
«Под Сталинградом было столько убитых, что лошади их уже не боялись. Обычно боятся. Лошадь никогда не наступит на мертвого человека. Своих убитых мы собрали, а немцы валялись всюду. Замерзшие... Ледяные... Я - шофер, возила ящики с артиллерийскими снарядами, я слышала, как под колесами трещали их черепа... Кости... И я была счастлива... »
Из разговора с цензором:
- Да, нам тяжело далась Победа, но вы должны искать героические примеры. Их сотни. А вы показываете грязь войны. Нижнее белье. У вас наша Победа страшная... Чего вы добиваетесь?
Правды.
- А вы думаете, что правда - это то, что в жизни. То, что на улице. Под ногами. Для вас она такая низкая. Земная. Нет, правда - это то, о чем мы мечтаем. Какими мы хотим быть!»
(Продолжение следует...)
С.Алексиевич - художественно-документальный цикл «У войны не женское лицо…».
«Когда впервые в истории женщины появились в армии?
Уже в IV веке до нашей эры в Афинах и Спарте в греческих войсках воевали женщины. Позже они участвовали в походах Александра Македонского. Русский историк Николай Карамзин писал о наших предках: «Славянки ходили иногда на войну с отцами и супругами, не боясь смерти: так, при осаде Константинополя в 626 году греки нашли между убитыми славянами многие женские трупы. Мать, воспитывая детей, готовила их быть воинами».
А в новое время?
Впервые - в Англии в 1560-1650 годы стал и формировать госпитали, в которых служили женщины-солдаты.
Что произошло в XX веке?
Начало века… В Первую мировую войну в Англии женщин уже брали в Королевские военно-воздушные силы, был сформирован Королевский вспомогательный корпус и женский легион автотранспорта - в количестве 100 тысяч человек.
В России, Германии, Франции многие женщины тоже стали служить в военных госпиталях и санитарных поездах.
А во время Второй мировой войны мир стал свидетелем женского феномена. Женщины служили во всех родах войск уже во многих странах мира: в английской армии - 225 тысяч, в американской - 450-500 тысяч, в германской - 500 тысяч…
В Советской армии воевало около миллиона женщин. Они овладели всеми военными специальностями, в том числе и самыми «мужскими». Даже возникла языковая проблема: у слов «танкист», «пехотинец», «автоматчик» до того времени не существовало женского рода, потому что эту работу еще никогда не делала женщина. Женские слова родились там, на войне…
Из разговора с историком».
«Все, что мы знаем о женщине, лучше всего вмещается в слово «милосердие». Есть и другие слова - сестра, жена, друг и самое высокое - мать. Но разве не присутствует в их содержании и милосердие как суть, как назначение, как конечный смысл? Женщина дает жизнь, женщина оберегает жизнь, женщина и жизнь - синонимы.
На самой страшной войне XX века женщине пришлось стать солдатом. Она не только спасала, перевязывала раненых, но и стреляла из «снайперки», бомбила, подрывала мосты, ходила в разведку, брала языка. Женщина убивала. Она убивала врага, обрушившегося с невиданной жестокостью на ее землю, на ее дом, на ее детей. «Не женская это доля - убивать», — скажет одна из героинь этой книги, вместив сюда весь ужас и всю жестокую необходимость случившегося.
Другая распишется на стенах поверженного рейхстага: «Я, Софья Кунцевич, пришла в Берлин, чтобы убить войну». То была величайшая жертва, принесенная ими на алтарь Победы. И бессмертный подвиг, всю глубину которого мы с годами мирной жизни постигаем», - так начинается книга С. Алексиевич.
В ней она рассказывает о женщинах, прошедших Великую Отечественную войну, служивших радистками, снайперами, поварами, санинструкторами, медсестрами, врачами. У всех у них были разные характеры, судьбы, своя жизненная история. Объединяло всех, пожалуй, одно: общий порыв к спасению Родины, желание честно выполнить свой долг. Обыкновенные девушки, порой совсем юные, не задумываясь, шли на фронт. Вот как началась война для медсестры Лилии Михайловны Будко: «Первый день войны… Мы на танцах вечером. Нам по шестнадцать лет. Мы ходили компанией, проводим вместе одного, потом другого… И вот уже через два дня этих ребят, курсантов танкового училища, которые нас провожали с танцев, привозили калеками, в бинтах. Это был ужас… И я сказала маме, что пойду на фронт».
Пройдя шестимесячные, а иногда и трехмесячные курсы, они, вчерашние школьницы, становились медсестрами, радистками, саперами, снайперами. Однако воевать они еще не умели. И о войне у них были зачастую свои, книжные, романтические представления. Поэтому трудно им было на фронте, особенно в первые дни и месяцы. «Я до сих пор помню своего первого раненого. Лицо помню… У него был открытый перелом средней трети бедра. Представляете, торчит кость, осколочное ранение, все вывернуто. Я знала теоретически, что делать, но когда я… это увидела, мне стало плохо», - вспоминает Софья Константиновна Дубнякова, санинструктор, старший сержант.
Очень трудно им было привыкнуть к смерти, к тому, что приходится убивать. Вот отрывок из рассказа Клавдии Григорьевны Крохиной, старшего сержанта, снайпера. «Мы залегли, и я наблюдаю. И вотя вижу: один немец приподнялся. Я щелкнула, и он упал. И вот, знаете, меня всю затрясло, меня колотило всю».
А вот рассказ девушки-пулеметчицы. «Я была пулеметчицей. Я столько убила… После войны боялась долго рожать. Родила, когда успокоилась. Через семь лет…»
Ольга Яковлевна Омельченко была санинструктором стрелковой роты. Поначалу она работала в госпитале, стала регулярно сдавать свою кровь для раненых. Потом познакомилась там с молодым офицером, которому тоже перелили ее кровь. Но он, к сожалению, вскоре погиб. Тогда она пошла на фронт, участвовала в рукопашном бою, видела раненых с выколотыми глазами, с вспоротыми животами. Ольга Яковлевна до сих пор не может забыть эти страшные картины.
Война требовала от девушек не только смелости, умения, сноровки - она требовала жертвенности, готовности к подвигу. Так, Фекла Федоровна Струй в годы войны была в партизанах. В одном из боев она обморозила обе ноги - пришлось их ампутировать, она перенесла несколько операций. Потом вернулась к себе на Родину, выучилась ходить на протезах. Чтобы пронести бинты и медикаменты в лес, к раненым, подпольщице Марии Савицкой нужно было пройти через полицейские посты. Тогда она натирала своего трехмесячного младенца солью - ребенок судорожно плакал, она объясняла это тифом, и ее пропускали. Чудовищна по своей безысходной жестокости картина убийства матерью своего грудного младенца. Матери-радистке пришлось утопить своего плачущего ребенка, потому что из-за него подвергался смертельной опасности весь отряд.
А что с ними стало после войны? Как отнеслась страна и окружающие люди к своим героиням, вчерашним фронтовичкам? Зачастую окружающие встречали их сплетнями, несправедливыми упреками. «Я до Берлина с армией дошла. Вернулась в свою деревню с двумя орденами Славы и медалями.
Пожила три дня, а на четвертый мама поднимает меня с постели и говорит: «Доченька, я тебе собрала узелок. Уходи… Уходи… У тебя еще две младших сестры растут. Кто их замуж возьмет? Все знают, что ты четыре года была на фронте, с мужчинами…», - рассказывает одна из героинь Алексиевич.
Женщины издавна помогали мужчинам на войне – кашеварили, обстирывали, сглаживали суровый солдатский быт. Первые женщины появились в армии еще на заре христианского тысячелетия.
В поход с отцами, братьями и мужьями отправлялись и жительницы Древней Руси, но это были скорее исключения, нежели правила, в основном женщин в армию не брали. Все изменилось после начала Великой отечественной войны, когда молодые и жизнерадостные советские женщины были вынуждены уйти на фронт не просто в качестве поварих и прачек, а держа в руках автомат, саблю, управляя стрелковым орудием, самолетом и даже конем.
Особого выбора в те годы не было, можно было либо уйти на фронт либо ждать пока немцы придут в родное село, город, надругаются и убьют, либо уведут в Германию, потому все, кто мог шли воевать с фашистами, отстаивая свое право жить на родной земле.
Сурова был доля советских женщин на войне, первые женские батальоны были созданы уже в первые военные месяцы, в них записывались дочери и жены офицеров, девушки, имевшие представление о том, как и когда стрелять, умевшие вести разведку и собирать данные.
Несколько позже советская армия пополнилась бывшими учительницами, докторами и женщинами иных вовсе не военных профессий, их наскоро обучали, давали в руки оружие и отправляли в бой. В советской армии воевало более миллиона женщин. Именно о них эта книга, составленная из писем и воспоминаний тех, кто прошел через ад, но все же сумел выжить и вернуться домой.
Женщинам на войне было много сложнее нежели мужчинам, для них – рожденных, чтобы дать новую жизнь, война была жестоким испытанием, там эту жизнь нужно было уничтожать, убивать тех, кого ждали дома дети и жены, матери и сестры, убивать врагов. Война стала для женщин тяжелой работой, которую нужно было выполнить через не могу и не хочу.
Война стала буднями, молодым девушкам несмотря на суровую реальность все еще хотелось влюбляться, гулять под луной и надевать, пусть и крайне редко, красивые праздничные платья. И они это делали, влюблялись под градом вражеских пуль, ходили на танцы в преддверии решающих наступлений, рожали детей, хоть и знали, что завтра могут умереть.
Многие, вернувшиеся с войны женщины отказывались рассказывать всю правду о том, что творилось на фронте, отказывались, так как знали, что в убийстве, голоде, холоде и постоянных вшах, тифе, крови, ранениях, нет ничего героического. Об этом лучше молчать, такие воспоминания не смогут вселить в сердца молодого поколения стремление к подвигу.
В книге действительно много по настоящему жуткого. Так, в одной из глав имеется рассказ, повествующий о женском партизанском отряде, оказавшемся в окружении у немцев. В это время в отряде имелась мать и новорожденный ребенок, который из-за нехватки пищи все время плакал. Плач мог привлечь карателей и тогда погибли бы все. Матери пришлось утопить свое дитя, и спасти тем самым десятки жизней.
Немцы на войне более всего боялись русских женщин с оружием, так как после таких случаев, те не брали в плен и не допрашивали, а забивали голыми руками, кололи штыками и резали как свиней, беспощадно и жестоко.
Не менее сурова была реальность и тех женщин, что остались в тылу, либо оказались на оккупированных немцами землях, молодым девушкам приходилось прятаться, а женщины были вынуждены терпеть насмешки и издевательства полицаев. Приходилось терпеть не только своих, но и чужих, голодные и обозленные партизаны иногда забирали последнее, что было в доме, уводили скот, закалывали с таким трудом сбереженную свинку, крали уток и курей.
Женщины воевали наравне с мужчинами, но отношение к ним было иное, пренебрежительное и даже снисходительное, приходилось доказывать свое умение воевать кровью. С войны многие возвращались совершено седыми, несмотря на то, что было многим не более 20-25 лет.
Послевоенные годы были также не менее суровыми, женщин, которые наравне сражались с мужчинами опасались в деревнях, деревенские распускали различные нелепые слухи о таких возвращенках, житья в родном дому не было. Никто не верил, что находясь рядом с мужчинами, они блюли свою женскую честь и достоинство, так и остались многие героини незамужними и одинокими, война лишила их и этого – простого женского счастья – стать женой и матерью.
Многих война лишила всего – дочерей, сыновей, мужей, чаще всего именно такие женщины, отчаявшись, бежали на фронт, и именно они крушили врага всего яростней и неумолимей. В войне принимали участие и еще совсем молодые девочки, они уходили в партизанские отряды, становились шпионками, поварихами, дозорными. Не в силах держать в руках оружие, они находили способ отомстить за смерть своих близких и родных. Война в один миг заставила их повзрослеть, лишила семьи, детства и юности.
(2 votes, average: 5.00 out of 5)
Еще накануне войны, в погожий июньский день, миллионы людей жили по мирному календарю. На рассвете 22 июня 1941 года для всего советского народа, в один и тот же час, в одну и ту же минуту кончилась целая эпоха и ворвалась со страшной, ошеломляющей внезапностью новая.
Писатели, историки, журналисты, полководцы и воины-ветераны - кто только не брался за перо, чтобы воскресить перед нами тот момент неожиданного сдвига в жизни целой страны, последствия которого сказались и сказываются на целой цепи последующих поколений! Их книги о войне имеют огромную историческую и духовную ценность, как живые свидетельства всего того многоликого и неохватного, из чего складывались годы невиданного противоборства двух миров.
Женщина на войне - вот что связывает произведения Б. Васильева и С. Алексиевич. В одном из интервью журналисту газеты > на вопрос: > Светлана Алексиевич ответила: >. У войны не женское лицо. Но отныне, после книг Б. Васильева и С. Алексиевич, лик минувшей войны, Отечественной, несет в себе большую правду о цене, заплаченной нашим народом за победу - жизнями, кровью, муками солдатских своих дочерей, сестер, матерей.
Повесть > - это пронзительная и трагическая история войны, произошедшая вдалеке от фронта и проявившая лучшие человеческие и гражданские качества в девушках, ставших защитницами Отечества. Пять девушек-зенитчиц во главе со старшиной Васковым в мае 1942 года на далеком разъезде противостоят отряду отборных немецких диверсантов-десантников. Хрупкие девушки вступают в смертельную схватку с крепкими, обученными убивать мужчинами. Книга Алексиевич > - это не роман и не повесть, эта книга документальная. Она составлена из записей, рассказов сотен женщин-фронтовичек: медиков, связисток, саперов, летчиц, снайперов, стрелков, зенитчиц, десантниц, матросов, регулировщиц, шоферов, рядовых полевых банно-прачичных отрядов, поваров, собраны свидетельства партизанок и подпольщиц. >, - писал маршал Советского Союза А. И. Еременко. Были среди девушек и комсорги танкового батальона, и механики-водители тяжелых танков, а в пехоте - командиры пулеметной роты, автоматчики, хотя в нашем языке у слов >, >, > нет женского рода, потому что эту работу еще никогда не делала женщина.
На самой страшной войне XX века женщине пришлось стать солдатом. Она не только спасала, перевязывала раненых, а и стреляла из >, бомбила, подрывала мосты, ходила в разведку, брала >. Женщина убивала. Она убивала врага, обрушившегося с невиданной жестокостью на ее землю, на ее дом, на ее детей. Но ничто не забыто, разве может человек такое забыть. Мы, не пережившие этого, или сегодняшние молодые, - имеем ли мы право не стараться узнать обо всем, что вынесли, пережили, перестрадали, сделали ради нас они, женщины!? История не умирает. Она - часть нас самих, наш подвиг, наше вчера. Ширились поиски, воскрешались имена живых и погибших. Тема Великой Отечественной войны - необычная тема. Необычная, потому что написано о войне так много, что не хватит целой книги, если вспоминать только названия произведений. Дата 9 Мая наполняет сердца гордостью за подвиг многонационального советского народа, выигравшего битву с фашизмом, и печалью: миллионы сыновей и дочерей Отечества навсегда остались лежать в своей и в чужой земле. Необычная, потому что никогда не перестанет волновать людей, бередя старые раны и душу болью сердца. Необычная, потому что память и история в ней слились воедино.
Сколько девушек, столько судеб: все разные. Но в одном они все же схожи: все судьбы сломала, изуродовала война. Получив приказ не пропустить немцев к железной дороге, девушки ценой собственных жизней выполнили его. 5 девушек и старшина - вот главные герои повести > Они все такие разные, но такие похожие.
Рита Осянина, волевая и нежная, богатая душевной красотой. Она - самая мужественная, бесстрашная, волевая, она - мать! Вышла замуж за > в неполные восемнадцать лет. Своего сына Алика она отправила к родителям. Ее муж геройски погиб на второй день войны.
Женька Комелькова - веселая, смешливая, красивая, озорная до авантюризма, отчаянная и уставшая от войны, от боли и любви. Первая красавица разъезда, выросла в хорошей семье. Она любила развлекаться, и в один прекрасный день влюбилась в полковника Лужина. Он-то и подобрал ее на фронте. У него была семья, а Женьку за связь с ним отправили на этот разъезд.
Соня Гурвич - воплощение ученицы-отличницы и поэтическая натура - "прекрасная незнакомка", вышедшая из томика стихов А. Блока. Она сирота, ее родители, скорее всего, погибли в Минске. Она в это время училась в Москве, готовилась к сессии. В отряде она была переводчицей.
Галя Четвертак на войну просилась, потому что мечтала о подвиге. Реальный же мир требовал не героических порывов, а неукоснительного исполнения военного устава. И она растерялась, не смогла преодолеть страх.
Лиза Бричкина - >
Галя, так и не повзрослевшая, смешная и по-детски неуклюжая детдомовская девчонка. Записки, побег из детского дома и тоже мечты. стать новой Любовью Орловой. Никто из них не успел осуществить свои мечты, просто не успели они прожить собственную жизнь.
Смерть была у всех разная, как разными были и их судьбы: у Риты - усилие воли и выстрел в висок, у Жени - отчаянная и немного безрассудная (могла бы спрятаться и остаться жить, но не спряталась); у Сони - удар кинжала в сердце; у Гали - такая же болезненная и беспомощная, как она сама, у Лизы - "Ах, Лиза-Лизавета, не успела, не смогла одолеть трясину войны". И остается старшина Васков, о котором я еще не упомянула, один. Один среди беды, муки, один со смертью, один с тремя пленными. Один ли? Впятеро у него теперь сил. И что было в нем лучшего, человеческого, но спрятанного в душе, все раскрылось вдруг, и что пережил, перечувствовал он за себя и за них, за его девчонок, его >. Все пять девушек погибли, но каждая них несет в себе какое-то жизненное начало, а все они вместе олицетворяют женское начало жизни.
Мы привыкли к тому, что на войне нет места сентиментальности и нежности, а слово "герой" в нашем понимании - это обязательно боец, солдат, словом, мужчина. У всех на слуху имена: Жуков, Рокоссовский, Панфилов и многие другие, но мало кому известны имена тех девчонок, которые прямо с выпускного бала попали на войну, без которых, быть может, и не было бы победы.
Мало кому известно, что медсестры, под свист пуль вытаскивали с поля боя раненых бойцов. Если для мужчины защита Отечества - это долг, священная обязанность, то женщины шли на фронт добровольно. Их не брали из-за юного возраста, но они все равно шли. Шли и осваивали профессии, которые до того считались только мужскими: летчик, танкист, зенитчик. Шли и убивали врагов не хуже мужчин. Им было трудно, но они все равно шли. Так уж случилось, что наша память о войне и все наши представления о войне - мужские. Это и понятно: воевали то в основном мужчины, хотя и о женщинах, участницах Великой Отечественной войны, написаны сотни книг, существует немалая мемуарная литература, и она убеждает, что мы имеем дело с историческим феноменом. Никогда еще на протяжении всей истории человечества столько женщин не участвовало в войне. Великая Отечественная явила миру пример массового участия советских женщин в защите своей Родины.
Женская память охватывает тот материк человеческих чувств на войне, который обычно ускользает от мужского внимания. Если мужчину война захватывала как действие, то женщина чувствовала и переносила ее иначе в силу своей психологии: бомбежка, смерть, страдание - для нее еще не вся война. Женщина сильнее ощущала, опять-таки в силу своих психологических и физиологических особенностей, перезагрузки войны - физические и моральные, она труднее переносила > войны. И то, что она запомнила, вынесла из смертельного ада, сегодня стало уникальным духовным опытом, опытом беспредельных человеческих возможностей, которые мы не вправе предать забвению.
Не знаменитые снайперы, не прославленные летчицы или партизаны, а обыкновенные девушки - герои книги С. Алексиевич. >, - сказала Александра Иосифовна Мишутина, сержант, санинструктор. В словах простой женщины, которая всю войну прошла, потом вышла замуж, родила троих детей и заключена главная идея книги. Собранные вместе, рассказы женщин рисуют облик войны, у которой совсем не женское лицо. Они звучат как свидетельства-обвинения фашизму вчерашнему, фашизму сегодняшнему, и фашизму будущему. Фашизм обвиняют матери, сестры, жены. Фашизм обвиняет женщина. Мириться с тем, что по твоей земле ходит фашист никто не хотел.
Из воспоминаний Веры Иосифовны Одинец: > Она такой вдавила след
И стольких наземь положила,
Что двадцать лет и тридцать лет
Живым не верится, что живы.
К. Симонов
Софья Константиновна Дубнякова во время войны была санинструктором, а вы знаете, что это такое, санинструктор танковой роты? Танки рванулись в атаку, а она, восемнадцатилетняя девочка, должна быть рядом, когда понадобится ее помощь. В машине место для санинструктора не предусмотрено: дай бог втиснуть всех стреляющих да ведущих танк. Вцепившись в железные скобы, распласталась поверх брони вчерашняя школьница, и одна в ней мысль - не о секущих осколках, пулях- о том, чтобы не затянуло ноги в гусеницы. И надо смотреть и не пропустить момент, если загорелся чей-то танк: добежать, доползти, взобраться и помочь раненным, обожженным танкистам выбраться наверх до того, как взорвутся боеприпасы. > - > А вот, что запомнила медсестра Мария Селиверстовна Божок: >.
Я ушла из детства в грязную теплушку,
В эшелон пехоты, в санитарный взвод.
Дальние разрывы слушал и не слушал
Ко всему привыкший сорок первый год.
Я пришла из школы в блиндажи сырые,
От Прекрасной дамы в > и >.
Потому что имя ближе, чем Россия
Не могла сыскать.
Ю. Друнина
Женщина и война - понятия несовместимые хотя бы потому, что женщина дает жизнь, тогда как любая война - это прежде всего убийство. Любому человеку было трудно лишить жизни себе подобного, а каково же было женщине, в которой, как считает Б. Васильев, самой природой ненависть к убийству заложена? В своей повести писатель очень хорошо показал, что это такое было для девушки - впервые убить, пусть даже врага. Рита Осянина ненавидела фашистов тихо и беспощадно. Но одно дело - желать кому-то смерти, и совсем другое - самому убить. > Чтобы спокойно убивать, нужно было привыкнуть, душой зачерстветь. Это тоже подвиг и одновременно огромная жертва наших женщин, которым ради жизни на земле пришлось переступить через себя, пойти против своей природы. К концу повести гибнут все главные героини, и с гибелью каждой обрывается маленькая ниточка с >. От главы к главе нарастает горечь от невозвратимости потерь. Своеобразным реквиемом звучат в последней главе слова старшины: >. Именно в этот момент по-настоящему глубоко постигаешь смысл слов умирающей Риты Осяниной о понимании ею любви к Родине и священном долге каждого человека перед ней: >. Слова Риты Осяниной высоки, торжественны и вместе с тем так естественны в предсмертную минуту. Они звучат как завещание матери сыну, молодому поколению, которое будет жить после нее, снимают душевную муку и страдания с Васкова, оправдывают неизбежность трагического исхода. Эти слова также раскрывают общую судьбу поколения Риты Осяниной - >, подвиг которого был продиктован высоким чувством долга перед Родиной и своим народом.
"А зори здесь тихие, тихие, только сегодня и разглядел>> Все пройдет, а место останется тем же. Тихим, безмолвным, красивым, и только будут белеть мраморные могильные плиты, напоминая о том, что уже прошло.
Я порою себя ощущаю связной
Между теми, кто жив
И кто отнят войной.
Нет, ничто не забыто.
Нет, никто не забыт,
Даже тот.
Кто в безвестной могиле лежит.
Ю. Друнина
Война меняла их. Война формировала, потому, что застала в возрасте складывания характера, взгляда на жизнь. Война заставляла их многое увидеть, многое из того, что лучше бы человеку совсем не видеть, тем более женщине. Война заставила о многом подумать, о войне и зле, например. О жизни и смерти. О тех вопросах, на которые человек учится отвечать в какой-то мере, прожив жизнь. А они только начинали жить.
На войне не только стреляют, бомбят, ходят врукопашную, роют траншеи - там еще стирают белье, варят кашу, пекут хлеб. Чтобы солдат хорошо воевал, его надо одеть, обуть, накормить, обстирать, иначе это будет плохой солдат. В военной истории немало примеров, когда грязное и голодное войско терпело поражение только потому, что оно грязное и голодное. Армия шла впереди, а за ней > - прачки, хлебопеки, повара.
Вспоминает Валентина Кузьминична Борщевская, лейтенант, замполит полевого прачечного отряда: >, >, а одну прачку наградили Орденом Красной звезды. Самая лучшая прачка, она не отходила от корыта: бывало, все уже не имеют сил, падают, а она стирает. Это была пожилая женщина.>> Как мы отсчитываем свою жизнь? Обычно делим ее на время до первой любви, до первого ребенка, до института, после института, а у них, к этим отметкам человеческой жизни прибавляется слово >, с обязательной приставкой > и >: что до войны было, что в войну, что после.
Можно ли было победить народ, женщина которого в самый тяжелый час, когда так страшно качались весы истории, тащила с поля боя и своего раненного, и чужого раненного солдата? Можно ли поверить, что народ, женщина которого хотела родить девочку и верила, что у той будет другая, не ее судьба, что этот народ хочет войны? Разве во имя этого женщина жизнь спасла - была матерью, дочерью, женой, сестрой и Солдатом?
А ведь еще накануне войны, в погожий июньский день, миллионы людей жили по мирному календарю. Но на рассвете 22 июня 1941 года для всего советского народа, в один и тот же час, в одну и ту же минуту кончилась целая эпоха и ворвалась со страшной, ошеломляющей внезапностью новая.
Все, что мы знаем о женщине, лучше всего вмещается в слово «милосердие». Есть и другие слова - сестра, жена, друг и самое высокое - мать. Но разве не присутствует в их содержании и милосердие как суть, как назначение, как конечный смысл? Женщина дает жизнь, женщина оберегает жизнь, женщина и жизнь - синонимы.
На самой страшной войне XX века женщине пришлось стать солдатом. Она не только спасала, перевязывала раненых, а и стреляла из «снайперки», бомбила, подрывала мосты, ходила в разведку, брала языка. Женщина убивала. Она убивала врага, обрушившегося с невиданной жестокостью на ее землю, на ее дом, на ее детей. «Не женская это доля - убивать», - скажет одна из героинь этой книги, вместив сюда весь ужас и всю жестокую необходимость случившегося. Другая распишется на стенах поверженного рейхстага: «Я, Софья Кунцевич, пришла в Берлин, чтобы убить войну». То была величайшая жертва, принесенная ими на алтарь Победы. И бессмертный подвиг, всю глубину которого мы с годами мирной жизни постигаем.
В одном из писем Николая Рериха, написанном в мае-июне 1945 года и хранящемся в фонде Славянского антифашистского комитета в Центральном государственном архиве Октябрьской революции, есть такое место: «Оксфордский словарь узаконил некоторые русские слова, принятые теперь в мире: например, слово добавить еще одно слово - непереводимое, многозначительное русское слово „подвиг“. Как это ни странно, но ни один европейский язык не имеет слова хотя бы приблизительного значения…» Если когда-нибудь в языки мира войдет русское слово «подвиг», в том будет доля и свершенного в годы войны советской женщиной, державшей на своих плечах тыл, сохранившей детишек и защищавшей страну вместе с мужчинами.
…Четыре мучительных года я иду обожженными километрами чужой боли и памяти. Записаны сотни рассказов женщин-фронтовичек: медиков, связисток, саперов, летчиц, снайперов, стрелков, зенитчиц, политработников, кавалеристов, танкистов, десантниц, матросов, регулировщиц, шоферов, рядовых полевых банно-прачечных отрядов, поваров, пекарей, собраны свидетельства партизанок и подпольщиц. «Едва ли найдется хоть одна военная специальность, с которой не справились бы наши отважные женщины так же хорошо, как их братья, мужья, отцы», - писал маршал Советского Союза А.И. Еременко. Были среди девушек и комсорги танкового батальона, и механики-водители тяжелых танков, а в пехоте - командиры пулеметной роты, автоматчики, хотя в языке нашем у слов «танкист», «пехотинец», «автоматчик» нет женского рода, потому что эту работу еще никогда не делала женщина.
Только по мобилизации Ленинского комсомола в армию было направлено около 500 тысяч девушек, из них 200 тысяч комсомолок. Семьдесят процентов всех девушек, посланных комсомолом, находились в действующей армии. Всего за годы войны в различных родах войск на фронте служило свыше 800 тысяч женщин…";
Всенародным стало партизанское движение. "Только в Белоруссии в партизанских отрядах находилось около 60 тысяч мужественных советских патриоток"; . Каждый четвертый на белорусской земле был сожжен или убит фашистами.
Таковы цифры. Их мы знаем. А за ними судьбы, целые жизни, перевернутые, искореженные войной: потеря близких, утраченное здоровье, женское одиночество, невыносимая память военных лет. Об этом мы знаем меньше.
«Когда бы мы ни родились, но мы все родились в сорок первом», - написала мне в письме зенитчица Клара Семеновна Тихонович. И я хочу рассказать о них, девчонках сорок первого, вернее, они сами будут рассказывать о себе, о «своей» войне.
«Жила с этим в душе все годы. Проснешься ночью и лежишь с открытыми глазами. Иногда подумаю, что унесу все с собой в могилу, никто об этом не узнает, страшно было…» (Эмилия Алексеевна Николаева, партизанка).
"…Я так рада, что это можно кому-нибудь рассказать, что пришло и наше время… (Тамара Илларионовна Давыдович, старший сержант, шофер).
«Когда я расскажу вам все, что было, я опять не смогу жить, как все. Я больная стану. Я пришла с войны живая, только раненая, но я долго болела, я болела, пока не сказала себе, что все это надо забыть, или я никогда не выздоровлю. Мне даже жалко вас, что вы такая молодая, а хотите это знать…» (Любовь Захаровна Новик, старшина, санинструктор).
"Мужчина, он мог вынести. Он все-таки мужчина. А вот как женщина могла, я сама не знаю. Я теперь, как только вспомню, то меня ужас охватывает, а тогда все могла: и спать рядом с убитым, и сама стреляла, и кровь видела, очень помню, что на снегу запах крови как-то особенно сильный… Вот я говорю, и мне уже плохо… А тогда ничего, тогда все могла. Внучке стала рассказывать, а невестка меня одернула: зачем девочке такое знать? Этот, мол, женщина растет… Мать растет… И мне некому рассказать…
Вот так мы их оберегаем, а потом удивляемся, что наши дети о нас мало знают…" (Тамара Михайловна Степанова, сержант, снайпер).
"…Мы пошли с подругой в кинотеатр, мы с ней дружим скоро сорок лет, в войну вместе в подполье были. Хотели взять билеты, а очередь была большая. У нее как раз было с собой удостоверение участника Великой Отечественной войны, и она подошла к кассе, показала его. А какая-то девчонка, лет четырнадцати, наверное, говорит: «Разве вы, женщины, воевали? Интересно было бы знать, за какие такие подвиги вам эти удостоверения дали?»
Нас, конечно, другие люди в очереди пропустили, но в кино мы не пошли. Нас трясло, как в лихорадке…" (Вера Григорьевна Седова, подпольщица).
Я тоже родилась после войны, когда позарастали уже окопы, заплыли солдатские траншеи, разрушились блиндажи «в три наката», стали рыжими брошенные в лесу солдатские каски. Но разве своим смертным дыханием она не коснулась и моей жизни? Мы все еще принадлежим к поколениям, у каждого из которых свой счет к войне. Одиннадцати человек недосчитался мой род: украинский дед Петро, отец матери, лежит где-то под Будапештом, белорусская бабушка Евдокия, мать отца, умерла в партизанскую блокаду от голода и тифы, две семьи дальних родственников вместе с детьми фашисты сожгли в сарае в моей родной деревне Комаровичи Петриковского района Гомельской области, брат отца Иван, доброволец, пропал без вести в сорок первом.
