В книгу вошла первая повесть знаменитой автобиографической трилогии "Детство", "В людях", "Мои университеты".
В ней писатель рассказывает о трудных годах своего детства.
Эту книгу читать тяжело. Хотя, казалось бы, никого из нас сегодня не удивить описанием самых изощренных жестокостей в книгах и на экране. Но все это жестокости комфортные: они – понарошку. А в повести М. Горького все – взаправду.
О чем же эта книга? О том, как жили "униженные и оскорбленные" в эпоху зарождения капитализма в России? Да нет, это о людях, которые унижали и оскорбляли сами себя, независимо от строя, – капитализма или другого "изма". Эта книга о семье, о русской душе, о Боге. То есть – о нас с вами.
Писатель Алексей Максимович Пешков, назвавший себя Максимом Горьким (1868–1936), действительно приобрел горький жизненный опыт. И для него, человека, обладавшего художественным даром, вставал нелегкий вопрос: что делать ему, популярному писателю и уже состоявшемуся человеку, – постараться забыть о тяжелом детстве и юности, как о страшном сне, или, лишний раз бередя собственную душу, рассказать читателю неприятную правду о "темном царстве". Может, и удастся кого-то предостеречь от того, как нельзя жить, если ты человек. И что делать тому человеку, который зачастую живет темно и грязно? Отвлечься от настоящей жизни красивыми сказками или осознать всю неприятную правду о своей жизни? И Горький дает ответ на этот вопрос уже в 1902 году в своей знаменитой пьесе "На дне": "Ложь – религия рабов и хозяев, правда – Бог свободного человека!" Здесь же, чуть дальше, есть не менее интересная фраза: "Надо уважать человека!.. не унижать его жалостью… уважать надо!"
Вряд ли писателю было легко и приятно вспоминать о собственном детстве: "Теперь, оживляя прошлое, я сам порою с трудом верю, что все было именно так, как было, и многое хочется оспорить, отвергнуть, – слишком обильна жестокостью темная жизнь "неумного племени". Но правда выше жалости, и ведь не про себя я рассказываю, а про тот тесный, душный круг жутких впечатлений, в котором жил, – да и по сей день живет, – простой русский человек".
Уже давно в художественной литературе существует жанр автобиографической прозы. Это рассказ автора о собственной судьбе. Факты из своей биографии писатель может преподносить с разной степенью точности. "Детство" М. Горького – реальная картина начала жизни писателя, начала очень трудного. Вспоминая свое детство, Алексей Максимович Пешков старается понять, как формировался его характер, кто и какое влияние оказал на него в те далекие годы: "В детстве я представляю сам себя ульем, куда разные простые серые люди сносили, как пчелы, мед своих знаний и дум о жизни, щедро обогащая душу мою кто чем мог. Часто мед этот бывал грязен и горек, но всякое знание – все-таки мед".
Что же за человек главный герой повести – Алеша Пешков? Ему повезло родиться в семье, где отец и мать жили в настоящей любви. А потому своего сына они не воспитывали, они его – любили. Этот заряд любви, полученный в детстве, позволил Алеше не пропасть, не ожесточиться среди "неумного племени". Ему было очень трудно, так как душа его не переносила человеческой дикости: ".. иные впечатления только обижали меня своей жестокостью и грязью, возбуждая отвращение и грусть". А все потому, что его родственники и знакомые чаще всего – бессмысленно жестокие и невыносимо скучные люди. Часто испытывает Алеша чувство острой тоски; его даже посещает желание уйти из дома с ослепшим мастером Григорием и скитаться, прося подаяние, лишь бы не видеть пьяниц дядьёв, самодура-деда и забитых двоюродных братьев. Тяжело было мальчику и потому, что у него было развито чувство собственного достоинства: не терпел он никакого насилия ни по отношению к себе, ни к другим. Так, Алеша говорит, что не мог выносить, когда уличные мальчишки мучали животных, издевались над нищими, он всегда был готов вступиться за обиженного. Оказывается, что в этой жизни непросто и человеку честному. А родители и бабушка воспитали в Алеше ненависть ко всякой лжи. Душа Алеши страдает от хитрости его братьев, вранья его знакомого дяди Петра, от того, что ворует Ваня Цыганок.
Так, может быть, постараться забыть о чувстве достоинства и честности, стать таким, как все? Ведь жить станет легче! Но не таков герой повести. В нем живет острое чувство протеста против неправды. Защищаясь, Алеша может даже допустить грубую выходку, как это случилось, когда, мстя за избитую бабушку, мальчик испортил любимые Святцы деда. Немного повзрослев, Алеша с увлечением участвует в уличных драках. Это не обычное хулиганство. Это способ снять душевное напряжение – ведь вокруг царит несправедливость. На улице парень в честном поединке может победить противника, а в обычной жизни несправедливость чаще всего избегает честной схватки.
Таких, как Алеша Пешков, сейчас называют трудными подростками. Но если вглядеться в героя повести, заметишь, что этот человек тянется к добру и красоте. С какой любовью он рассказывает о душевно талантливых людях: о своей бабушке, Цыганке, о компании уличных верных друзей. Он даже в своем жестоком деде старается найти лучшее! И просит он у людей одного – доброго человеческого отношения (вспомните, как меняется этот затравленный паренек после задушевной беседы с ним доброго человека – епископа Хрисанфа)…
В повести люди часто оскорбляют и избивают друг друга. Плохо, когда осознанная жизнь человека начинается со смерти любимого отца. Но еще хуже, когда ребенок живет в атмосфере ненависти: "Дом деда был наполнен горячим туманом взаимной вражды всех со всеми; она отравляла взрослых, и даже дети принимали в ней горячее участие". Вскоре после приезда в дом родителей матери Алеша получил первое по-настоящему оставшееся в памяти впечатление от детства: родной дед избил его, маленького ребенка, до полусмерти. "С тех дней у меня явилось беспокойное внимание к людям, и, точно мне содрали кожу с сердца, оно стало невыносимо чутким ко всякой обиде и боли, своей и чужой", – вспоминает об одном из самых памятных событий в своей жизни человек уже не первой молодости.
Другого способа воспитания в этой семье не знали. Старшие всячески унижали и били младших, думая, что добиваются таким образом уважения. Но ошибка этих людей в том, что они путают уважение со страхом. Был ли природным извергом Василий Каширин? Думается, нет. Он, по-своему убогий, жил по принципу "не нами заведено, не нами и закончится" (по которому и сейчас живут многие). Какая-то даже гордость звучит в его поучении внуку: "Когда свой, родной бьет – это не обида, а наука! Чужому не давайся, а свой – ничего! Ты думаешь, меня не били? Меня, Олеша, так били, что ты этого и в страшном сне не увидишь. Меня так обижали, что, поди-ка, сам Господь Бог глядел – плакал! А что вышло? Сирота, нищей матери сын, а вот дошел до своего места – старшиной цеховым сделан, начальник людям".
В произведении «Детство» раскрыты эпизоды трудного детства Алексея Пешкова. Печатался он под псевдонимом М. Горький.
У него рано умер отец, причём не своей смертью. Многое ему дала бабушка. Она старалась всегда приободрить внука. Мать свою он боялся. Это была замкнутая, строгая женщина, которая не давала тепла сыну.
С малых лет он узнал жестокость и ненависть. Всё это практиковалось у деда. Его взгляды на воспитание противоречили отцовским взглядам. И маленькому мальчику пришлось познать все методы наказания семьи матери.
Ему приходилось заучивать молитвы, которые он не понимал. Их значение ему не объясняли. У него изменилась полностью жизнь. Многочисленные родственники влияли на характер ребёнка.
К школьному возрасту он познал нищету. У него не было учебников, поэтому его отстраняли от занятий. А в самом доме были постоянные побои бабушки братьев. Ощущалась жестокость с их стороны, так как он не мог им ответить. И его отправляют « в люди», чтобы смог себя обеспечить.
В произведении автор красной нитью хочет показать, что самое лучшее это детские годы. Они оставляют отпечаток на развивающейся личности на всю жизнь. И очень важно, как проходит взросление детского организма. Что день за днём наполняет его душу. Чему он учиться и что познаёт.
И так, детям необходимо, чтобы рядом были личности, которые вкладывают чувство нежности, душевной радости, сочувствия и сострадания ближним.
Ребенок – личность и требует к себе уважительного отношения.
В детские чистые души надо закладывать всё добрые, чистые частицы. Обучать добрым поступкам, умению прийти на помощь. Не отказывать в помощи ближним людям.
Важнейшим являются традиции, заложенные в семье. Умение прощать друг другу, заботиться друг о друге. Жить со всеми в мире и согласии.
Очень важно, чтобы у ребёнка было всё необходимое для обучения. И он больше видел добрых поступков, чистых мыслей и слышал прекрасные слова в мире. Развивал свой талант, а не отчаивался и опускался на дно. Старался противостоять злу и боролся с плохими поступками. Уважал свою мать и ценил её. Ведь она дала ему жизнь, выкормила и вырастила его.
Писатель Максим Горький огромную часть своего творчества посвящал детям. Не просто писал детские рассказы о приятных и милых моментах в жизни, а писал о трудностях, с которыми иногда сталкиваются не только взрослые люди, но и дети. И вот в произведении «Детство» мы видим, как описываются реальные жизненные ситуации автора. Весь внутренний монолог этого произведения позволяет нам понять внутренний мир героя. Эта повесть автобиографическая, дающая понять, что все переживания и жизненные ситуации автор пропустил через себя и возможно когда-то сталкивался с ними в реальной жизни.
В нашем понимании детство это радостная и беззаботная пора, но в это произведении автор наделяет героя взрослыми проблемами, которые очень часто отражаются в будущей жизни. Очень грамотно раскрывается путь становления и развития личности.
Начинается всё с воспоминаний о счастливом детстве с родителями, потом смерть родного человека и первые шаги на взрослом этапе пути. Рассказ ведется от первого лица, от маленького мальчика Алёши. Вся сюжетная линия и все второстепенные персонажи открывают чувства маленького героя и его положительные качества. Так же они дополняют образ мальчика. После переезда к бабушке и к дедушке в эту странную жизнь ему приходится учить молитвы и читать библию. Как бы ему в этом доме не нравилось, он находит себе людей близких по духу это мастер Григорий и подмастерье Цыганок. Это дает нам более глубоко понять жизненные переживания и чувства мальчика, так же как ему тяжело после переезда в незнакомые стены.
Особенно очень ярко выражаются чувства и любовь к бабушке. Все эти переживания заставляют мальчика взглянуть на мир уже детскими глазами, а взрослыми более осмысленными. Иногда слова маленького Алёши наводят на мысль, что он уже познал многие жизненные ситуации. А ведь в таких ситуациях очень важна поддержка взрослых. В этом произведении эту роль играла бабушка. Её голос, тихие рассказы, глаза всё это помогло мальчику проснуться от всех проблем. От прочтения этого образа создается такое чувство, будто глаза бабушки светятся теплотой и любовью. Она становится ему лучшим другом. Мы видим бабушку полной противоположностью деда, которая всегда готова прийти на помощь. Она переживает из-за суровости деда, умеет ценить окружающую красоту и этим пользуются все окружающие ее люди. Именно этот образ создан для мальчика, для того чтобы его уберечь от проблем в жизни, и помогает держаться на плаву даже в самые тяжелые времена.
Очень контрастно описана ситуация, когда дед избивает нашего героя за испорченную скатерть. Это происшествие открыло мальчику глаза на характер людей и окружающие его боль и равнодушие. И здесь бабушка выступает в роли ангела, она хватает на руки избитого Алёшу. Автор очень точно наделяет героя переживаниями из своего мира, давая понять что мысли и впечатления автора очень для него важны. Даже когда они беднеют, Алеша, побираясь, приносит бабушке всю мелочь.
Автор на всем протяжении повести учит нас состраданию к чужим человеческим проблемам, быть добрее к окружающему миру и дарить доброту и любовь. Так же учит, не смотря на все трудности, расти отзывчивым и добрым. Особенно говорит о том, что нужно быть добрее к ближнему своему и никогда не отказывать в помощи неизвестным людям.
На картине Владимира Егоровича Маковского изображен летний день, два человека в лодке рыбачат. Один из них еще совсем маленький, второй старше, похож на дедушку. Они наслаждаются природой
Бабье лето мне нравится. Осень пришла, дожди и холодно. Грустно. И тут оказывается, что дадут еще кусочек лета. Становится тепло и красиво. Листья уже пожелтели.
Повесть о детстве начинается с трагического события в жизни главного героя (его зовут Алексеем) — умер отец. Так совпало, что в день смерти отца у героя-рассказчика родился братик, который вскоре умер.
Мальчика держит за руку бабушка, «круглая, большеголовая, с огромными глазами и смешным рыхлым носом; она вся черная, мягкая и удивительно интересная... Она говорила ласково, весело, складно».
Слова ее для мальчика были похожи «на цветы, такие же ласковые, яркие, сочные».
«До нее как будто спал я, спрятанный в темноте, но явилась она, разбудила, вывела на свет, связала все вокруг меня в непрерывную нить, сплела все в разноцветное кружево и сразу стала на всю жизнь другом, самым близким сердцу моему, самым понятным и дорогим человеком, — это ее бескорыстная любовь к миру обогатила меня, насытив крепкой силой для трудной жизни».
После смерти отца мать с сыном на пароходе по Волге переезжает к своему отцу. Это «небольшой сухонький старичок, в черном длинном одеянии, с рыжей, как золото, бородкой, с птичьим носом и зелеными глазками». Мальчик сразу «почуял в нем врага».
Не пришлись по сердцу ребенку и его дядья (братья матери), и дом деда — маленькие, полутемные комнаты.
Дед был красильщиком — во дворе и в доме в чанах с разноцветной водой мокли какие-то тряпки, пахло резко и неприятно.
Но главное: «Дом деда был наполнен горячим туманом взаимной вражды всех со всеми».
Братья требовали у отца раздела имущества, боялись, что вернувшаяся с ребенком сестра потребует свою долю.
Между дедом и братьями происходят отвратительные драки, бабушка пытается всех примирить.
Мальчик чувствует, что дед злой и обижен на всех.
Настоящим потрясением для маленького Алексея, которого никогда физически не наказывали, становится жестокая субботняя порка детей.
Провинился Лешкин двоюродный брат Сашка — он по наущению взрослых подсунул деду раскаленный наперсток.
Провинился и Лешка — он из мальчишеского любопытства сунул в чан с синей краской парадную шелковую белую скатерть. Бабушка попыталась утаить этот проступок от жестокого деда. Однако Сашка выдает Алексея, надеясь, что за донос ему самому удастся избежать жестокого наказания. Дед сечет внука Сашку розгами с жестоким наслаждением. Красные полосы вспухают на голом теле.
Потом черед наказания доходит до Лешки. Мальчик никогда не сталкивался с таким.
Бабушка и мать пытаются отбить его у деда. Да и сам он так просто не сдавался: «Бился в руках у него, дергая рыжую бороду, укусил ему палец».
Дед засек строптивца до потери сознания, и несколько дней мальчик сильно болел.
Алексей понял, что мать его не такая сильная, как он предполагал, — она, как и все, боится деда.
Дед неожиданно приходит к внуку мириться, даже просит прощения. Приносит гостинцы, целует в лоб.
— Ты думаешь, меня не били? Меня, Алеша, так били, что ты этого и в страшном сне не увидишь. Меня так обижали, что, поди-ка, сам Господь Бог глядел — плакал!
Дед рассказывает внуку, как он был бурлаком на Волге, вместе с товарищами таскал тяжелые баржи по Волге.
Не забыл мальчик порки, но сумел понять и в чем-то простить деда.
А еще завязалась у Алексея крепкая дружба с Цыганком — работником деда. Этот красивый добродушный парень подставлял свою руку под дедову розгу, чтобы мальчику меньше досталось. И на руке вспухли страшные кровавые рубцы.
Цыганок и человек добрый, и мастер отличный.
Оказывается, Цыганок — подкидыш, бабушка подобрала сиротку и воспитала его.
Мастеру было всего-то девятнадцать лет. Необычайный затейник, Цыганок показывал фокусы, дрессировал мышей и плясал. Иногда плясать выходит грузная, похожая на медведицу, бабушка — и ее танец похож на поэтический рассказ о чем-то задушевном.
Однако Цыганок грешит опасным промыслом: дед посылает его с возом на базар — и парень привозит множество продуктов. Рубль потратит — а на пять украдет. Делает он это не из корысти, а из озорства. А ведь поймают — забьют до смерти!
Смерть Цыганка нелепа и неожиданна: его придавило тяжелым деревянным крестом, который взвалили на него жадные дядья Алексея (Михаил и Яков).
Яков обещал донести этот крест на могилу своей жены, которую сам же год назад и довел до смерти жестоким обращением. Однако по привычке взвалил тяжесть на безотказного работника — и Цыганок погиб.
Боль мальчика остра, но время залечивает раны.
Алексей даже привыкает к тому, что его секут так же, как и других мальчиков в доме, и некому уже подставить руку, чтобы взять на себя часть боли.
Утешение для мальчика — ежедневное общение с бабушкой, ее разговоры с Богом — доверительные просьбы о том, чтобы все ее близкие стали добрее и радостнее.
Страшным переживанием для Алексея стал пожар — бабушка в этом событии предстала настоящей героиней, спасая от огня имущество, выводя и успокаивая мерина (лошадь) Шарапа.
Обожгла старуха себе руки, дед жалел ее — не всегда он был зол и строг, жило и в нем человеческое чувство.
Прошло время — дед с бабкой и внуком переехали в новый дом, поделив имущество с Михаилом и Яковом.
Матери Алексей почти не видит, она живет отдельно.
Вроде и поспокойнее стало жить на новом месте, и дед с бабкой мирно вспоминают прошедшую жизнь — и вдруг вновь в старике вспыхивает ярость, и он при мальчике бьет свою жену кулаком в лицо. Страшно, мерзко...
Дом приобрел шумную славу; почти каждое воскресенье к воротам сбегались мальчишки, радостно оповещая улицу:
— У Кашириных (фамилия деда) опять дерутся!
Приходил с пьяным скандалом дядька Михаил, бил стекла, крушил сад. Добавлял свою долю в раздор и дядька Яков. Горько было бабушке, что у нее такие дети. Восемнадцать детей родила она — лучших Господь прибрал, а вот такие — остались.
В молитве находила бабушка просветление и отдых для души.
«Ее Бог был весь день с нею, она даже животным говорила о нем. Мне было ясно, что этому Богу легко и покорно подчиняется все: люди, собаки, птицы, пчелы и травы; он ко всему на земле был одинаково добр, одинаково близок».
Дед же, рассказывая внуку «о необоримой силе Божией, всегда и прежде всего подчеркивал ее жестокость: вот, согрешили люди и — потоплены, еще согрешили и — сожжены, разрушены города их; вот Бог наказал людей голодом и мором, и всегда он — меч над землею, бич грешникам».
Словно дедов Бог смотрел с неба на грешную землю и приговаривал то же, что и сам старик Каширин:
— Эх вы-и...
Тяжелая жизнь не сделала бабушку жестокой, не отобрала у нее умения радоваться малому.
«Скворцу, отнятому ею у кота, она обрезала сломанное крыло, а на место откушенной ноги ловко пристроила деревяшку и, вылечив птицу, учила ее говорить. Стоит, бывало, целый час перед клеткой на косяке окна — большой такой, добрый зверь — и густым голосом твердит переимчивой, черной, как уголь, птице:
— Ну, проси: скворушке — кашки!
И ведь выучила скворца: через некоторое время он довольно ясно просил каши, а завидя бабушку, тянул что-то похожее на — «Дра-ас-туй»...»
«В детстве я представляю сам себя ульем, куда разные простые, серые люди сносили, как пчелы, мед своих знаний и дум о жизни, щедро обогащая душу мою, кто чем мог. Часто мед этот бывал грязен и горек, но всякое знание — все-таки мед», — так пишет Горький о накоплении опыта.
Много дало мальчику общение с квартирантом по прозвищу Хорошее Дело. Однако этот странный человек в очках был чужим для всех — даже для бабушки. И. этого чужака в конце концов выжили.
Конечно, Алексей общался и со сверстниками. С гурьбой воинственных мальчишек дружбы не получалось — только драки.
А.вот трое братьев-соседей привлекли внимание Алексея тем, что не ссорились, а очень оберегали друг друга.
Однажды самый маленький из братьев во время игры в прятки свалился в колодец — и Леша помог спасти его. Так завязалась дружба.
Грустная это была дружба — потайная. Трое братьев жили при отце-полковнике, очень суровом, и при мачехе, которая их не любила.
Алеша ловил для них птиц, чтобы держать в клетках, и рассказывал сказки, которые слыхал от своей бабушки.
Неожиданно возвращается мать Алеши. Она жила какой-то своей жизнью, которая вызывала возмущение стариков-родителей, но как-то все смиряются.
Мать начинает учить мальчика «гражданской» (а не церковной, как дед) грамоте. Как назло, с памятью Алеши начинает твориться нечто странное — он перевирает и переделывает слова стихов, которым учит его мать. Может быть, так пробуждается творчество?
Мать сердится, ей кажется, что сын ее отторгает, да и тяжело ей жить в доме деда.
Ходит она на посиделки к веселым соседям, да веселья не получается, так видит это мальчик.
Дед и бабка пытаются сосватать ее за какого-то серьезного человека, но Варвара (мать Алексея) дает им решительный отпор.
После этой истории мать стала хозяйкой в доме, а дед сделался незаметен.
Мать отдает Алексея учиться, однако учение продолжается недолго. Мальчик заболел оспой.
Во время болезни бабушка рассказывает мальчику о его отце — веселом, красивом и смелом человеке, о том, как мать обвенчалась с ним против воли деда.
Дед долго и слышать не хотел об отступнице-дочери, но в конце концов примирился с ее решением.
Братья Варвары невзлюбили мужа сестры. Однажды дошло до страшного: сбросили они его зимой в прорубь и хотели утопить, да не вышло. Не стал Максим жаловаться полиции, но при первой возможности перебрался с женой и сыном в другой город — в Астрахань.
Часто приходит бабушка к мальчику на чердак, то сказки ему рассказывает, то — истории из семейной жизни. По-прежнему она ласкова и внимательна, только вот что плохо: пьет она водку, чтобы успокоить свое изболевшееся сердце.
Мать же, красиво одетая и все более чужая, приходит к своему сыну редко. Алексей ощущает тревогу: он ждет нового предательства со стороны матери, которая и так не слишком баловала его своим вниманием.
Так и есть: мать собирается замуж за дворянина по имени Евгений. Она занята своей новой жизнью, но обещает сыну: «Ты поедешь со мной, будешь учиться в гимназии, потом станешь студентом...»
Мать с новым мужем уезжает, оставив Алешу жить у бабки с дедом. Дед возится с внуком в саду, помогает мальчику устроить шалаш для себя, утешает его и предупреждает:
— Теперь ты от матери отрезан ломоть, пойдут у нее другие дети, будут они ей ближе тебя. Бабушка вот пить начала. Учись быть самому себе работником, а другим — не поддавайся! Живи тихонько, спокойненько, а — упрямо!
Сад, шалаш — недолго эта радость была в жизни мальчика. Дед продал дом и переселился в подвальные комнатки.
Деньги, вырученные за дом деда, «вотчим» проиграл в карты.
«Потом... я очутился в Сормове, в доме, где все было новое, стены без обоев, с пенькой в пазах между бревнами и со множеством тараканов в пеньке. Мать и вотчим жили в двух комнатах, на улицу окнами, а я с бабушкой — в кухне, с одним окном на крышу. Из-за крыш черными кукишами торчали в небо трубы завода и густо, кудряво дымили, зимний ветер раздувал дым по всему селу; всегда у нас, в холодных комнатах, стоял жирный запах гари...
Бабушка работала за кухарку — стряпала, мыла полы, колола дрова, носила воду, она была в работе с утра до вечера, ложилась спать усталая, кряхтя и охая. Иногда она, отстряпавшись, надевала короткую ватную кофту и, высоко подоткнув юбку, отправлялась в город.
— Поглядеть, как там старик живет...»
Мать мало говорила со своим сыном, все только приказывала:
— Сходи, подай, принеси...
Наказывала мальчика, а за живое проявление чувств называла его « зверенышем ».
И вновь маленький Алеша оказался у дедушки.
«Что-о? — сказал он, встретив меня, и засмеялся, подвизгивая. — Говорилось: нет милей дружка, как родимая матушка, а нынче, видно, скажем: не родимая матушка, а старый черт дедушка! Эх вы-и...»
Мать отдала Алексея в школу, где он много озорничал, за что часто бывал наказан.
Но вот приехал добрый законоучитель, епископ — и похвалил Алешу, и вновь в душе мальчишки появилась острая жажда добра.
Но в семье матери и отчима Алексею нет места. Родился брат.
«Странный это был мальчик: неуклюжий, большеголовый, он смотрел на все вокруг прекрасными синими глазами, с тихой улыбкой и словно ожидая чего-то. Говорить он начал необычно рано, никогда не плакал, живя в непрерывном состоянии тихого веселья. Был слаб, едва ползал и очень радовался, когда видел меня, просился на руки ко мне, любил мять уши мои маленькими мягкими пальцами, от которых почему-то пахло фиалкой. Он умер неожиданно, не хворая; еще утром был тихо весел, как всегда, а вечером, во время благовеста ко всенощной, уже лежал на столе. Это случилось вскоре после рождения второго ребенка, Николая».
Однажды отчим на глазах Алексея бьет его мать в грудь ногой — и мальчик бросается на негодяя с ножом. Дерущихся разнимают...
«Вспоминая эти свинцовые мерзости дикой русской жизни, я минутами спрашиваю себя: да стоит ли говорить об этом? И, с обновленной уверенностью, отвечаю себе — стоит; ибо это — живучая, подлая правда, она не издохла и по сей день... Но сквозь этот пласт все-таки победно прорастает яркое, здоровое и творческое, растет доброе — человеческое, возбуждая несокрушимую надежду на возрождение наше к жизни светлой, человеческой».
Опять вернулся Алексей к деду с бабкой. Стал пытаться заработать денег: собирал ветошь, кости — это можно было продать.
Подружился с мальчишками, которые тоже старались как-то раздобыть хоть какую-то копейку. Среди не балованных жизнью и жестоких детей встречались личности необыкновенной доброты. Вот, например, мальчик по прозвищу Вяхирь (Голубь).
«Он очень смешил и удивлял всех нас своей любовью к деревьям, травам. Слобода, разбросанная по песку, была скудна растительностью; лишь кое-где, по дворам, одиноко торчали бедные ветлы, кривые кусты бузины, да под забором робко прятались серые сухие былинки; если кто-нибудь из нас садился на них — Вяхирь сердито ворчал:
— Ну, на что траву мнете? Сели бы мимо, на песок, не все ли равно вам?
При нем неловко было сломать сучок ветлы, сорвать цветущую ветку бузины или срезать прут ивняка на берегу Оки — он всегда удивлялся, вздернув плечи и разводя руками:
— Что вы все ломаете? Вот уж черти!
И всем было стыдно от его удивления ».
Мать Алексея вернулась умирать к родителям, больная, с маленьким ребенком — Николаем. Нянькой Николаю пришлось быть Алексею — и хотя старшему сыну хотелось убежать к товарищам, он все-таки старался погреть болезненного младшего братика на песочке и развлечь его.
Мать угасала с каждым днем — и умерла на глазах у Алеши.
«Через несколько дней после похорон матери дед сказал мне:
— Ну, Лексей, ты — не медаль, на шее у меня — не место тебе, а иди-ка ты в люди...
И пошел я в люди».
Текущая страница: 1 (всего у книги 13 страниц)
© Издательство «Детская литература». Оформление серии, 2002
© В. Карпов. Вступительная статья, словарь, 2002
© Б. Дехтерев. Рисунки, наследники
Эту книгу читать тяжело. Хотя, казалось бы, никого из нас сегодня не удивить описанием самых изощренных жестокостей в книгах и на экране. Но все это жестокости комфортные: они – понарошку. А в повести М. Горького все – взаправду.
О чем же эта книга? О том, как жили «униженные и оскорбленные» в эпоху зарождения капитализма в России? Да нет, это о людях, которые унижали и оскорбляли сами себя, независимо от строя, – капитализма или другого «изма». Эта книга о семье, о русской душе, о Боге. То есть – о нас с вами.
Писатель Алексей Максимович Пешков, назвавший себя Максимом Горьким (1868–1936), действительно приобрел горький жизненный опыт. И для него, человека, обладавшего художественным даром, вставал нелегкий вопрос: что делать ему, популярному писателю и уже состоявшемуся человеку, – постараться забыть о тяжелом детстве и юности, как о страшном сне, или, лишний раз бередя собственную душу, рассказать читателю неприятную правду о «темном царстве». Может, и удастся кого-то предостеречь от того, как нельзя жить, если ты человек. И что делать тому человеку, который зачастую живет темно и грязно? Отвлечься от настоящей жизни красивыми сказками или осознать всю неприятную правду о своей жизни? И Горький дает ответ на этот вопрос уже в 1902 году в своей знаменитой пьесе «На дне»: «Ложь – религия рабов и хозяев, правда – Бог свободного человека!» Здесь же, чуть дальше, есть не менее интересная фраза: «Надо уважать человека!.. не унижать его жалостью… уважать надо!»
Вряд ли писателю было легко и приятно вспоминать о собственном детстве: «Теперь, оживляя прошлое, я сам порою с трудом верю, что все было именно так, как было, и многое хочется оспорить, отвергнуть, – слишком обильна жестокостью темная жизнь „неумного племени“. Но правда выше жалости, и ведь не про себя я рассказываю, а про тот тесный, душный круг жутких впечатлений, в котором жил, – да и по сей день живет, – простой русский человек».
Уже давно в художественной литературе существует жанр автобиографической прозы. Это рассказ автора о собственной судьбе. Факты из своей биографии писатель может преподносить с разной степенью точности. «Детство» М. Горького – реальная картина начала жизни писателя, начала очень трудного. Вспоминая свое детство, Алексей Максимович Пешков старается понять, как формировался его характер, кто и какое влияние оказал на него в те далекие годы: «В детстве я представляю сам себя ульем, куда разные простые серые люди сносили, как пчелы, мед своих знаний и дум о жизни, щедро обогащая душу мою кто чем мог. Часто мед этот бывал грязен и горек, но всякое знание – все-таки мед».
Что же за человек главный герой повести – Алеша Пешков? Ему повезло родиться в семье, где отец и мать жили в настоящей любви. А потому своего сына они не воспитывали, они его – любили. Этот заряд любви, полученный в детстве, позволил Алеше не пропасть, не ожесточиться среди «неумного племени». Ему было очень трудно, так как душа его не переносила человеческой дикости: «.. иные впечатления только обижали меня своей жестокостью и грязью, возбуждая отвращение и грусть». А все потому, что его родственники и знакомые чаще всего – бессмысленно жестокие и невыносимо скучные люди. Часто испытывает Алеша чувство острой тоски; его даже посещает желание уйти из дома с ослепшим мастером Григорием и скитаться, прося подаяние, лишь бы не видеть пьяниц дядьёв, самодура-деда и забитых двоюродных братьев. Тяжело было мальчику и потому, что у него было развито чувство собственного достоинства: не терпел он никакого насилия ни по отношению к себе, ни к другим. Так, Алеша говорит, что не мог выносить, когда уличные мальчишки мучали животных, издевались над нищими, он всегда был готов вступиться за обиженного. Оказывается, что в этой жизни непросто и человеку честному. А родители и бабушка воспитали в Алеше ненависть ко всякой лжи. Душа Алеши страдает от хитрости его братьев, вранья его знакомого дяди Петра, от того, что ворует Ваня Цыганок.
Так, может быть, постараться забыть о чувстве достоинства и честности, стать таким, как все? Ведь жить станет легче! Но не таков герой повести. В нем живет острое чувство протеста против неправды. Защищаясь, Алеша может даже допустить грубую выходку, как это случилось, когда, мстя за избитую бабушку, мальчик испортил любимые Святцы деда. Немного повзрослев, Алеша с увлечением участвует в уличных драках. Это не обычное хулиганство. Это способ снять душевное напряжение – ведь вокруг царит несправедливость. На улице парень в честном поединке может победить противника, а в обычной жизни несправедливость чаще всего избегает честной схватки.
Таких, как Алеша Пешков, сейчас называют трудными подростками. Но если вглядеться в героя повести, заметишь, что этот человек тянется к добру и красоте. С какой любовью он рассказывает о душевно талантливых людях: о своей бабушке, Цыганке, о компании уличных верных друзей. Он даже в своем жестоком деде старается найти лучшее! И просит он у людей одного – доброго человеческого отношения (вспомните, как меняется этот затравленный паренек после задушевной беседы с ним доброго человека – епископа Хрисанфа)…
В повести люди часто оскорбляют и избивают друг друга. Плохо, когда осознанная жизнь человека начинается со смерти любимого отца. Но еще хуже, когда ребенок живет в атмосфере ненависти: «Дом деда был наполнен горячим туманом взаимной вражды всех со всеми; она отравляла взрослых, и даже дети принимали в ней горячее участие». Вскоре после приезда в дом родителей матери Алеша получил первое по-настоящему оставшееся в памяти впечатление от детства: родной дед избил его, маленького ребенка, до полусмерти. «С тех дней у меня явилось беспокойное внимание к людям, и, точно мне содрали кожу с сердца, оно стало невыносимо чутким ко всякой обиде и боли, своей и чужой», – вспоминает об одном из самых памятных событий в своей жизни человек уже не первой молодости.
Другого способа воспитания в этой семье не знали. Старшие всячески унижали и били младших, думая, что добиваются таким образом уважения. Но ошибка этих людей в том, что они путают уважение со страхом. Был ли природным извергом Василий Каширин? Думается, нет. Он, по-своему убогий, жил по принципу «не нами заведено, не нами и закончится» (по которому и сейчас живут многие). Какая-то даже гордость звучит в его поучении внуку: «Когда свой, родной бьет – это не обида, а наука! Чужому не давайся, а свой – ничего! Ты думаешь, меня не били? Меня, Олеша, так били, что ты этого и в страшном сне не увидишь. Меня так обижали, что, поди-ка, сам Господь Бог глядел – плакал! А что вышло? Сирота, нищей матери сын, а вот дошел до своего места – старшиной цеховым сделан, начальник людям».
Стоит ли удивляться, что в такой семье «дети были тихи, незаметны; они прибиты к земле, как пыль дождем». Ничего странного нет и в том, что в такой семье выросли звероподобные Яков и Михаил. Сравнение их с животными возникает при первом же знакомстве: «.. дядья внезапно вскочили на ноги и, перегибаясь через стол, стали выть и рычать на дедушку, жалобно скаля зубы и встряхиваясь, как собаки…» И то, что Яков играет на гитаре, еще не делает его человеком. Ведь душа-то его тоскует вот о чем: «Быть бы Якову собакою – Выл бы Яков с утра до ночи: Ой, скушно мне! Ой грустно мне». Эти люди не знают, зачем живут, а потому и мучаются от смертельной скуки. А когда своя жизнь – тяжелая обуза, появляется тяга к разрушению. Так, Яков забил до смерти собственную жену (и не сразу, а изощренно пытая годами); по-настоящему изводит жену Наталью и другой изверг – Михаил. Зачем они это делают? На этот вопрос отвечает Алеше мастер Григорий: «Зачем? А он, поди, и сам не знает… Может, за то бил, что была она лучше его, а ему завидно. Каширины, брат, хорошего не любят, они ему завидуют, а принять не могут, истребляют!» К тому же перед глазами с детства пример родного отца, зверски бьющего мать. И это – норма! Это самая омерзительная форма самоутверждения – за счет слабого. Таким, как Михаил и Яков, очень хочется выглядеть сильными и мужественными, но в глубине души они чувствуют себя ущербными. Такие, чтобы хоть ненадолго почувствовать уверенность в себе, куражатся над близкими. А по сути своей они – настоящие неудачники, трусы. Сердца их, отвращенные от любви, питаются не только беспричинной яростью, но еще и завистью. Жестокая война начинается между братьями за отцовское добро. (Интересная все-таки штука – русский язык! В своем первом значении слово «добро» обозначает все положительное, хорошее; во втором же – барахло, которое можно потрогать руками.) И в этой войне все средства сгодятся, вплоть до поджога и убийства. Но и получив наследство, братья не обретают покоя: не построишь счастья на лжи и крови. Михаил, тот вообще теряет всякий человеческий облик и приходит к отцу с матерью с одной целью – убить. Ведь, по его мнению, виноват в том, что жизнь прожита по-свински, не он сам, а кто-то другой!
Горький в своей книге много размышляет о том, почему русский человек зачастую жесток, почему делает свою жизнь «серой, безжизненной чепухой». И вот еще один из его ответов самому себе: «Русские люди, по нищете и скудости жизни своей, вообще любят забавляться горем, играют им, как дети, и редко стыдятся быть несчастными. В бесконечных буднях и горе – праздник, и пожар – забава; на пустом месте и царапина – украшение…» Однако не всегда читатель обязан доверять прямым оценкам автора.
Речь в повести идет далеко не о бедных людях (по крайней мере, не сразу они беднеют), их достаток вполне позволят им жить по-человечески во всех смыслах. Но по-настоящему хороших людей в «Детстве» найдешь, скорее, среди малоимущих: Григорий, Цыганок, Хорошее Дело, бабушка Акулина Ивановна, происходившая из бедной семьи. Значит, не в бедности или богатстве дело. Дело в скудости душевной и духовной. Ведь не было же никаких богатств у Максима Савватеевича Пешкова. Но это не помешало ему быть удивительно красивым человеком. Честный, открытый, надежный, работящий, с чувством собственного достоинства, любить умел красиво и неоглядно. Вина не пил, что в России редкость. И стал Максим судьбой для Варвары Пешковой. Он не то что не бил жену и сына, айв мыслях не держал оскорбить их. И остался самым светлым воспоминанием и примером для сына на всю жизнь. Завидовали люди счастливой и дружной семье Пешковых. И эта мутная зависть толкает выродков Михаила и Якова на убийство зятя. Но чудом оставшийся в живых Максим проявляет милосердие, спасая братьев жены от верной каторги.
Бедная, несчастная Варвара! Верно, уж Богу угодно было дать ей такого мужчину – мечту любой женщины. Удалось ей вырваться из того удушливого болота, где она родилась и выросла, познать настоящее счастье. Да недолго длилось оно! Ушел из жизни Максим до обидного рано. И с тех пор жизнь Варвары пошла наперекосяк. Бывает, так складывается женская доля, что никакой замены тому единственному не находится. Показалось, что может она найти если не счастье, то покой с Евгением Максимовым, образованным человеком, дворянином. Но под внешним лоском его скрывалось, как оказалось, ничтожество, не лучше тех же Якова и Михаила.
Удивительно в этой повести то, что автор-рассказчик не испытывает ненависти к тем, кто калечил его детство. Маленький Алеша хорошо усвоил урок своей бабушки, сказавшей о Якове и Михаиле: «Они – не злые. Они просто – глупые!» Понимать это нужно в том смысле, что они конечно же злые, но еще и – несчастные в убожестве своем. Раскаяние иногда все-таки размягчает эти засохшие души. Яков вдруг начинает рыдать, бить себя по лицу: «Что это такое, что?…Зачем это? Негодяй и подлец, разбитая душа!» Василий Каширин, человек гораздо более умный и сильный, и мучается сильнее и чаще. Понимает старик, что его жестокость унаследовали и дети-неудачники, потрясенно жалуется Богу: «В горестном возбуждении доходя до слезливого воя, совался в угол, к образам, бил с размаху в сухую, гулкую грудь: „Господи, али я грешней других? За что-о?“» Однако этот жесткий самодур достоин не только жалости, но и уважения. Ибо никогда он в протянутую руку непутевого сына или дочери не вложил вместо хлеба камень. Во многом он сам искалечил своих сыновей. Но и поддерживал же! Спасал от службы в армии (о чем горько потом сожалел), от тюрьмы; разделив имущество, целыми днями пропадал в мастерских сыновей, помогая наладить дело. А чего стоит эпизод, когда озверевший Михаил и его дружки, вооруженные колами, ломятся в дом Кашириных. Отец в эти страшные минуты озабочен главным образом тем, чтобы сына не ударили в схватке по голове. Волнует его и судьба Варвары. Василий Каширин понимает, что жизнь его дочери не задалась, и отдает, по сути, последнее, только чтобы обеспечить Варвару.
Как уже говорилось, эта книга не только о жизни семьи, о быте, но и о Боге. Точнее, о том, как верует в Бога простой русский человек. А в Бога, оказывается, можно верить по-разному. Ведь не только Бог создал человека по своему образу и подобию, но и человек постоянно творит Бога по своей собственной мерке. Так, для деда Василия Каширина, человека деловитого, сухого и жесткого, Бог – строгий надзиратель и судья. Его Бог именно и прежде всего наказывает и мстит. Не зря, вспоминая Священную историю, дед всегда рассказывает эпизоды мучений грешников. Религиозные установления Василий Васильевич понимает, как солдат понимает воинский устав: вызубрить, не рассуждать и не прекословить. Знакомство маленького Алеши с христианством начинается в семье деда с зубрежки молитвенных формул. И когда ребенок начинает задавать невинные вопросы по тексту, его испуганно обрывает тетка Наталья: «Ты не спрашивай, это хуже! Просто говори за мною: „Отче наш…“» Обращение к Богу для деда – строжайший, но и радостный ритуал. Он знает огромное количество молитв и псалмов наизусть и с упоением повторяет слова Священного Писания, часто не задумываясь даже, что они означают. Его, необразованного человека, наполняет радостью уже то, что он говорит не грубым языком повседневности, но возвышенным строем «божественной» речи.
Иной Бог у бабушки Акулины Ивановны. Она как раз не знаток священных текстов, но это нисколько не мешает ей верить горячо, искренне и по-детски наивно. Ибо только такой и может быть истинная вера. Сказано: «Если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в Царство Небесное» (Мтф., 18,1). Бабушкин Бог – милосердный заступник, одинаково любящий всех. И вовсе не всезнающий и всемогущий, но частенько и плачущий над несовершенством мира, и сам достойный жалости и сострадания. Бог для бабушки – сродни светлому и справедливому герою народной сказки. К нему, как к самому близкому, можно обратиться с своим, сокровенным: «Варваре-то улыбнулся бы радостью какой! Чем она тебя прогневала, чем грешней других? Что это: женщина молодая, здоровая, а в печали живет. И вспомяни, Господи, Григорья, – глаза-то у него все хуже…» Именно такая молитва, пусть и лишенная установленного порядка, но искренняя, до Бога и дойдет скорее. И за всю свою тяжелую жизнь в мире жестоком и грешном бабушка благодарит Господа, который помогает людям далеким и близким, любит и прощает их.
Повесть М. Горького «Детство» показывает нам, читателям, что можно и нужно в самых трудных жизненных условиях не ожесточаться, не становиться рабом, но оставаться Человеком.
В. А. Карпов
Сыну моему посвящаю
В полутемной тесной комнате, на полу, под окном, лежит мой отец, одетый в белое и необыкновенно длинный; пальцы его босых ног странно растопырены, пальцы ласковых рук, смирно положенных на грудь, тоже кривые; его веселые глаза плотно прикрыты черными кружками медных монет, доброе лицо темно и пугает меня нехорошо оскаленными зубами.
Мать, полуголая, в красной юбке, стоит на коленях, зачесывая длинные мягкие волосы отца со лба на затылок черной гребенкой, которой я любил перепиливать корки арбузов; мать непрерывно говорит что-то густым, хрипящим голосом, ее серые глаза опухли и словно тают, стекая крупными каплями слез.
Меня держит за руку бабушка, – круглая, большеголовая, с огромными глазами и смешным рыхлым носом; она вся черная, мягкая и удивительно интересная; она тоже плачет, как-то особенно и хорошо подпевая матери, дрожит вся и дергает меня, толкая к отцу; я упираюсь, прячусь за нее; мне боязно и неловко.
Я никогда еще не видал, чтобы большие плакали, и не понимал слов, неоднократно сказанных бабушкой:
– Попрощайся с тятей-то, никогда уж не увидишь его, помер он, голубчик, не в срок, не в свой час…
Я был тяжко болен, – только что встал на ноги; во время болезни, – я это хорошо помню, – отец весело возился со мною, потом он вдруг исчез, и его заменила бабушка, странный человек.
– Ты откуда пришла? – спросил я ее. Она ответила:
– С верху, из Нижнего, да не пришла, а приехала! По воде-то не ходят, шиш!
Это было смешно и непонятно: наверху, в доме, жили бородатые крашеные персияне, а в подвале старый желтый калмык продавал овчины. По лестнице можно съехать верхом на перилах или, когда упадешь, скатиться кувырком, – это я знал хорошо. И при чем тут вода? Всё неверно и забавно спутано.
– А отчего я шиш?
– Оттого, что шумишь, – сказала она, тоже смеясь. Она говорила ласково, весело, складно. Я с первого же дня подружился с нею, и теперь мне хочется, чтобы она скорее ушла со мною из этой комнаты.
Меня подавляет мать; ее слезы и вой зажгли во мне новое, тревожное чувство. Я впервые вижу ее такою, – она была всегда строгая, говорила мало; она чистая, гладкая и большая, как лошадь; у нее жесткое тело и страшно сильные руки. А сейчас она вся как-то неприятно вспухла и растрепана, всё на ней разорвалось; волосы, лежавшие на голове аккуратно, большою светлой шапкой, рассыпались по голому плечу, упали на лицо, а половина их, заплетенная в косу, болтается, задевая уснувшее отцово лицо. Я уже давно стою в комнате, но она ни разу не взглянула на меня, – причесывает отца и всё рычит, захлебываясь слезами.
В дверь заглядывают черные мужики и солдат-будочник. Он сердито кричит:
– Скорее убирайте!
Окно занавешено темной шалью; она вздувается, как парус. Однажды отец катал меня на лодке с парусом. Вдруг ударил гром. Отец засмеялся, крепко сжал меня коленями и крикнул:
– Ничего, не бойся, Лук!
Вдруг мать тяжело взметнулась с пола, тотчас снова осела, опрокинулась на спину, разметав волосы по полу; ее слепое, белое лицо посинело, и, оскалив зубы, как отец, она сказала страшным голосом:
– Дверь затворите… Алексея – вон! Оттолкнув меня, бабушка бросилась к двери, закричала:
– Родимые, не бойтесь, не троньте, уйдите Христа ради! Это – не холера, роды пришли, помилуйте, батюшки!
Я спрятался в темный угол за сундук и оттуда смотрел, как мать извивается по полу, охая и скрипя зубами, а бабушка, ползая вокруг, говорит ласково и радостно:
– Во имя Отца и Сына! Потерпи, Варюша! Пресвятая Мати Божия, заступница…
Мне страшно; они возятся на полу около отца, задевают его, стонут и кричат, а он неподвижен и точно смеется. Это длилось долго – возня на полу; не однажды мать вставала на ноги и снова падала; бабушка выкатывалась из комнаты, как большой черный мягкий шар; потом вдруг во тьме закричал ребенок.
– Слава Тебе, Господи! – сказала бабушка. – Мальчик!
И зажгла свечу.
Я, должно быть, заснул в углу, – ничего не помню больше.
Второй оттиск в памяти моей – дождливый день, пустынный угол кладбища; я стою на скользком бугре липкой земли и смотрю в яму, куда опустили гроб отца; на дне ямы много воды и есть лягушки, – две уже взобрались на желтую крышку гроба.
У могилы – я, бабушка, мокрый будочник и двое сердитых мужиков с лопатами. Всех осыпает теплый дождь, мелкий, как бисер.
– Зарывай, – сказал будочник, отходя прочь.
Бабушка заплакала, спрятав лицо в конец головного платка. Мужики, согнувшись, торопливо начали сбрасывать землю в могилу, захлюпала вода; спрыгнув с гроба, лягушки стали бросаться на стенки ямы, комья земли сшибали их на дно.
– Отойди, Леня, – сказала бабушка, взяв меня за плечо; я выскользнул из-под ее руки, не хотелось уходить.
– Экой ты, Господи, – пожаловалась бабушка, не то на меня, не то на Бога, и долго стояла молча, опустив голову; уже могила сравнялась с землей, а она всё еще стоит.
Мужики гулко шлепали лопатами по земле; налетел ветер и прогнал, унес дождь. Бабушка взяла меня за руку и повела к далекой церкви, среди множества темных крестов.
– Ты что не поплачешь? – спросила она, когда вышла за ограду. – Поплакал бы!
– Не хочется, – сказал я.
– Ну, не хочется, так и не надо, – тихонько выговорила она.
Всё это было удивительно: я плакал редко и только от обиды, не от боли; отец всегда смеялся над моими слезами, а мать кричала:
– Не смей плакать!
Потом мы ехали по широкой, очень грязной улице на дрожках, среди темно-красных домов; я спросил бабушку:
– А лягушки не вылезут?
– Нет, уж не вылезут, – ответила она. – Бог с ними!
Ни отец, ни мать не произносили так часто и родственно имя Божие.
Через несколько дней я, бабушка и мать ехали на пароходе, в маленькой каюте; новорожденный брат мой Максим умер и лежал на столе в углу, завернутый в белое, спеленатый красною тесьмой.
Примостившись на узлах и сундуках, я смотрю в окно, выпуклое и круглое, точно глаз коня; за мокрым стеклом бесконечно льется мутная, пенная вода. Порою она, вскидываясь, лижет стекло. Я невольно прыгаю на пол.
– Не бойся, – говорит бабушка и, легко приподняв меня мягкими руками, снова ставит на узлы.
Над водою – серый, мокрый туман; далеко где-то является темная земля и снова исчезает в тумане и воде. Всё вокруг трясется. Только мать, закинув руки за голову, стоит, прислонясь к стене, твердо и неподвижно. Лицо у нее темное, железное и слепое, глаза крепко закрыты, она всё время молчит, и вся какая-то другая, новая, даже платье на ней незнакомо мне.
Бабушка не однажды говорила ей тихо:
– Варя, ты бы поела чего, маленько, а? Она молчит и неподвижна.
Бабушка говорит со мною шепотом, а с матерью – громче, но как-то осторожно, робко и очень мало. Мне кажется, что она боится матери. Это понятно мне и очень сближает с бабушкой.
– Саратов, – неожиданно громко и сердито сказала мать. – Где же матрос?
Вот и слова у нее странные, чужие: Саратов, матрос. Вошел широкий седой человек, одетый в синее, принес маленький ящик. Бабушка взяла его и стала укладывать тело брата, уложила и понесла к двери на вытянутых руках, но, – толстая, – она могла пройти в узенькую дверь каюты только боком и смешно замялась перед нею.
– Эх, мамаша! – крикнула мать, отняла у нее гроб, и обе они исчезли, а я остался в каюте, разглядывая синего мужика.
– Что, отошел братишка-то? – сказал он, наклонясь ко мне.
– Ты кто?
– Матрос.
– А Саратов – кто?
– Город. Гляди в окно, вот он!
За окном двигалась земля; темная, обрывистая, она курилась туманом, напоминая большой кусок хлеба, только что отрезанный от каравая.
– А куда бабушка ушла?
– Внука хоронить.
– Его в землю зароют?
– А как же? Зароют.
Я рассказал матросу, как зарыли живых лягушек, хороня отца. Он поднял меня на руки, тесно прижал к себе и поцеловал.
– Эх, брат, ничего ты еще не понимаешь! – сказал он. – Лягушек жалеть не надо, Господь с ними! Мать пожалей, – вон как ее горе ушибло!
Над нами загудело, завыло. Я уже знал, что это – пароход, и не испугался, а матрос торопливо опустил меня на пол и бросился вон, говоря:
– Надо бежать!
И мне тоже захотелось убежать. Я вышел за дверь. В полутемной узкой щели было пусто. Недалеко от двери блестела медь на ступенях лестницы. Взглянув наверх, я увидал людей с котомками и узлами в руках. Было ясно, что все уходят с парохода, – значит, и мне нужно уходить.
Но когда вместе с толпою мужиков я очутился у борта парохода, перед мостками на берег, все стали кричать на меня:
– Это чей? Чей ты?
– Не знаю.
Меня долго толкали, встряхивали, щупали. Наконец явился седой матрос и схватил меня, объяснив:
– Это астраханский, из каюты…
Бегом он снес меня в каюту, сунул на узлы и ушел, грозя пальцем:
– Я тебе задам!
Шум над головою становился всё тише, пароход уже не дрожал и не бухал по воде. Окно каюты загородила какая-то мокрая стена; стало темно, душно, узлы точно распухли, стесняя меня, и всё было нехорошо. Может быть, меня так и оставят навсегда одного в пустом пароходе?
Подошел к двери. Она не отворяется, медную ручку ее нельзя повернуть. Взяв бутылку с молоком, я со всею силой ударил по ручке. Бутылка разбилась, молоко облило мне ноги, натекло в сапоги.
Огорченный неудачей, я лег на узлы, заплакал тихонько и, в слезах, уснул.
А когда проснулся, пароход снова бухал и дрожал, окно каюты горело, как солнце. Бабушка, сидя около меня, чесала волосы и морщилась, что-то нашептывая. Волос у нее было странно много, они густо покрывали ей плечи, грудь, колени и лежали на полу, черные, отливая синим. Приподнимая их с пола одною рукою и держа на весу, она с трудом вводила в толстые пряди деревянный редкозубый гребень; губы ее кривились, темные глаза сверкали сердито, а лицо в этой массе волос стало маленьким и смешным.
Сегодня она казалась злою, но когда я спросил, отчего у нее такие длинные волосы, она сказала вчерашним теплым и мягким голосом:
– Видно, в наказание Господь дал, – расчеши-ка вот их, окаянные! Смолоду я гривой этой хвасталась, на старости кляну! А ты спи! Еще рано, – солнышко чуть только с ночи поднялось…
– Не хочу уж спать!
– Ну, ино не спи, – тотчас согласилась она, заплетая косу и поглядывая на диван, где вверх лицом, вытянувшись струною, лежала мать. – Как это ты вчера бутыль-то раскокал? Тихонько говори!
Говорила она, как-то особенно выпевая слова, и они легко укреплялись в памяти моей, похожие на цветы, такие же ласковые, яркие, сочные. Когда она улыбалась, ее темные, как вишни, зрачки расширялись, вспыхивая невыразимо приятным светом, улыбка весело обнажала белые крепкие зубы, и, несмотря на множество морщин в темной коже щек, всё лицо казалось молодым и светлым. Очень портил его этот рыхлый нос с раздутыми ноздрями и красный на конце. Она нюхала табак из черной табакерки, украшенной серебром. Вся она – темная, но светилась изнутри – через глаза – неугасимым, веселым и теплым светом. Она сутула, почти горбатая, очень полная, а двигалась легко и ловко, точно большая кошка, – она и мягкая такая же, как этот ласковый зверь.
До нее как будто спал я, спрятанный в темноте, но явилась она, разбудила, вывела на свет, связала всё вокруг меня в непрерывную нить, сплела всё в разноцветное кружево и сразу стала на всю жизнь другом, самым близким сердцу моему, самым понятным и дорогим человеком, – это ее бескорыстная любовь к миру обогатила меня, насытив крепкой силой для трудной жизни.
Сорок лет назад пароходы плавали медленно; мы ехали до Нижнего очень долго, и я хорошо помню эти первые дни насыщения красотою.
Установилась хорошая погода; с утра до вечера я с бабушкой на палубе, под ясным небом, между позолоченных осенью, шелками шитых берегов Волги. Не торопясь, лениво и гулко бухая плицами по серовато-синей воде, тянется вверх по течению светло-рыжий пароход, с баржой на длинном буксире. Баржа серая и похожа на мокрицу. Незаметно плывет над Волгой солнце; каждый час всё вокруг ново, всё меняется; зеленые горы – как пышные складки на богатой одежде земли; по берегам стоят города и села, точно пряничные издали; золотой осенний лист плывет по воде.
– Ты гляди, как хорошо-то! – ежеминутно говорит бабушка, переходя от борта к борту, и вся сияет, а глаза у нее радостно расширены.
Часто она, заглядевшись на берег, забывала обо мне: стоит у борта, сложив руки на груди, улыбается и молчит, а на глазах слезы. Я дергаю ее за темную, с набойкой цветами, юбку.
– Ась? – встрепенется она. – А я будто задремала да сон вижу.
– А о чем плачешь?
– Это, милый, от радости да от старости, – говорит она, улыбаясь. – Я ведь уж старая, за шестой десяток лета-вёсны мои перекинулись-пошли.
И, понюхав табаку, начинает рассказывать мне какие-то диковинные истории о добрых разбойниках, о святых людях, о всяком зверье и нечистой силе.
Сказки она сказывает тихо, таинственно, наклонясь к моему лицу, заглядывая в глаза мне расширенными зрачками, точно вливая в сердце мое силу, приподнимающую меня. Говорит, точно поет, и чем дальше, тем складней звучат слова. Слушать ее невыразимо приятно. Я слушаю и прошу:
– А еще вот как было: сидит в подпечке старичок домовой, занозил он себе лапу лапшой, качается, хныкает: «Ой, мышеньки, больно, ой, мышата, не стерплю!»
Подняв ногу, она хватается за нее руками, качает ее на весу и смешно морщит лицо, словно ей самой больно.
Вокруг стоят матросы – бородатые ласковые мужики, – слушают, смеются, хвалят ее и тоже просят:
– А ну, бабушка, расскажи еще чего! Потом говорят:
– Айда ужинать с нами!
За ужином они угощают ее водкой, меня – арбузами, дыней; это делается скрытно: на пароходе едет человек, который запрещает есть фрукты, отнимает их и выбрасывает в реку. Он одет похоже на будочника – с медными пуговицами – и всегда пьяный; люди прячутся от него.
Мать редко выходит на палубу и держится в стороне от нас. Она всё молчит, мать. Ее большое стройное тело, темное, железное лицо, тяжелая корона заплетенных в косы светлых волос, – вся она мощная и твердая, – вспоминаются мне как бы сквозь туман или прозрачное облако; из него отдаленно и неприветливо смотрят прямые серые глаза, такие же большие, как у бабушки.
Однажды она строго сказала:
– Смеются люди над вами, мамаша!
– А Господь с ними! – беззаботно ответила бабушка. – А пускай смеются, на доброе им здоровье!
Помню детскую радость бабушки при виде Нижнего. Дергая за руку, она толкала меня к борту и кричала:
– Гляди, гляди, как хорошо! Вот он, батюшка, Нижний-то! Вот он какой, Богов! Церкви-те, гляди-ка ты, летят будто!
И просила мать, чуть не плача:
– Варюша, погляди, чай, а? Поди, забыла ведь! Порадуйся!
Мать хмуро улыбалась.
Когда пароход остановился против красивого города, среди реки, тесно загроможденной судами, ощетинившейся сотнями острых мачт, к борту его подплыла большая лодка со множеством людей, подцепилась багром к спущенному трапу, и один за другим люди из лодки стали подниматься на палубу. Впереди всех быстро шел небольшой сухонький старичок, в черном длинном одеянии, с рыжей, как золото, бородкой, с птичьим носом и зелеными глазками.
Очень кратко У мальчика умирает отец. Вместе с матерью он переезжает в дом жестокого и жадного деда. Мать выходит замуж, и мальчика растит бабушка. Когда мать умирает, дед отправляет мальчика «в люди».
1913 год, Нижний Новгород. Повествование ведётся от имени мальчика Алёши Пешкова.
Первое воспоминание Алёши - смерть отца. Он не понимал, что отца больше нет, но в память ему врезался плач матери Варвары. Перед этим мальчик сильно болел, и помочь приехала бабушка Акулина Ивановна Каширина, «круглая, большеголовая, с огромными глазами и смешным рыхлым носом». Бабушка нюхала табак и была вся «чёрная, мягкая», как медведица, с очень длинными и густыми волосами.
В день смерти отца у Варвары начались преждевременные роды, ребёнок родился слабым. После похорон бабушка забрала Алёшу, Варвару и новорождённого в Нижний Новгород. Ехали они на пароходе. По дороге малыш умер. Бабушка, стараясь отвлечь Алёшу, рассказывала сказки, которых знала великое множество.
В Нижнем их встречало множество народу. Алёша познакомился с дедом Василием Васильичем Кашириным - маленьким, сухоньким старичком «с рыжей, как золото, бородкой, с птичьим носом и зелёными глазками». С ним пришли дядья мальчика, Яков и Михайло, и двоюродные братья. Дед Алёше не понравился, он «сразу почувствовал в нём врага».
Жила семья деда в большом доме, нижний этаж которого был занят красильной мастерской. Жили недружно. Варвара вышла замуж без благословения, и теперь дядья требовали у деда её приданое. Время от времени дядья дрались.
Дом деда был наполнен горячим туманом взаимной вражды всех со всеми.
Приезд Алёши с матерью только усилил эту вражду. Мальчику, выросшему в дружной семье, было очень тяжело.
По субботам дед сёк внуков, провинившихся за неделю. Алёшу это наказание тоже не миновало. Мальчик сопротивлялся, и дед засёк его до полусмерти.
После, когда Алёша отлёживался в постели, дед пришёл мириться. После этого мальчик понял, что дед «не злой и не страшен», но забыть и простить побои он не мог. Особенно поразил его в те дни Иван-Цыганок: он подставлял руку под розги, и часть ударов досталась ему.
После Алёша очень подружился с этим весёлым парнем. Иван-Цыганок был подкидышем: бабушка нашла его как-то зимой возле своего дома и воспитала. Он обещал стать хорошим мастером, и дядья часто ссорились из-за него: после раздела каждый хотел взять Цыганка себе.
Несмотря на свои семнадцать лет, Цыганок был добрым и наивным. Каждую пятницу его отправляли на рынок за продуктами, и Иван тратил меньше, а привозил больше, чем следовало. Оказалось, он приворовывал, чтобы порадовать скупого деда. Бабушка ругалась - она боялась, что однажды Цыганка схватит полиция.
Вскоре Иван погиб. Во дворе у деда лежал тяжёлый дубовый крест. Дядька Яков дал обет отнести его на могилу жены, которую сам же и убил. Цыганку выпало нести комель этого огромного креста. Парень надорвался и умер от кровотечения.
Прошло время. В доме жилось всё хуже. Алёшину душу спасали только бабушкины сказки. Бабушка не боялась никого, кроме тараканов. Однажды вечером загорелась мастерская. Рискуя жизнью, бабушка вывела из горящей конюшни жеребца и очень сильно обожгла руки.
«К весне дядьки разделились», а дед купил большой дом, на первом этаже которого был кабак. Остальные комнаты дед сдавал. Вокруг дома рос густой запущенный сад, спускавшийся в овраг. Бабушка с внуком поселилась в уютной комнате на чердаке.
Все любили бабушку и обращались к ней за советом - Акулина Ивановна знала множество рецептов лекарств из трав. Родом она была с Волги. Её мать «обидел» барин, девушка выбросилась из окна и осталась калекой.
С детства Акулина ходила «по людям», просила милостыню. Потом её мать, бывшая искусной кружевницей, выучила дочь своему мастерству, а когда о ней слава пошла, и дед появился. Дед, пребывая в хорошем настроении, тоже рассказывал Алёше о своём детстве, которое он помнил «от француза», и о своей матери - злой бабе калашнице.
Некоторое время спустя, дед взялся учить Алёшу грамоте по церковным книгам. Он оказался способным к этому, и вскоре бегло разбирал церковный устав. Дед был верующим человеком, но бог, которому он молился, вызывал у Алёши «страх и неприязнь».
Он не любил никого, следил за всем строгим оком, он, прежде всего, искал и видел в человеке дурное, злое, грешное. Было ясно, что он не верит человеку, всегда ждёт покаяния и любит наказывать
На улицу мальчика отпускали редко - всякий раз местные мальчишки избивали его до синяков.
Вскоре Алёшина спокойная жизнь кончилась. Однажды вечером прибежал дядька Яков и сообщил, что дядька Михайло идёт убивать деда. С того вечера дядька Михайло являлся ежедневно и учинял скандалы, на радость всей улицы. Так он пытался выманить у деда Варварино приданое, но старик не сдавался.
Ближе к весне дед неожиданно продал дом и купил другой. При новом доме тоже был заросший сад с ямой - остатками сгоревшей бани. Слева с ним соседствовал полковник Овсянников, а справа - семейство Бетленга.
Дом был набит интересными людьми. Особенно интересен для Алёши был нахлебник по прозвищу Хорошее Дело. Его комната была заполнена странными вещами, и он постоянно что-то изобретал.
Вскоре мальчик сдружился с Хорошим Делом. Тот научил его правильно излагать события, не повторяясь и отсекая всё лишнее. Бабушке и деду эта дружба не понравилась - они считали нахлебника колдуном, и Хорошему Делу пришлось съехать.
Очень интересовал Алёшу и дом Овсянникова. В щели забора или с ветки дерева он видел трёх мальчиков, играющих во дворе дружно и без ссор. Однажды, играя в прятки, младший мальчик упал в колодец. Алёша бросился на помощь и вместе со старшими детьми вытащил малыша.
Дети дружили, пока Алёша не попался на глаза полковнику. Пока он выставлял мальчика из дому, тот успел обозвать его «старым чёртом», за что был бит. С тех пор Алёша общался с Овсянниковыми-младшими только через дыру в заборе.
О матери, которая жила отдельно, Алёша вспоминал нечасто. Однажды зимой она вернулась, поселилась в комнате нахлебника и начала учить сына грамматике и арифметике. Жилось Алёше в те времена трудно. Часто дед ссорился с матерью, пытался принудить её к новому замужеству, но та всегда отказывалась.
Русские люди, по нищете и скудости жизни своей, вообще любят забавляться горем, играют им, как дети, и редко стыдятся быть несчастными.
Бабушка заступалась за дочь, и однажды дед жестоко её избил. Алёша отомстил деду, испортив его любимые святцы.
Мать подружилась с соседкой, женой военного, к которой часто приходили гости из дома Бетленгов. Дед тоже начал устраивать «вечера» и даже нашёл матери жениха - кривого и лысого часовщика. Варвара, женщина молодая и красивая, ему отказала.
«После этой истории мать сразу окрепла, туго выпрямилась и стала хозяйкой в доме». У неё в гостях стали часто бывать братья Максимовы, перекочевавшие к ней от Бетленгов.
После Святок Алёша долго болел оспой. Всё это время за ним ухаживала бабушка. Вместо сказки она рассказывала мальчику об отце. Максим Пешков был сыном солдата, «дослужившегося до офицеров и сосланного в Сибирь за жестокость с подчинёнными». В Сибири Максим и родился. Мать его умерла, и он долго скитался.
Попав в Нижний Новгород, Максим стал работать у столяра и вскоре сделался знатным краснодеревщиком. Варвара вышла за него замуж против воли деда - тот хотел выдать дочь-красавицу за дворянина.
Вскоре Варвара вышла замуж за младшего Максимова, Евгения. Отчима Алёша сразу возненавидел. Бабушка от расстройства начала пить крепкое вино и часто бывала пьяной. В яме, оставшейся от сгоревшей бани, мальчик выстроил себе убежище и провёл в нём всё лето.
Осенью дед продал дом и заявил бабушке, что больше кормить её не будет. «Дед снял две тёмные комнатки в подвале старого дома». Вскоре после переезда появились мать с отчимом. Они рассказали, что дом их сгорел со всем скарбом, но дед знал, что отчим проигрался и приехал просить денег.
Мать с отчимом сняли бедное жильё и забрали Алёшу с собой. Варвара была беременна, а отчим обманывал рабочих, скупая за полцены кредитные записки на продукты, которыми на заводе платили вместо денег.
Алёшу отдали в школу, где ему очень не нравилось. Дети смеялись над его бедной одеждой, а учителя не любили. В то время мальчик часто хулиганил и досаждал матери. Жизнь между тем становилась всё тяжелее. Мама родила сына, странного большеголового мальчика, который быстро и тихо умер. У отчима появилась любовница.
Вскоре Варвара снова забеременела Однажды Алёша увидел, как отчим своей тонкой и длинной ногой бьёт беременную мать в грудь. Он замахнулся на Евгения ножом. Варвара успела его оттолкнуть - нож только разрезал одежду и скользнул по рёбрам.
Алёша вернулся к деду. Старик стал скуп. Он разделил хозяйство на две части. Теперь даже чай они с бабушкой заваривали по очереди.
Чтобы заработать на хлеб, бабушка занялась вышиванием и плетением кружев, а Алёша с компанией ребят собирал ветошь и кости, обирал пьяных и воровал дрова и тёс «в лесных складах по берегу Оки». Одноклассники знали, чем он занимается, и издевались ещё больше.
Когда Алёша перешёл в третий класс, к ним переехала Варвара с новорождённым Николаем. Отчим снова куда-то исчез. Мама была тяжело больна. Бабушка ушла в дом богатого купца вышивать покров, и с Николаем возился дед, часто из жадности недокармливая ребёнка. Алёша тоже любил играть с братишкой. Мать умерла через несколько месяцев на руках у мальчика, так и не увидев мужа.
После похорон дед сказал, что кормить Алёшу не собирается, и отправил его « ».
