Анто́н Ива́нович Дени́кин - русский военачальник, политический и общественный деятель, писатель, мемуарист, публицист и военный документалист.

Деникин Антон Иванович - русский военачальник, герой Русско-японской и Первой мировой войн, Генерального штаба генерал-лейтенант (1916), первопоходник, один из главных руководителей (1918-1920 гг.) Белого движения в годы Гражданской войны. Заместитель Верховного Правителя России (1919-1920гг.). Антон Иванович Деникин родился в семье русского офицера. Его отец, Иван Ефимович Деникин (1807-1885), крепостной крестьянин, был отдан помещиком в рекруты; прослужив в армии 35 лет, он вышел в отставку в 1869 году в звании майора; был участником Крымской, Венгерской и Польской кампаний (подавление восстания 1863 года). Мать, Елисавета Фёдоровна Вжесинская (Wrzesińska), по национальности полька, из семьи обедневших мелких землевладельцев. Деникин с детства свободно говорил на русском и польском языках. Материальное положение семьи было очень скромным, а после смерти отца в 1885 году резко ухудшилось. Деникину приходилось подрабатывать репетиторством.

Служба в русской армии

Деникин с детства мечтал о военной службе. В 1890 году, после окончания реального училища, пошёл вольноопределяющимся в армию и был вскоре принят в «Киевское юнкерское училище с военно-училищным курсом». Окончив училище (1892), служил в артиллерийских войсках, a в 1897 году поступил в Академию Генерального штаба (закончил её по 1-му разряду в 1899 году). Первый боевой опыт получил в Русско-японской войне. Начальник штаба Забайкальской казачьей дивизии, а затем - знаменитой Урало-Забайкальской дивизии генерала Мищенко, прославившейся дерзкими рейдами по тылам противника. В Цинхеченском сражении одна из сопок вошла в военную историю под названием «Деникинской». Награждён орденами Святого Станислава и Святой Анны с мечами. После войны служил на штабных должностях (штаб-офицер при управлении 57-й пехотной резервной бригады). В июне 1910 года назначен командиром 17-го пехотного Архангелогородского полка, которым командовал до марта 1914 года. 23 марта 1914 года назначен исправляющим должность генерала для поручений при Командующем войсками Киевского военного округа. В июне 1914 года произведён в чин генерал-майора. С началом Первой мировой войны назначен генерал-квартирмейстером 8-й армии, но уже в сентябре, по собственному желанию, переведён на строевую должность - командиром 4-й стрелковой бригады (в августе 1915 года развёрнутой в дивизию). За стойкость и боевые отличия бригада Деникина получила прозвание «Железной». Участник Луцкого прорыва (так называемого «Брусиловского прорыва» 1916 года). За успешные операции и личный героизм был награждён орденом Святого Георгия 3-й и 4-й степеней, Георгиевским оружием и другими орденами. В 1916 году произведён в чин генерал-лейтенанта и был назначен командовать 8-м корпусом на Румынском фронте, где был награждён высшим военным орденом Румынии.

После присяги временному правительству

В апреле-мае 1917 года Деникин являлся начальником штаба Верховного главнокомандующего, затем главнокомандующим Западным и Юго-Западным фронтами. 28 августа 1917 года был арестован за то, что резкой телеграммой Временному правительству выразил солидарность с генералом Лавром Георгиевичем Корниловым. Вместе с Корниловым содержался в Быховской тюрьме по обвинению в мятеже (Корниловское выступление). Генерал Корнилов и арестованные с ним высшие офицеры требовали открытого суда, чтобы очиститься от клеветы и высказать России свою программу.

Гражданская война

После падения Временного правительства обвинение в мятеже потеряло смысл, и 19 ноября (2 декабря) 1917 года верховный главнокомандующий Духонин распорядился о переводе арестованных на Дон, однако Общеармейский комитет воспротивился этому. Узнав о приближении эшелонов с революционными матросами, грозившем самосудом, генералы приняли решение бежать. С удостоверением на имя «помощника начальника перевязочного отряда Александра Домбровского» Деникин пробрался в Новочеркасск, где принял участие в создании Добровольческой армии, возглавив одну из её дивизий, а после гибели Корнилова 13 апреля 1918 года - всю армию. В январе 1919 года главнокомандующий Вооруженными Силами Юга России генерал А. И. Деникин перевел свою Ставку в Таганрог. 8 января 1919 Добровольческая армия вошла в состав Вооружённых сил Юга России (В. С. Ю. Р.), став их основной ударной силой, а генерал Деникин возглавил В. С. Ю. Р. 12 июня 1919 он официально признал власть адмирала Колчака как «Верховного Правителя Русского государства и Верховного Главнокомандующего Русских армий». К началу 1919 года Деникину удалось подавить большевистское сопротивление на Северном Кавказе, подчинить себе казачьи войска Дона и Кубани, отстранив от руководства донским казачеством прогермански ориентированного генерала Краснова, получить через черноморские порты от союзников России по Антанте большое количество оружия, боеприпасов, снаряжения, и в июле 1919 г. начать широкомасштабный поход на Москву. Сентябрь и первая половина октября 1919 г. были временем наибольшего успеха антибольшевистских сил. Успешно наступавшие войска Деникина к октябрю заняли Донбасс и обширную область от Царицына до Киева и Одессы. 6 октября деникинцы заняли Воронеж, 13 октября - Орёл и угрожали Туле. Большевики были близки к катастрофе и готовились к уходу в подполье. Был создан подпольный Московский комитет партии, правительственные учреждения начали эвакуацию в Вологду. Был провозглашён отчаянный лозунг: «Все на борьбу с Деникиным!» Против В. С. Ю. Р. были брошены все силы Южного и часть сил Юго-Восточного фронтов.

С середины октября 1919 г. положение белых армий Юга заметно ухудшилось. Тылы были разрушены махновским рейдом по Украине, к тому же против Махно пришлось снимать войска с фронта, а большевики заключили перемирие с поляками и с петлюровцами, высвободив силы для борьбы с Деникиным. Создав количественное и качественное превосходство над противником на главном, орловско-курском, направлении (62 тысячи штыков и сабель у красных против 22 тысяч у белых) в октябре Красная армия перешла в контрнаступление. В ожесточённых боях, шедших с переменным успехом, южнее Орла малочисленным частям Добровольческой армии к концу октября войска Южного фронта (командующий В. Е. Егоров) красных нанесли поражение, а затем стали теснить их по всей линии фронта. Зимой 1919-1920 годов деникинские войска оставили Харьков, Киев, Донбасс, Ростов-на-Дону. В феврале-марте 1920 г. последовало поражение в битве за Кубань, вследствие разложения Кубанской армии (из-за своего сепаратизма - самой неустойчивой части В. С. Ю. Р.). После чего казачьи части Кубанской армий разложились окончательно и стали массово сдаваться в плен красным или переходить на сторону «зелёных», что повлекло за собой развал фронта белых, отступление остатков Белой армии в Новороссийск, а оттуда 26-27 марта 1920 г. отход морем в Крым. После гибели бывшего Верховного Правителя России адмирала Колчака всероссийская власть должна была перейти к генералу Деникину. Однако Деникин, учитывая тяжёлое военно-политическое положение белых, не принял эти полномочия официально. Столкнувшись после поражения своих войск с активизацией оппозиционных настроений в среде белого движения, Деникин 4 апреля 1920 г. оставил пост Главнокомандующего В. С. Ю. Р., передал командование барону Врангелю и в тот же день отбыл в Англию с промежуточной остановкой в Стамбуле.

Политика Деникина

На территориях, контролируемых Вооруженными Силами Юга России, вся полнота власти принадлежала Деникину, как главнокомандующему. При нём действовало «Особое совещание», исполнявшее функции исполнительной и законодательной власти. Обладая по сути диктаторской властью и будучи сторонником конституционной монархии, Деникин не считал себя вправе (до созыва Учредительного собрания) предопределять будущее государственное устройство России. Он старался сплотить как можно более широкие слои Белого движения под лозунгами «Борьба с большевизмом до конца», «Великая, Единая и Неделимая», «Политические свободы». Такая позиция была объектом критики как справа, со стороны монархистов, так и слева, из либерального лагеря. Призыв к воссозданию единой и неделимой России встречал сопротивление со стороны казачьих государственных образований Дона и Кубани, добивавшихся автономии и федеративного устройства будущей России, а также не мог быть поддержан националистическими партиями Украины, Закавказья, Прибалтики.

В то же время в тылу белых предпринимались попытки к налаживанию нормальной жизни. Там, где позволяла обстановка, возобновлялась работа заводов и фабрик, железнодорожного и водного транспорта, открывались банки и велась повседневная торговля. Были установлены твёрдые цены на сельскохозяйственные продукты, принят закон об уголовной ответственности за спекуляцию, восстанавливались в прежнем виде суды, прокуратура и адвокатура, избирались органы городских самоуправлений, свободно действовали многие политические партии вплоть до эсеров и социал-демократов, почти без ограничений выходила пресса. Деникинским Особым Совещанием было принято прогрессивное рабочее законодательство с 8-часовым рабочим днем и мерами по охране труда, которое, однако, не нашло практического претворения в жизнь. Деникинское правительство не успело полностью осуществить разработанную им земельную реформу, в основу которой должно было лечь укрепление мелких и средних хозяйств за счёт казённых и помещичьих земель. Действовал временный колчаковский закон, предписывающий, до Учредительного собрания, сохранение земли за теми владельцами, в чьих руках она фактически находилась. Насильственный захват прежними владельцами своих земель резко пресекался. Тем не менее, подобные инциденты всё же происходили, что в совокупности с грабежами в прифронтовой зоне отталкивало крестьянство от лагеря белых. Позиция А. Деникина по языковому вопросу на Украине была выражена в манифесте «Населению Малороссии» (1919): «Объявляю государственным языком на всем пространстве России язык русский, но считаю совершенно недопустимым и запрещаю преследования малорусского языка. Каждый может говорить в местных учреждениях, земствах, присутственных местах и в суде по-малорусски. Местные школы, содержимые на частные средства, могут вести преподавание на каком угодно языке. В казенных школах … могут быть учреждаемы уроки малорусского народного языка… Равным образом не будет никаких ограничений в отношении малорусского языка в печати…».

Эмиграция

Деникин пробыл в Англии лишь несколько месяцев. Осенью 1920 года в Англии была опубликована телеграмма лорда Керзона Чичерину, которая гласила:

Я употребил всё своё влияние на генерала Деникина, чтобы уговорить его бросить борьбу, обещав ему, что, если он поступит так, я употреблю все усилия, чтобы заключить мир между его силами и вашими, обеспечив неприкосновенность всех его соратников, а также население Крыма. Генерал Деникин в конце концов последовал этому совету и покинул Россию, передав командование генералу Врангелю.

Деникин выступил с резким опровержением в «Таймс»:

Никакого влияния лорд Керзон оказать на меня не мог, так как я с ним ни в каких отношениях не находился.

Предложение (британского военного представителя о перемирии) я категорически отвергнул и, хотя с потерей материальной части, перевёл армию в Крым, где тотчас же приступил к продолжению борьбы.
Нота английского правительства о начатии мирных переговоров с большевиками была, как известно, вручена уже не мне, а моему преемнику по командованию Вооружёнными силами Юга России генералу Врангелю, отрицательный ответ которого был в своё время опубликован в печати.
Мой уход с поста главнокомандующего был вызван сложными причинами, но никакой связи с политикой лорда Керзона не имел. Как раньше, так и теперь я считаю неизбежной и необходимой вооружённую борьбу с большевиками до полного их поражения. Иначе не только Россия, но и вся Европа обратится в развалины.

В 1920 году Деникин переехал с семьёй в Бельгию. Жил там по 1922 год, затем - в Венгрии, а с 1926 года - во Франции. Занимался литературной деятельностью, выступал с лекциями о международном положении, издавал газету «Доброволец». Оставаясь убеждённым противником советского строя, призывал эмигрантов не поддерживать Германию в войне с СССР (лозунг «Защита России и свержение большевизма»). После оккупации Франции Германией отказался от предложений немцев о сотрудничестве и переезде в Берлин.Так часто менять своё место жительства Деникина заставляла нехватка денег. Усилившееся после Второй мировой войны советское влияние в странах Европы вынудило А. И. Деникина переехать в США в 1945 году, где он продолжил работу над книгой «Путь русского офицера», выступал с публичными докладами. В январе 1946 года Деникин обратился к генералу Д. Эйзенхауэру с призывом остановить насильственную выдачу в СССР советских военнопленных.

Писатель и военный историк

С 1898 года Деникин писал рассказы и остропублицистические статьи на военную тематику, публиковался в журналах «Разведчик», «Русский инвалид» и «Варшавский дневник» под псевдонимом И. Ночин. В эмиграции приступил к созданию документального исследования о Гражданской войне «Очерки Русской Смуты». Издал сборник рассказов «Офицеры» (1928), книгу «Старая Армия» (1929-1931); не успел завершить автобиографическую повесть «Путь русского офицера» (впервые издана посмертно в 1953 году).

Смерть и похороны

Скончался генерал от сердечного приступа 7 августа 1947 года в больнице Мичиганского университета в Энн-Арборе и был похоронен на кладбище в Детройте. Американские власти похоронили его, как главнокомандующего союзной армией, с воинскими почестями. 15 декабря 1952 года по решению белоказачьей общины США состоялось перенесение останков генерала Деникина на православное казачье Свято-Владимирское кладбище в городок Кесвилл, в местности Джексон, в штате Нью-Джерси.
3 октября 2005 года прах генерала Антона Ивановича Деникина и его жены Ксении Васильевны (1892-1973) вместе с останками русского философа Ивана Александровича Ильина (1883-1954) и его супруги Натальи Николаевны (1882-1963) был перевезён в Москву для захоронения в Донском монастыре. Перезахоронение было осуществлено с согласия дочери Деникина Марины Антоновны Деникиной-Грей (1919-2005) и организовано Российским фондом культуры.

Награды

Орден Святого Георгия

Знак 1-го Кубанского (Ледяного) похода № 3 (1918)

Георгиевское оружие, украшенное бриллиантами, с надписью «За двукратное освобождение Луцка» (22.09.1916)

Георгиевское оружие (10.11.1915)

Орден Святого Георгия 3-й степени (3.11.1915)

Орден Святого Георгия 4-й степени (24.04.1915)

Орден Святого Владимира 3-й степени (18.04.1914)

Орден Святого Владимира 4-й степени (6.12.1909)

Орден Святой Анны 2-й степени с мечами (1905)

Орден Святого Станислава 2-й степени с мечами (1904)

Орден Святой Анны 3-й степени с мечами и бантами (1904)

Орден Святого Станислава 3-й степени (1902)

Иностранные:

Почётный рыцарь-командор Ордена Бани (Великобритания, 1919)

Орден Михая Храброго 3-й степени (Румыния, 1917)

Военный Крест 1914-1918 (Франция, 1917)

Антон Иванович Деникин с малых лет воспитывался в лучших традициях русского служилого человека. Отец его, Иван Ефимович, происходил из крепостных крестьян Саратовской губернии, был отдан помещиком в солдаты и, отслужив честно, отвоевав в Венгерской, Крымской и Польской кампаниях, удостоился производства в прапорщики, стал офицером. В офицерских чинах он служил в Польше в бригаде пограничной стражи, вышел в отставку майором и через два года шестидесяти четырех лет от роду женился вторым браком на Елизавете Францисковне Вржесинской, польке-католичке. 4 декабря 1872 года у них родился сын Антон.

Семья жила очень бедно, но дружно, на отцовскую пенсию в 36 рублей существовали пять человек (включая старого тестя и няньку, ставшую практически членом семьи). В Польше, в условиях русско-польских трений, имея горячо любимую мать-польку, Антон Деникин вырос русским, православным человеком. Большое влияние оказал на него отец, русский офицер. «Меня отец не поучал, не наставлял, - вспоминал А И. Деникин, - Не в его характере это было. Но все, что отец рассказывал про себя и про людей, обнаруживало в нем такую душевную ясность, такую прямолинейную честность, такой яркий протест против всякой человеческой неправды и такое стоическое отношение ко всем жизненным невзгодам, что все эти разговоры глубоко запали в мою душу».

В 1882 году Антон Деникин поступил в первый класс Влоцлавского реального училища. Двенадцати лет он лишился отца. Иван Ефимович умер от рака в страстную пятницу, последними мольбами его были: «Господи, пошли умереть вместе с Тобой...». На могильной плите его выбили надпись: «В простоте души своей он боялся Бога, любил людей и не помнил зла».

После смерти отца жизнь стала невыносимо тяжела. Мать вынуждена была открыть «ученическую квартиру», взять на постой восемь учеников с платой 20 рублей в месяц с человека за стол и квартиру. Позже, в Ловичском реальном училище, нужда заставила Антона Деникина стать «начальником», взять на себя ответственность за других учеников. Он сам уже жил на квартире, а со «старшего по ученической квартире» плату брали вдвое меньше.

Учеба и ответственность за других не избавили юношу от метаний, присущих всем его сверстникам. Впоследствии Деникин вспоминал, что больше всего в то время его занимал вопрос религиозный. «Бессонные ночи, подлинные душевные муки, страстные споры, чтение Библии наряду с Ренаном и другой «безбожной» литературой... Я лично прошел все стадии колебаний и сомнений и в одну ночь (в 7-м классе), буквально в одну ночь пришел к окончательному и бесповоротному решению:

человек - существо трех измерений - не в силах сознать высшие законы бытия и творения. Отметаю звериную психологию Ветхого Завета, но всецело приемлю христианство и Православие.

Словно гора свалилась с плеч!..»

После окончания реального училища Деникин, пользуясь правами «по образованию», поступил вольноопределяющимся в один из стрелковых полков, а затем, осенью 1890 года, в Киевское юнкерское училище.

Через два года, закончив училище, он был направлен подпоручиком на службу в артиллерийскую бригаду, расположенную неподалеку от Варшавы.

Артиллерийские офицеры всегда считались наиболее образованной частью офицерского корпуса всех армий. В артиллерии начинал службу Наполеон Бонапарт, артиллеристами были герои булгаковской «Белой гвардии» и «Дней Турбиных» (и действие, кстати, происходит в Киеве, и большинство офицеров с польскими фамилиями). Деникин отличался начитанностью, добросовестнейшим отношением к службе. В 1895 году он поступил в Академию генерального штаба, но учился там на удивление плохо, так как постоянно отвлекался от занятий, не мог сосредоточиться только на военных предметах, отказаться от личной и общественной жизни. Он был последним в выпуске, кто имел право на производство в Генеральный штаб.

Однако в Генеральный штаб Деникин попал не сразу, начальник Академии генерал Сухотин своей волей не включил Деникина в список достойных производства. Мы помним, что Краснов, учившийся в Академии, из-за трений с Сухотиным вернулся в полк, не доучился, Деникин же стал добиваться справедливости, подал жалобу. Будучи штабс-капитаном, выступил против генерала, друга военного министра. Деникину было отказано, но он продолжал добиваться своего и через два года все же добился. В 1902 году его зачислили в Генеральный штаб, перевели в штаб 2-й пехотной дивизии, затем дали в командование роту в Варшаве, а когда срок цензового командования ротой закончился, назначили в штаб 2-го кавалерийского корпуса.

С началом русско-японской войны А. И. Деникин перевелся на Дальний Восток, где служил в штабах бригады пограничной стражи, Забайкальской казачьей дивизии, конного отряда генерала Мищенко. За отличия в боях Деникина произвели в полковники, назначили начальником штаба Урало-Забайкальской дивизии. Во время войны он проявил себя и как храбрый офицер, поднимавший солдат в штыковые атаки, и как талантливый штабной работник, принявший участие в разработке и осуществлении знаменитого конного рейда генерала Мищенко, пожалуй, единственного масштабного кавалерийского набега за всю русско-японскую войну. Начало революции 1905-1907 гг. застало Деникина на Дальнем Востоке. Война была проиграна, страна переживала смутное время. Политические проблемы стали на какое-то время первостепенными для каждого образованного человека. В политическом спектре, расцветшем в годы революции, надо было определить свое место. И Деникин определился. Выбор его был выбором интеллигентного человека. «Я никогда не сочувствовал «народничеству», - вспоминал Деникин, - (преемники его - социал-революционеры) с его террором и ставкой на крестьянский бунт. Ни марксизму, с его превалированием материалистических ценностей над духовными и уничтожением человеческой личности. Я приял российский либерализм в его идеологической сущности без какого-либо партийного догматизма.

В широком обобщении это приятие привело меня к трем положениям:

1) конституционная монархия, 2) радикальные реформы и 3) мирные пути обновления страны.

Это мировоззрение я донес нерушимо до революции 1917 года, не принимая активного участия в политике и отдавая все свои силы и труд армии».

Потерпев поражение в русско-японской войне, русская армия много и целеустремленно училась. Деникин в 1907-1910 гг. занимал должность начальника штаба 57-й резервной бригады в Саратове, вместе с войсками учился и он. Ясно было, что наиболее вероятный противник - Германия. В ходе напряженной учебы, подготовки к войне с лучшей военной машиной Европы Деникин находил время для занятий литературным и публицистическим трудом. Еще до русско-японской войны он стал писать рассказы из армейского быта и статьи военно-политического содержания, публиковал их в журнале «Разведчик». Вскоре подобралась целая серия под заглавием «Армейские заметки». В 1910 году А. И. Деникин был назначен командиром 17-го Архангелогородского полка, расквартированного в Житомире, он перебрался туда из Саратова и взял с собой свою старую мать и няньку.

До 1914 года он деятельно готовил полк к войне, учения были максимально приближены к реальной боевой обстановке. Времени на личную жизнь не оставалось. Мать его до конца дней своих говорила по-польски, и чтобы не ставить ее и гостей в неловкое положение, Деникин избегал компаний и у себя старался никого не принимать. Может быть, поэтому он и в сорок лет все еще не был женат. Да и облик его был далеко не жениховский. Низкого роста, коренастый, склонный к полноте, густые брови, усы, бородка клинышком, он всегда казался старше своих лет.

В июне 1914 года А И. Деникин получил чин генерал-майора и стал генералом для поручений при командующем войсками Киевского военного округа. Успел ли он вникнуть в сложные проблемы штабной работы, сказать трудно, так как в июле 1914 года началась первая мировая война.

Можно много писать о причинах и предпосылках этой войны, о межимпериалистических противоречиях. Но в сознании рядового офицерства факт войны отразился как необходимость отражения германской агрессии, так как именно Германия объявила войну России. Войну назвали «2-й Отечественной». Но пока Германия основные силы свои бросила на Францию, союзницу России, русские войска, не успев полностью отмобилизоваться и развернуться, вторглись в Восточную Пруссию, «спасать союзников». Войска Киевского военного округа повели наступление против германского союзника - Австро-Венгрии. Верховный главнокомандующий великий князь Николай Николаевич перед наступлением отдал приказ, что Россия идет спасать братьев-славян от германского ига. Австро-Венгрия действительно на 50 % состояла из славянских народов, и одной из причин войны было нападение австрийцев на традиционно дружественную России православную Сербию.

В 8-й армии, которая шла на левом фланге русского наступления, Деникин был генерал-квартирмейстером, т. е. начальником оперативной службы при командарме. А командовал 8-й армией прославившийся впоследствии генерал А. А. Брусилов.

Видимо, Деникин лучше чувствовал себя в роли полевого командира, так как на второй день наступления по собственному желанию перевелся из штаба армии в строй, получил в командование 4-ю стрелковую бригаду, которая еще в русско-турецкую войну получила название «Железной бригады». Два года командовал он бригадой, одной из лучших частей русской армии, во главе ее приобрел боевой авторитет и репутацию военачальника. Если П. Н. Краснов был известен в русских военных кругах как лихой командир, «атаманец», герой и душа рейдов, если П. Н. Врангеля воспринимали как «отчетливого» конногвардейца, героя безумных по храбрости и дерзости конных атак, то А. И. Деникин вошел в плеяду военачальников мировой войны как «железный стрелок».

На северном фланге, в Восточной Пруссии, русские войска в 1914 году потерпели поражение, но на южном, в Галиции, били разноплеменные австрийские корпуса, гнали их «в хвост и в гриву», брали огромные трофеи. Здесь, в наступательных боях проявили себя многие из тех, кто впоследствии возглавит белое движение: Каледин, Корнилов, Марков... Руководил операциями начальник штаба фронта М. В. Алексеев, который потом стал «верховным руководителем» белых на Юге России. «С нашей стороны здесь особенно отличились всюду поспевавшие и везде спасавшие положение «железные стрелки» генерала Деникина», - пишет военный историк.

Поздней осенью русские войска в тяжелейших условиях прорвались через Карпаты и стали спускаться в Венгерскую долину. Деникинские стрелки и дивизия генерала Корнилова шли на острие удара...

Резервов, как и обычно, не оказалось, регулярные войска за первые месяцы войны были практически выбиты, подкрепления подходили плохо обученными. В заметаемых снегом Карпатах всю зиму шли тяжелые бои. И все же весной 1915 года Карпаты были пройдены. «Их постигла участь Альп, Кавказа и Балкан. Блистательный подвиг был совершен - и наши георгиевские рожки победно перекликались с горными орлами в снежных облаках», - отмечает историк. А. И. Деникин за эти бои удостоился «Георгиевского оружия» и двух орденов Святого Георгия (4-й и 3-й степени).

Весной 1915 года австро-германские войска прорвали русский фронт у Горлицы. Сказалось экономическое отставание России. Без снарядов и почти без патронов, отбиваясь штыками и стрельбой в упор, «железные стрелки» прикрывали отступление 8-й армии Брусилова. Попал в плен Корнилов. Огромные территории были оставлены. Царь Николай II решил, что во время тяжелых испытаний он должен взять всю полноту ответственности на себя, и принял верховное командование армиями. Но практически всем руководил ставший начальником штаба при верховном главнокомандующем генерал М. В. Алексеев. На какое-то время положение было восстановлено. В августе русские стали переходить в контратаки. Одной из важных побед стал захват Луцка. «Генерал Брусилов подействовал на самолюбие «железных стрелков», заявив, что, если они не смогут взять Луцка, его возьмет XXX корпус, - пишет военный историк. - Неистовым порывом 4-я стрелковая дивизия (4-я бригада была развернута в дивизию) ворвалась в Луцк, причем генерал Деникин въехал в город на автомобиле с передовой цепью».

Бездарное командование высшего начальства через голову Брусилова привело к тому, что Луцк снова оставили и сами чуть не попали в окружение. «13-й стрелковый полк Железной дивизии был отрезан, два дня находился в окружении и прорвался 15 сентября сквозь неприятельскую дивизию, выведя 2 ООО пленных и пушку. Полком командовал полковник Марков, впоследствии известный герой Добровольческой армии». За захват Луцка Деникин был произведен в генерал-лейтенанты.

Не успели отгреметь луцкие бои, как под Чарторыйском «железные стрелки» разбили немцев, 1-ю восточно-прусскую пехотную дивизию, и взяли в плен 1-й гренадерский кронпринца полк.

«В этих осенних боях войска Юго-Западного фронта вновь обрели в полной степени дух первых месяцев войны, позволивший им и впоследствии свершать великие дела», - подводит итог историк, подразумевая под новыми «великими делами» славный Брусиловский прорыв.

И Деникин надеялся на победу, но обеспокоенность положением внутри страны уже сквозит в его письмах. «И настанет новая светлая эра, если только... кормчие сумеют уберечь страну нашу от внутренних потрясений».

В январе 1916 года заболела его мать, жившая в Киеве, она прострадала до осени и скончалась. Деникин дважды выезжал с фронта проведать ее, на третий не застал в живых. «Впереди жуткая пустота и подлинное одиночество. У меня ведь никого нет, кроме нее», - писал он в письме.

Как и всякий замкнутый человек, Антон Иванович трудно сходился с людьми, никогда не позволял себе быть на «ты» с кем-нибудь из сослуживцев, хотя обычаи русской армии, Академии требовали такого обращения между офицерами одного выпуска. Но перспектива потерять мать, единственного близкого человека, подвигла его на женитьбу. Только бы не одиночество!..

Избранницей его стала Ксения Васильевна Чиж. Антон Иванович знал ее еще ребенком, разница в возрасте у них была велика - 20 лет. Ксения училась в Петрограде на курсах профессора Платонова, готовилась преподавать историю в женских учебных заведениях. У нее был жених, гусарский офицер, но его убили на фронте. Деникин переписывался с ней. Известны его письма, помеченные 1915 годом. Но когда его мать тяжело заболела и надежды не осталось, весной 1916 года. Антон Иванович сделал Ксении Чиж предложение. Венчаться решили после войны.

В том же 1916 году Деникин, посещая смертельно больную мать и забрасывая письмами Ксению Васильевну, одновременно участвует в наступлении Юго-Западного фронта, 8-я армия под командованием Каледина наносит главный удар, «железные стрелки» первыми повторно врываются в Луцк. Общее наступление, получившее название «Брусиловский прорыв», ставит Австро-Венгрию на грань поражения. Полмиллиона пленных...

Германские войска пришли на помощь союзникам-австрийцам. 8-й армии пришлось отбиваться. «Особенно жестокое побоище разыгралось у Затурцев... где браун-швейгская Стальная 20-я пехотная дивизия была сокрушена нашей Железной 4-й стрелковой дивизией генерала Деникина», - с восторгом пишет военный историк.

В сентябре 1916 года Деникин был назначен командиром 8-го армейского корпуса и распрощался со своими «железными стрелками». «Ударной фалангой» 8-й армии Брусилова при наступлении и «дивизией скорой помощи» при обороне считалась возглавляемая Деникиным 4-я стрелковая. За войну она взяла 70 тысяч пленных и 49 орудий. «4-я стрелковая дивизия (Железная) всегда выручала меня в критический момент, - вспоминал Брусилов, - и я неизменно возлагал на нее самые трудные задачи, которые она каждый раз честно выполняла».

8-й корпус перебросили в Румынию, которая понадеялась на скорую победу Антанты и объявила войну Германии. Немцы в короткий срок разгромили румынскую армию и заняли Бухарест. Более тридцати дивизий перебросили русские, чтобы спасти незадачливого союзника...

На Румынском фронте Деникин встретил весть о падении самодержавия в России, о «великой, бескровной» революции. «Моим всегдашним искренним желанием было, чтобы Россия дошла до этого путем эволюции, а не революции», - писал он.

2. РЕВОЛЮЦИЯ. СМУТА

О причинах и предпосылках революционных событий в России можно писать много. Противоречия вызревали веками. Капитализация страны разоряла крестьянство, а мировая война объединила недовольных крестьян в батальоны, полки и дивизии, дала им в руки современное по тем временам оружие и приставила к ним ротными командирами недоучившихся студентов, волостных писарей, разночинную молодежь, готовую любить Родину и русского мужика, но не знающую этого мужика. Обострились межнациональные противоречия, и до того времени не особо сглаженные. Страна была разорена войной, а кучка дельцов сказочно обогатилась на военных поставках. Царь оказался слаб. Он любил Россию и молил за нее Бога, осознавал свою оторванность от народа и искал пути к нему, к «своему народу», а попадались ему в этих поисках проходимцы типа Распутина... Попытка сместить одного царя и поставить на его место человека посильнее подтолкнула события, и они, подобно снежной лавине, покатились, круша и сметая все на своем пути. Страна стала разваливаться.

И что больнее всего - разваливаться стала армия. Сознательно воюя с немцами и борясь с немецким засилием в верхах русского общества, А. И. Деникин видел в сложившейся ситуации одну возможность противостоять «тевтонам», дождаться падения Германии, - это спасти от развала русскую армию. Что он и пытался делать весь 1917 год.

После отречения Николая II Временное правительство устроило своеобразные выборы нового Верховного главнокомандующего путем опроса высших чинов российской армии. Все сошлись на М. В. Алексееве, как на знающем штабисте. Но Алексеев отличался мягким характером, ему недоставало воли, и начальником штаба к нему решили приставить генерала волевого, целеустремленного. Таким русскому генералитету представлялся А. И. Деникин. 18 марта 1917 года он был вызван в столицу и имел беседу с новым военным министром Гучковым.

А. И. Деникин противился новому назначению, да и Алексеев был обижен - Деникина ставили как бы подталкивать его принимать волевые решения. Они договорились поработать вместе месяца два, и если у Деникина не будет спориться штабная работа, то он уйдет командовать какой-нибудь из русских армий. Они сработались, но плодотворной эту работу назвать нельзя. Новое правительство, учитывая и происхождение и левые (относительно) взгляды Деникина, надеялось с его помощью «демократизировать» армию. Деникин же считал, что «демократизация» армии во время войны приведет вооруженные силы к развалу, и противился новым веяниям. Но разложение войск шло неумолимо. Новое правительство отрешило половину корпусных и треть дивизионных командиров, новые назначения делались с учетом политических взглядов, а не профессиональной пригодности. В частях вводились солдатские комитеты.

Профессиональному военному А. И. Деникину временами казалось, что в верхах сходят с ума. «... Не только для истории, но и для медицины состояние умов, в особенности у верхнего слоя русского народа в годы великой смуты, представит высокоценный неисчерпаемый источник изучения», - писал он впоследствии.

Через два месяца в результате правительственного кризиса Гучкова на посту военного министра сменил присяжный поверенный А. Ф. Керенский. «Это был человек фразы, но не слова, человек позы, но не дела», - пишет историк. Одним из первых дел его стало смещение Алексеева за «недостаточную революционность». Верховным главнокомандующим стал Брусилов. Он надеялся увлечь солдат в бои, взывая к революционному долгу, заигрывал с комитетами. «Антон Иванович! Вы думаете, мне не противно махать постоянно красной тряпкой? - признавался он Деникину. - Но что же делать? Россия больна, армия больна. Ее надо лечить. А другого лекарства я не знаю».

В таких условиях русская армия в июне 1917 года пошла в очередное наступление.

А И. Деникин с Брусиловым «не сработался». Брусилов предложил перевести Деникина командовать Западным фронтом. Керенский согласился. Одним из доводов был тот, что генерал Деникин верит в возможность армии наступать даже в такой ситуации.

Одной веры было мало. Солдатские комитеты отказывались идти в наступление, пока им не прикажет сам Керенский. Пришлось Керенскому ехать на фронт и выступать перед солдатами. Наступление отложили на три недели. Западный фронт перешел к активным действиям, когда наступление соседей с юга было уже остановлено, но первые три дня боев показали, что сражение будет проиграно.Так и случилось.

16 июля Керенский собрал в Ставке совещание высших воинских начальников, чтобы проанализировать положение. Присутствовавший на совещании Деникин выступил первым. Он сказал, что у России больше нет армии, и необходимо ее создавать наново. «Ведите русскую жизнь к правде и свету под знаменем свободы! Но дайте и нам реальную возможность за эту свободу вести в бой войска под старыми нашими боевыми знаменами, с которых - не бойтесь! - стерто имя самодержца, стерто прочно и в сердцах наших. Его нет больше. Но есть родина. Есть море пролитой крови. Есть слава былых побед.

Но вы - вы втоптали наши знамена в грязь. Теперь пришло время: поднимите их и преклонитесь перед ними, если в вас есть совесть!» - такими словами закончил он выступление.

Керенский жал ему руку и благодарил «за смелое и искреннее слово», но позже говорил, что «генерал Деникин впервые начертал программу реванша - эту музыку будущей военной реакции».

После совещания Керенский сместил Брусилова с поста Верховного главнокомандующего. На его место получил назначение генерал Л. Г. Корнилов. Боевой генерал, попавший в плен и бежавший, командовавший в 1917 году прославленной 8-й армией, Корнилов был известен как республиканец, противник старого режима, а кроме того - человек решительный, который не побоится пролить кровь, свою и чужую.

Но, получив столь высокое назначение, Корнилов первым делом предложил тому же Деникину: «Нужно бороться, иначе страна погибнет... Нам нужно довести Россию до Учредительного собрания, а там - пусть делают что хотят...»

А. И. Деникин тоже считал, что страна гибнет. «Революция была неизбежна, - писал впоследствии он, - Ее называют всенародной. Это определение правильно лишь в том, что революция явилась результатом недовольства старой властью решительно всех слоев населения... Революцию ждали, ее готовили, но к ней не подготовился никто, ни одна из политических группировок... После 3 марта и до Учредительного собрания всякая верховная власть носила признак самозванства, и никакая власть не могла удовлетворить все классы населения ввиду непримиримости их интересов и неумеренности их вожделений». В стране творилось «нечто невообразимое», при взгляде с фронта тыл представлял «сплошное пространство, объятое анархией, и нет сил преодолеть его».

Деникин принял под свое командование Юго-Западный фронт, начальником штаба к себе взял лихого генерала С. Л. Маркова, бывшего командира одного из полков Железной дивизии. Но боев больших не было. Центр событий давно переместился в тыл, в столицы, где складывалось охранительное, государственное течение, сложное по своему составу. В сознании сторонников этого течения главной целью была борьба за сохранение страны, за выведение ее из кризиса, борьба с немцами и борьба с анархией, главной силой, противостоящей течению, считались большевики, усиливавшиеся в столице не по дням, а по часам. Но борьба с большевиками пока лишь считалась составной частью борьбы с немцами, поскольку большевиков все сочувствующие охранительному течению считали немецкими агентами.

В августе 1917 года на Московском государственном совещании ярко проявились две составные части этого течения: часть армейской верхушки, представитель которой генерал Корнилов говорил о спасении армии путем ужесточения дисциплины, и часть казачьей верхушки, уже получившей автономию, представитель которой, генерал Каледин, поставил вопрос острее: «Россия должна быть единой. Всяким сепаратным стремлениям должен быть поставлен предел в самом зародыше» и потребовал сужения демократии, в том числе закрытия Советов, по всей стране.

Из рафинированно-государственнического крыла этого течения (за исключением казачьей верхушки, в чьем сознании были и свои казачьи ценности) и зародилось «белое движение», члены которого исповедовали, по мнению философа И. Ильина, идею «автономного патриотического правосознания, основанного на достоинстве и служении; правосознания, имеющего возродить русскую государственность и по-новому осмыслить и утвердить ее драгоценную монархическую форму». «Белые не были рабами и не стали ни товарищами, ни обывателями; они восстали в личность, в автономного гражданина и автономного воина». Белое движение, таким образом, по мнению И. Ильина, было борьбой «русских (военных и гражданских) патриотов, пытавшихся не допустить Россию до поражения в Великой войне и до полного разложения в революцию, пытавшихся вооруженной рукой свергнуть власть иностранных авантюристов...» В то же время другой философ, П. Б. Струве, считал, что это была борьба с народом, «отринувшим ценности «образованных классов», и потому изначально обречена на поражение».

Попытка генерала Корнилова навести порядок в столице, ввести туда войска встретила сопротивление всех левых сил и самого Керенского. Корнилов был смещен и арестован. Деникин послал Временному правительству телеграмму, что поддерживает Корнилова и против разрушения армии, что планомерно производит правительство. Копию телеграммы Деникин разослал по фронту. Временное правительство обвинило А. И. Деникина в мятеже, он был арестован и отправлен в бердичевскую тюрьму вместе со своим начальником штаба Марковым, командующими армиями Эрдели, Ванновским и Селивачевым, которые высказались в его поддержку.

Комиссар Юго-Западного фронта Иорданский хотел устроить над Деникиным и другими арестованными военный суд, но к тому времени правительство уже создало особую следственную комиссию по делу Корнилова, и всех причастных свели вместе, в одну тюрьму, в город Быхов Могилевской губернии. Иорданский «упустил добычу», но устроил арестованным «проводы», вынудил их идти к поезду через весь город, сквозь толпу митингующих солдат.

Верховное командование после смещения Корнилова взял на себя сам Керенский, начальником штаба вновь стал арестовывавший Корнилова генерал Алексеев. Но Алексеев продержался недолго, его сменил генерал Духонин, талантливый генштабист, таланты которого так и не были востребованы, так как после «Корниловского мятежа» армия окончательно погрузилась в пучину анархии и к военным действиям стала неспособна.

В Быхове, в здании бывшего монастыря, а потом женской гимназии собрался цвет русского генералитета, попавший «под следствие». А. И. Деникин жил в одной комнате с С. Л. Марковым, молодым, энергичным и шумным, и с И. П. Романовским, генерал-квартирмейстером при Корнилове, человеком очень умным, деликатным, с которым подружился в быховской камере раз и навсегда. Охрану узников нес Текинский конный полк, преданный Корнилову, и георгиевская рота, кроме того, в самом Быхове располагался сочувствующий арестованным Польский корпус из поляков, проживавших на русской территории Польши, в Царстве Польском.

Политические партии, не видя возможности вывести Россию из кризиса, уклонялись от власти. Все, кроме большевиков. Большевикам Россия была нужна в качестве плацдарма для мировой революции. Октябрьское вооруженное восстание и приход к власти большевиков были логически закономерными шагами на пути дальнейшего раскола и развала страны.

Внешне в городах все это произошло почти незаметно. «Люди даже и не поняли, что произошел переворот. Большевиков считали утопистами, фантазерами, не способными удержаться у власти дольше двух месяцев. Любопытно, что даже биржа не отреагировала на «революцию». «Русь слиняла в два дня. Самое большее - в три... - писал философ В. В. Розанов. - Ничего в сущности не произошло. Но все - рассыпалось».

Центральная часть России была «сдана». Опору для возрождения страны увидели на окраинах, экономически более крепких, не так пострадавших от экономической разрухи. Надежду вселяла позиция казачьих верхов, которые не признали власть нового правительства и попытались «отгородиться» от России.

В ноябре 1917 года на Дону зарождается общероссийская охранительная сила, действительно способная драться с большевиками. 30 октября генерал М. В. Алексеев выехал из Петрограда на Дон. Он надеялся на казачество: знал, что сами казаки не пойдут водворять порядок в России, но свою территорию и достояние от большевиков защищать будут и тем самым обеспечат базу для формирования на Дону новой армии. 2 ноября 1917 года Алексеев прибыл в Новочеркасск, и этот день был отмечен белогвардейцами впоследствии как день рождения Добровольческой армии (вообще идея создать добровольческую армию для борьбы с немцами появилась в военных верхах в конце сентября 1917 года). На территорию Дона и Кубани началась переброска юнкерских училищ из Киева, Одессы. Политика новой власти усилила приток офицеров в эти области. Приказ Петроградского ВРК армейским комитетам от 25 октября 1917 года гласил, что офицеры, которые «прямо и открыто» не присоединятся к революции, должны быть «немедленно арестованы, как враги», после чего многие офицеры поодиночке и группами отправились на Дон.

Донской атаман Каледин, не уверенный в силах и способностях генерала Алексеева, на призыв последнего «дать приют русскому офицерству» выразил «принципиальное сочувствие», но, подталкиваемый рядом своих сподвижников, которые «по соображениям благоразумия» отныне решили маскировать свои цели, намекнул, что центром «Алексеевской организации» лучше избрать Ставрополь и Камышин. Тем не менее генерал Алексеев и его организация остались в Новочеркасске, прикрывшись принципом «с Дона выдачи нет».

Почти месяц после прихода к власти большевиков участники Корниловского выступления продолжали сидеть в Быховской тюрьме. И лишь когда большевики двинули верные им войска на Дон и на Ставку, новый главком Духонин решил выпустить узников, людей, признающих лишь военную, бескомпромиссную борьбу с большевиками. Они и сами могли бежать, но боялись, что весть об их побеге взбудоражит солдат, и фронт, еле державшийся, просто рухнет и разбежится.

Сознавая, чем может грозить лично ему такое решение, Духонин колебался. 18 ноября в Быхов при-, шло письмо Духонина отправить арестованных на Дон в станицу Каменскую на поруки, затем последовало письмо с отменой предыдущего приказа и, наконец, приехал офицер с приказом от следственной комиссии Шаблиевского освободить «быховцев».

Деникин, Романовский, Марков и другие, переодевшись, по подложным документам поехали в Новочеркасск. Корнилов во главе Текинского конного полка направился туда же походным порядком.

Деникин ехал под именем Александра Домбровского, помощника заведующего 73-м перевязочным польским отрядом. Романовский погоны генерала сменил на погоны прапорщика, Марков изображал его денщика.

В Новочеркасске, куда Деникин прибыл в конце ноября, было неспокойно. В Ростове высадился морской десант Черноморского флота и вместе с местной Красной гвардией захватил власть. Каледин никак не мог заставить казаков сражаться с моряками и красногвардейцами. Появление «белогвардейцев» с одиозными именами играло на руку красногвардейцам и смущало казаков. Каледин посоветовал Деникину пока переждать на Кубани. Деникин и Марков две недели жили в станице Славянской, а затем в Екатеринодаре.

3. «БЕЛЫЕ»

За эти две недели обстановка разъяснилась. Единственной силой, способной противостоять большевикам, на Дону оказалась «Алексеевская организация», насчитывавшая к тому времени около 700 человек. 26 ноября Каледин обратился к Алексееву за помощью, заявив: «Всякие недоразумения между нами кончены». Пока Большой Войсковой Круг собирался и принимал решение изгнать большевиков из Ростова, «алексеевцы» вели бои на окраинах Ростова и затем помогли казакам занять город.

6 декабря в Новочеркасск прибыл Корнилов. По дороге он с текинцами попал в засаду и принял решение рассеяться и пробираться на Дон поодиночке. Теперь под именем Лориона Иванова, беженца из Румынии, Корнилов объявился в донской столице.

С этого времени прибывшие генералы стали объединяться вокруг Л. Г. Корнилова и, опираясь на «Алексеевскую организацию», попытались возглавить на Юге все антибольшевистские силы. Тесного единства между вождями «белого движения» не было. По мнению некоторых современников, Корнилов «перехватил власть у Алексеева». Но это были «счеты между своими», главной задачей стояло оттеснить от лидерства местные аморфные силы, возглавить всех бегущих от большевиков и повести их на спасение Родины.

Организационным центром стал «Донской гражданский совет», который по мысли Деникина должен был стать «первым общерусским противобольшевистским правительством».

Одним из решающих факторов создания «Донского гражданского совета» стало прибытие в Новочеркасск 10 декабря 1917 года представителя Франции полковника Гюше, который сообщил Алексееву, что французы выделили для антибольшевистских сил на Юге 100 млн франков. Тем самым установилась связь Антанты с «белыми» на Юге.

Во главе «Донского гражданского совета» стал «триумвират» - М. В. Алексеев, Л. Г. Корнилов, А. М. Каледин. Алексеев брал на себя политическое руководство и обязанности военного министра, Корнилов - руководство собравшимися добровольцами и командование всеми войсками, когда военные действия будут перенесены за пределы Донской области, Каледин - руководство оборонительными операциями, пока борьба будет вестись в пределах Дона.

В «Совет» вошли представители донского правительства, кадетской партии, даже правые социалисты-революционеры, что, как писал Деникин, «вызвало лишь недоумение в офицерской среде». В состав «Совета» вошли и генералы - А. И. Деникин, И. П. Романовский, А. С. Лукомский.

Работа «Совета» осложнялась тем, что в Новочеркасске и в составе самого «Совета» политическая «элита» начала сводить старые счеты, создала атмосферу взаимной отчужденности и, как казалось Деникину, не понимала сути свершающихся на Дону событий.

В основу деятельности «Донского гражданского совета» была положена выработанная в конце декабря 1917 года политическая декларации Добровольческой армии, созданная на базе «быховской программы» генерала Корнилова. Декларация предполагала создание в стране «временной сильной верховной власти из государственно мыслящих людей», которая должна была восстановить частную собственность, осуществить денационализацию промышленности, остановить раздел и передел земли, воссоздать армию на старых началах. Венцом деятельности «триумвирата» и «Совета» должен был стать созыв нового Учредительного собрания, а не того, что должно было собраться 28 ноября 1917 года, но все время откладывалось большевиками. Новое Учредительное собрание должно было сконструировать государственную власть и разрешить аграрный и национальный вопрос.

Впрочем, для этого первого «общерусского противобольшевистского правительства», по мнению А И. Деникина, «формы несуществующей фактически государственной власти временно были совершенно безразличны». Важным и нужным считалось создание вооруженной силы. «С восстановлением этой силы пришла бы и власть». Поэтому первым мероприятием «триумвирата» стало формирование антибольшевистских ударных отрядов. Специальные агенты были направлены во все города России - в Поволжье, Сибирь, на Кавказ.

А. И. Деникин считал, что «деятельность Совета имела самодовлеющий характер и в жизни армии не отражалась вовсе», она прекратилась с переездом «Совета» из Новочеркасска в Ростов. Причиной прекращения деятельности стало то, что «Совет» не смог разрешить главный вопрос - денежный, достать деньги на формирование воинских частей. Местная казенная палата обещала выделять на содержание вооруженной силы 25 % всех областных государственных сборов. Но кто же в «смутное время» платит налоги? Обещали союзные дипломаты (пресловутые 100 млн), но дали реально очень мало. Кубанское правительство отказало вовсе. Ростовская «плутократия» дала по подписке 6,5 млн, новочеркасская - около 2 млн.

Представители «общественности» не смогли обеспечить своим авторитетом финансирование антибольшевистской борьбы, и военное руководство оттеснило их. Таким образом, новые вооруженные силы формировались «без заметного политического руководства».

Формирование шло по двум направлениям. Во-первых, сколачивались чисто «русские» отряды из охранительно и патриотически настроенных элементов, бегущих из Центральной России. Состав их охарактеризовал в 1921 году М.Лацис, известный чекист: «Юнкера, офицеры старого времени, учителя, студенчество и вся учащаяся молодежь - ведь это все в своем громадном большинстве мелкобуржуазный элемент, а они-то и составляли боевые соединения наших противников, из нее-то и состояли белогвардейские полки».

Деникин писал: «В нашу своеобразную Запорожскую Сечь шли все, кто действительно сочувствовал идее борьбы и был в состоянии вынести ее тяготы». Однако особо важную роль среди этих элементов играло офицерство. Перед первой мировой войной русское офицерство было по своему происхождению все сословным. «Касты не было, но была обособленность корпуса офицеров». За войну корпус офицеров вырос приблизительно в 5 раз, кадровые офицеры к 1917 году занимали посты не ниже командира полка или батальона, низовые звенья занимали офицеры военного времени, а подавляющее большинство таких офицеров составляли выходцы из крестьян. Однако специфика профессии способствовала подбору на офицерские посты людей охранительной, патриотической направленности. «Офицерская душа - монархистка», «мое право единоличного командования зиждется на моем подчинении единоличному вождю». По мнению А. И. Деникина, офицерство - «интеллигентский пролетариат», «элемент охранительный» - легче поддавалось влиянию правых кругов и своего «правого» командования. По своим политическим взглядам 80 % офицеров, составлявших основу Добровольческой армии в тот период, были монархистами. В целом, по определению А. И. Деникина, вызрело и оформилось самостоятельное «военно-общественное движение».

Условия формирования, окружение, наплыв разного рода авантюристов окрашивали новые охранительные формирования в негативные цвета. «Большевики с самого начала определили характер гражданской войны: истребление, - писал Деникин. - Выбора в средствах противодействия при такой системе ведения войны не было». Армия формировалась во враждебном окружении, офицеры «встречали в обществе равнодушие, в народе вражду, в социалистической печати злобу, клевету и поношение». Сам настрой общества налагал свой отпечаток на Добровольческую армию. «Было бы лицемерием со стороны общества, испытавшего небывалое моральное падение, требовать от добровольцев аскетизма и высших добродетелей. Был подвиг, была и грязь», - писал А И. Деникин и сетовал, что начальник снабжения был честен, «тогда как подлое время требовало, очевидно, и подлых приемов». Но в целом подобрались «высоко доблестные командиры», а сами добровольцы отличались стойкостью и беспощадностью. Командующий генерал Корнилов инструктировал их: «В плен не брать. Чем больше террора, тем больше победы».

Основой формирований стала «Алексеевская организация». 20 декабря приказ Каледина № 1058 разрешил формирование добровольческих отрядов. Официально о создании «Добровольческой армии» и об открытии записи в нее было объявлено 24 декабря 1917 года, 25 декабря в командование армией вступил Л. Г. Корнилов. А. И. Деникин был назначен начальником Добровольческой дивизии, а С. Л. Марков стал у него начальником штаба.

Вступая в армию, каждый доброволец давал подписку прослужить четыре месяца и беспрекословно повиноваться командованию. Жалованье стали получать лишь в январе, до этого жили на один только паек. Офицерам дали оклад в 150 рублей, солдатам - 50 рублей в месяц.

За месяц, с 15 декабря по 15 января, было сформировано 6 батальонов и 3* артиллерийские батареи. Количественно это выглядело так:

Что касается трех батарей, то одну «украли» у 39-й пехотной дивизии на ст. Торговой, 2 орудия взяли на складе в Новочеркасске для отдания последних почестей погибшим и «затеряли» и одну батарею купили у казаков за 5 тыс. рублей.

По мнению А. И. Деникина, все «эти полки, батальоны, дивизионы были по существу только кадрами, и общая численность всей армии вряд ли превосходила 3-4 тыс. человек, временами во время ростовских боев падая до совершенно ничтожных размеров».

Формируясь в специфических условиях Дона, «добровольцы» вынуждены были заявить, что «первая непосредственная цель Добровольческой армии - противостоять вооруженному нападению (большевиков) на Юг и Юго-Восток России», они обещали, что «будут защищать до последней капли крови самостоятельность областей, давших им приют».

Второй реальной силой, которую удалось создать, стали «местные» ударные отряды - «партизаны», куда вошли кадровые казачьи офицеры и казачья учащаяся молодежь.

Во время большевистского восстания в Ростове Каледин, не надеясь на регулярные казачьи полки, отдал приказ о формировании добровольческих сотен. 30 ноября сорганизовался знаменитый отряд есаула В. М. Чернецова. В Новочеркасске в это время числилось 4 тыс. офицеров. На призыв Чернецова в офицерское собрание пришли 800, на предложение записаться в «партизаны» откликнулось 27, затем еще 115, но на следующий день на отправку явилось всего 30 человек.

По мнению А. И. Деникина, «донское офицерство, насчитывающее несколько тысяч, до самого падения Новочеркасска уклонялось вовсе от борьбы; в донские партизанские отряды поступали десятки, в Добровольческую армию - единицы, а все остальные, связанные кровно, имущественно, земельно с Войском, не решались пойти против ясно выраженного настроения и желаний казачества». «Главный контингент партизан - учащаяся молодежь», - констатировали современники.

Формирование частей началось и на Кубани, но трудности там были те же.

В целом же Добровольческую армию так и не удалось развернуть до численности полнокровной армии или хотя бы корпуса. Конспиративные условия формирования, «отсутствие приказа» и ряд других причин называет А. И. Деникин, указывая, что южные города были «забиты офицерами», «панели и кафе Ростова и Новочеркасска были полны молодыми и здоровыми офицерами, не поступившими в армию». В общем всенародного ополчения не вышло, и армия изначально имела, как неоднократно отмечал Деникин, «характер классовый». Исходя из этого, ясно было, что армия не может решать задач в общероссийском масштабе, потому была поставлена задача сдерживать напор неорганизованного большевизма и тем самым дать окрепнуть «здоровой общественности и народному самосознанию».

Но большевистский натиск оказался более организованным, чем предполагало «добровольческое» командование. И с казачеством возникли трения. Каледин пытался примирить все слои населения Дона, но допущенные в правительство представители крестьян сразу же поставили вопрос о Добровольческой армии, требуя ее роспуска. Фронтовые казачьи части считали «добровольцев» главной причиной «междоусобной борьбы», из-за них якобы и наступали на Дон большевики. Часть казаков откололась от Каледина, созвала в Каменской фронтовой казачий съезд и стала «договариваться с большевиками.

Во второй половине января Добровольческая армия перебазировалась из Новочеркасска в Ростов и, не сформировавшись окончательно, ввязалась в бои, прикрывая Ростов и Таганрог с запада.

Вскоре «добровольческое» командование, стремясь подтолкнуть донскую верхушку к более активным действиям, заявило, что уходит с донского фронта. Силы Добровольческой армии, прикрывающие Новочеркасское направление, состояли всего из двух рот, но отвод и этих частей удручающе подействовал на Каледина. Свои полки его не слушались, донские «партизаны» были разбиты, Чернецов погиб, остатки его отряда больше оглядывались на Корнилова, который действительно дрался, а не на свое «объединенное» нерешительное правительство. 29 января А. М. Каледин застрелился.

Новый атаман А М. Назаров просил «добровольцев» остаться и объявил поголовную мобилизацию казаков. Но подъема хватило на несколько дней, время было упущено, откликнулись лишь казаки старшего возраста, которые при первом же столкновении не выдержали артиллерийского огня красногвардейцев.

Тем временем большевистское кольцо вокруг Дона сомкнулось. 1 (14) февраля начались бои под Батайском, откуда большевиков не ждали.

7 (20) февраля войсковой атаман Назаров сообщил Добровольческой армии, что казаки никакой помощи оказать не могут ввиду неудавшейся мобилизации и что он «больше не смеет задерживать» «добровольцев» на Дону.

На фоне всех этих суровых и мрачных событий в жизни А. И. Деникина произошло радостное событие. 7 января 1918 года он вступил в брак с Ксенией Васильевной Чиж. Венчание происходило в одной из новочеркасских городских церквей. Приглашенных не было. Шаферами стали «железные стрелки» Марков и Тимановский, адъютант Деникина и адъютант Маркова. «Так началась семейная жизнь генерала Деникина. Как и убогая свадьба его, она прошла в бедности», - пишет биограф генерала.

«Добровольцы» оказались в безвыходном положении. Рассчитывать было не на кого. Командование решило уходить с Дона, ориентировочно - на Кубань, где у власти в Екатеринодаре все еще было краевое правительство, но большой уверенности не было. М. В. Алексеев говорил: «Мы уходим в степи. Можем вернуться только, если будет милость Божия. Но нужно зажечь светоч, чтоб была хоть одна светлая точка среди охватившей Россию тьмы».

9 (22) февраля 1918 года основной состав Добровольческой армии выстроился у своего штаба, «дома Парамонова». Многие командиры все еще носили штатские костюмы. Только Корнилов вышел к войскам в полушубке военного образца. Ему подали дымчато-серую лошадь, позади развернули национальный трехцветный флаг. На рукавах «добровольцев» пестрели такие же трехцветные нашивки уголком вниз. Прозвучали слова команды...

Антон Иванович Деникин, назначенный помощником командующего армией, шел в дырявых сапогах, в штатской одежде, с карабином через, плечо. В первый же день он сильно простудился, и его положили на повозку где-то в хвосте обоза.

Самый старший из генералов, М. В. Алексеев, ехал в тележке с чемоданом, где помещалась вся казна Добровольческой армии, около шести миллионов рублей. Все это время он жестоко страдал от уремии и не надеялся дожить до конца этого вынужденного похода.

Первоначально войска двинулись в сторону Новочеркасска, но в хуторе Мишкине «добровольцев» встретила делегация новочеркасских казаков и просила не входить в город, иначе им окажут вооруженное сопротивление. Одновременно делегация казаков и Новочеркасского городского самоуправления прибыла в советский штаб, сообщила, что «добровольцы» ушли, и просила не стрелять по городу из пушек.

«Добровольцы» повернули к югу и начали переправу через Дон у станиц Аксайской и Ольгинской. Так как 112-й запасной полк, посланный советским командованием занять Ольгинскую, самовольно бросил фронт и уехал в Ставрополь, Добровольческая армия без потерь выскользнула из кольца.

12 (5) февраля «без широкого оповещения» ушли из Новочеркасска «партизанские отряды» во главе с донским походным атаманом генералом П. X. Поповым. Войсковой Круг и атаман Назаров остались в Новочеркасске. Звавшим его за Дон «добровольцам» Назаров ответил, что «большевики не посмеют тронуть выборного атамана и Войсковой Круг».

В станице Ольгинской «добровольцы» остановились на четыре дня, подсчитали свои силы и произвели переформирование. Налицо было около 3 700 человек. Как оказалось, за время боев под Таганрогом и Ростовом армия увеличилась более, чем вдвое. Из названного количества штыков большинство составляли офицеры - 2 350. Офицерский корпус делился следующим образом: 500 кадровых - 36 генералов, 242 штаб-офицера (из них 24 генерального штаба), 1 848 офицеров военного времени. В армии было свыше тысячи юнкеров, студентов, гимназистов, кадетов; 235 рядовых (из них 169 солдат). Организационно армия поделилась на три полка, один отдельный батальон, инженерный чехословацкий батальон, четыре батареи по два орудия, три небольших конных отряда. Первый офицерский полк, состоявший из Новочеркасского, 1-го и 2-го Ростовских офицерских батальонов, возглавил генерал Марков; Корниловский полк - полковник Неженцев; Партизанский полк, созданный из донских партизанских отрядов, поступил под командование генерала А. П. Богаевского, донского казака; юнкерским батальоном командовал генерал Боровский, чехословаками - капитан Неметчик.

С армией шли 52 гражданских лица (Родзянко в том числе).

По качественному составу армия отнюдь не напоминала гвардию «буржуазно-помещичьей контрреволюции». По данным А. Г. Кавтарадзе, 90 % участников похода не имели никакой собственности. Потомственных дворян был 21 %, личных дворян - 39 %, остальные - выходцы из крестьян, мещан и т. д.

Судя по всему, в начальный период борьбы армия в основном состояла не из помещиков и буржуазии, а из охранительно, государственно настроенной «служилой» интеллигенции.

Исходя из этого, руководители армии усиленно подчеркивали ее демократизм. Даже командующий Л. Г. Корнилов демонстративно заявлял: «Я - республиканец», хотя неоднократно говорил, что «с удовольствием перевешал бы всех этих Тучковых и Милюковых».

Первоначально твердого плана идти на Кубань не было. Вырвавшиеся из окружения «добровольцы» и «партизаны» параллельно шли на восток в Сальские степи. Как считал участник похода генерал А. П. Богаевский, отряды разделились, когда в станице Кагальницкой «добровольцы» узнали, что в Сальских степях нет средств для «прокормления» Добровольческой армии, - и решили идти на Кубань. Добровольческий разъезд шел с «партизанами» Попова до астраханской границы.

Но как говорил потом генерал А. П. Богаевский, «плохо принята (Добровольческая армия. - А. В.) на Дону, еще хуже на Кубани...». Проходя по станицам, «добровольцы» занимались «самоснабжением», проводя платные (пока еще) реквизиции. 1 (14) марта у станицы Березанской впервые произошел бой между «добровольцами» и кубанской казачьей молодежью, которая «защищала станицу от «кадет». Кубань была охвачена «революционным движением». Впрочем, как отмечал А. И. Деникин, «по существу большевизм станиц был чисто внешний».

Цель похода была сомнительна. 28 февраля (13 марта) 1918 года Кубанское правительство бежало из Екатеринодара, и «добровольцы» с этого момента двигались «в никуда» и выдерживали многочисленные бои, в каждом из которых вопрос стоял: «Победа или смерть».

В авангарде, как правило, шел Офицерский полк генерала Маркова. Марков, профессор военной академии, «железный стрелок», в тот «1-й Кубанский поход» вышел в кожаной куртке и белой папахе. Он оказался одним из последних русских генералов, который бравировал своей храбростью и мог с рассеянным видом и тростью в руках встать во весь рост под секущим свинцом - «Вперед, господа!...». И цепи поднимались вслед за ним и бросались вперед, «по-барски блестя погонами», и звонко взлетало над заснеженными полями «Ур-ра-а-а!..»

Они были окружены многократно превосходящим их числом противником, отступать некуда, и первое серьезное поражение грозило им полным уничтожением. Они переходили вброд незамерзшие речки, сутками лежали в цепи в снегу, стремились довести каждый бой до удара в штыки, так как надо было экономить патроны, и не брали пленных, поскольку изначально война шла на уничтожение, и их самих никто не пожалел бы и не жалел.

Движение с тыла прикрывали донские «партизаны», студенты, которые, уходя в поход, видимо, не представляли себе все тяготы и невзгоды, ожидающие их на Кубани. Да и никто, видимо, не представлял...

15 (28) марта Корнилов отдал приказ кубанским правительственным войскам, ушедшим из столицы Кубани, Екатеринодара, идти к нему на соединение. Добровольческая армия к тому времени более четверти состава потеряла убитыми и ранеными (215 убитых, 796 раненых на начало марта), и присоединение кубанского отряда, более трех тысяч штыков, стало значительным подспорьем. Правда, кубанцы принесли с собой бесконечный, неразрешимый спор - «за что воюем», но большинство кубанского отряда составляли кадровые кубанские офицеры, испытанные бойцы, пластуны, так что плюсов подобное объединение принесло больше, чем минусов.

80 дней длился поход, сорок четыре боя выдержали «добровольцы». В конце марта они вышли к Екатеринодару и атаковали его. Красногвардейцы, черноморские матросы и поднявшиеся против «великорусского генерала» кубанские казаки защищали город, несли огромные потери, но выкашивали наступающие цепи «добровольцев». 31 марта (13 апреля) утром снарядом был убит генерал Корнилов.

Командование принял А. И. Деникин. Первым его приказом был отвод войск от города, насущной задачей - сохранение личного состава армии.

4. КОМАНДОВАНИЕ ДОБРОВОЛЬЧЕСКОЙ АРМИЕЙ

12 (25) апреля «добровольцы» на Кубани узнали о подъеме антибольшевистского движения на Дону и о наступлении немцев и гайдамаков на Ростов. В Добровольческую армию прибыла делегация от восставших донских казаков. «Приезд этой делегации окончательно решил вопрос о дальнейшем направлении нашего движения», - вспоминал А. П. Богаевский.

«Кубанцы», невзирая на эти известия, требовали идти на юг, «поднимать казаков» в Закубанье, в Баталпашинском отделе. Генерал Алексеев настоял на решении идти на Дон, а затем вернуться на Кубань.

17 (30) апреля Добровольческая армия и подчиненные ей кубанские части двинулись на север. Вскоре «добровольцы» заняли позицию у Среднего Егорлыка на границе Ставропольской губернии, Донской и Кубанской областей, что подчеркивало их выжидательный настрой.

Полторы тысячи раненых были направлены в новочеркасские лазареты. Две тысячи утомленных бойцов, не считая кубанские части, стали на длительный отдых на стыке трех областей. С севера их прикрывали восставшие против большевиков донские станицы, с востока - безлюдные степи, с юга и запада разворачивалась, готовясь отражать немецкое наступление, Красная Армия Кубани, до 50 тысяч украинских красногвардейцев и мобилизованных кубанских казаков. Немецкое наступление, грозившее захлестнуть весь Юг России, отвлекло внимание большевиков от «добровольцев», которых считали разбитыми и сошедшими со сцены раз и навсегда.

Но «добровольцы» и не думали сходить с исторической сцены. Проделав в непрерывных боях 80-дневный поход, они убедились в собственной силе и даже непобедимости, в слабости и плохой военной подготовке врага. Свое отступление с Кубани они объясняли лишь нехваткой боеприпасов и военного снаряжения. В походе они заработали свою легенду, легенду мучеников. Впоследствии в честь похода был выпущен специальный нагрудный знак, который носили все «первопоходники», - терновый венец, пронзенный мечом, на георгиевской ленточке с розеткой национальных цветов. Сам поход получил наименование «1-го Кубанского», или «Ледового».

Рассказывали, что в бою за станицу Ново-Дмитриевскую Офицерский полк вечером вброд перешел разлившуюся от дождей речку и оказался отрезанным из-за потока от остальной армии. Погода внезапно сменилась, ударил мороз, ветер понес снежную пургу. Офицеры промерзли до костей, одежда их превратилась в негнущиеся доспехи из ледяной коры. Марков, увидев, что помощи ждать не от кого, сказал своим офицерам: «Не подыхать же нам здесь в такую погоду! Идем в станицу», имея в виду занятую большевиками Ново-Дмитриевскую. Ночной штыковой атакой Офицерский полк занял станицу и смог отогреться. На другой день какая-то сестра милосердия сказала Маркову: «Это был настоящий ледяной поход...»

Есть еще одна легенда, менее героическая, но более красивая. Якобы уже под Екатеринодаром тот же Офицерский полк попал под сильный дождь, который сменился снегом, а изменившийся ледяной ветер заморозил облитые водой шинели, покрыл их коркой льда. Тот же ветер снес тучи, проглянуло солнце, и взору изумленных очевидцев представилась целая колонна сверкающих ледяными доспехами воинов...

Добровольческие полки - марковцы, корниловцы, партизаны - также приобрели свою легенду, свой образ, отличный от других полков. Впоследствии эти различия были усилены разницей в военной форме: черно-белыми погонами и фуражками Офицерского полка, красно-черными - Корниловского, бледно-голубым, «студенческим» цветом околышей у «партизан».

Каждый полк отметил слабые стороны своего «соседа» и внес их в своеобразный юмористический каталог старой русской армии:

Журавель мой, журавель,

Журавушка молодой...

Насмешка - признак силы и здоровья. На смену старым куплетам:

Кавалергарды-дураки

Подпирают потолки,

Разодеты как швейцары

Царскосельские гусары,

Морды бьют на всем скаку

В Мариупольском полку,

пришли новые:

В ресторане шум и бой.

Это марковец лихой.

Офицеры полка генерала Маркова, поручики и прапорщики, пользовались всеми привилегиями офицерского звания, но не чувствовали той ответственности, что другие офицеры, так как служили в полку рядовыми. Отсюда «ресторанная лихость». А. Н. Толстой писал, что марковцы «шикарят матерщиной и грязными шинелями».

Кто расписан как плакат?

То корниловский солдат.

Солдаты и офицеры Корниловского полка при своей черной с красными отличиями форме имели нарукавный знак голубого цвета с черепом и костями, с горящей артиллерийской гранатой, присущей гренадерским полкам, и надписью «Корниловцы».

О «партизанах», получивших впоследствии почетное наименование «Генерала Алексеева полк», таких сведений меньше. Видимо, более высокий образовательный уровень бывших студентов, надевших военную форму, привнес ту скромность, которой отличались наиболее привилегированные и «старые» полки русской гвардии - преображенцы, семеновцы, кавалергарды.

После трудностей «Ледового похода» и создания «белой легенды» большинство «добровольцев» не считало нужным скрывать свои истинные убеждения. Возросло негативное отношения к таким деятелям, как Родзянко, бывший председатель IV Государственной Думы. «Ваши черносотенцы стали откровеннее», - признавали белогвардейцы. Они открыто вели монархическую пропаганду и на протесты социалистов и республиканцев, которых в армии тоже было немало, обращали внимания не больше, чем на пустой лай, и продолжали свое дело.

Именно из-за вопроса об «ориентациях» и «политических лозунгах» в армии в мае 1918 года разразился кризис. Он усугубился тем, что истекли четыре месяца службы - срок, оговоренный по контракту.

Выяснилось, что громадное большинство командного состава и офицерства были монархистами. В армии, оказывается, была создана тайная монархическая организация, куда входили и некоторые высшие начальники. Сам Алексеев склонялся к конституционной монархии и стал поговаривать, что лозунг Учредительного собрания армия выставила «лишь в силу необходимости».

Сам Деникин считал такой неприкрытый монархизм гибельным для армии. В своих рассуждениях он исходил из того, что «основной порочный недуг советской власти заключался в том, что эта власть не была национальной», и, следовательно, в основе протеста против этой власти «более или менее явно, более или менее ярко выступало национальное чувство». В таком случае лозунга «За Единую, Великую и Неделимую Россию», по мнению Деникина, было вполне достаточно. Будущая форма правления в стране зависит от Учредительного собрания, «созванного по водворении правового порядка». Об этом Деникин не уставал твердить. Пока же главной целью ставилось спасение России путем создания сильной патриотической армии и беспощадной борьбы с большевизмом, «опираясь на государственно мыслящие круги населения».

«Непредрешение» и «уклонение» были для Деникина не «маской», а требованием жизни. «Все три политические группировки противобольшевистского фронта - правые, либералы и умеренные социалисты - порознь были слишком слабы, чтобы нести бремя борьбы на своих плечах. «Непредрешение» давало им возможность сохранить плохой мир и идти одной дорогой, хотя и вперебой, подозрительно оглядываясь друг на друга, враждуя и тая в сердце одни республику, другие монархию...» - считал он. Кроме того, Деникин учитывал антимонархические настроения в соседней Ставропольской губернии и среди казачества.

Опираясь в своей политике «непредрешения» на генералов Романовского и Маркова, Деникин все же был вынужден пойти на выяснение отношений с личным составом армии.

Я веду борьбу только за Россию, - сказал он офицерам и воззвал к их благоразумию. - Если я выкину республиканский флаг, то уйдет половина добровольцев, если я выкину монархический флаг - уйдет другая половина. А надо спасать Россию!

Личный состав армии отнесся к политике Деникина с пониманием, что, однако, не исчерпало конфликта. В антибольшевистском лагере развернулась борьба за влияние на Добровольческую армию. «Все группы и организации вместо материальной помощи присылали нам горячие приветствия - и письменно, и через делегатов, - и все пытались руководить не только политическим направлением, но и стратегическими действиями армии», - сетовал Деникин.

Трагическим курьезом было то, что армия, ставшая предметом борьбы и упований, постоянно была на грани финансового краха. Денежная наличность ее балансировала меж двухнедельной и месячной потребностью. «Денежная Москва не дала ни копейки. Союзники колебались». Все капиталисты, а также и частные банки держались выжидательной политики. 4,5 млн рублей, полученные от союзников, и такое же количество средств, полученное из донского казначейства, давали армии возможность существовать два месяца (при месячных расходах в 4 млн), а дальше перед ней открывался путь взимания контрибуций и захвата трофеев.

Три фактора постоянно действовали Деникину на нервы: взаимоотношения с новым донским атаманом генералом Красновым, взаимоотношения с примкнувшими к армии кубанцами и взаимоотношения с появившимися на горизонте немцами.

Взаимные нелады начались у «добровольцев» с донцами, как только армия вступила на донскую территорию. Вожди восставших донцов Деникину не понравились. Походный атаман Попов показался человеком «вялым и нерешительным», глава Временного донского правительства Янов - «правым демагогом». Единственный достойный человек, генерал Краснов, как только стал атаманом, сразу же попытался подчинить Добровольческую армию себе, поскольку она располагалась на территории Дона, а когда это не удалось, приказал донским казакам, служившим у Деникина, немедленно покинуть ряды «добровольцев» и поступить в Донскую армию.

Деникин понимал, что после «Ледового похода» его армия была спасена начавшимся на Дону восстанием, получила возможность передохнуть, окрепнуть, сам Алексеев и военно-политический отдел армии обосновались в Новочеркасске, туда же увезли всех раненых «добровольцев», но все же командование «добровольцев» ввязалось в политическую борьбу с донским руководством. «Вообще же в массе своей добровольчество и донское казачество жили мирно, не следуя примеру своих вождей», - признавал Деникин.

Похожая ситуация сложилась и во взаимоотношениях с кубанцами. Служилые представители восточной Кубани, «линейцы», были верны Деникину, а украиноязычные «черноморцы», жители западной Кубани, стали клониться к Украине, а значит и к немцам. Среди кубанских офицеров в армии преобладали «линейцы», среди членов Рады и кубанского правительства, присоединившегося к армии на Кубани, больше было «черноморцев». Обе группировки враждовали, жаловались друг на друга Деникину, причем офицеры-«линейцы» готовы были к физической расправе над некоторыми особо рьяными «украинофилами» среди «черноморцев». Опасаясь окончательного раскола, Деникин сдерживал «кубанские страсти» как мог.

С немцами, занявшими Ростов, установились взаимоотношения, которые Деникин назвал «вооруженным нейтралитетом». Сил бороться с немцами сейчас у Деникина не было, хотя с этой целью, собственно, и создавалась Добровольческая армия. Со своей стороны, немцы относились к «добровольцам» недоверчиво, но не мешали белой контрразведке работать в самом Ростове. Как говорил немецкий комендант: «Официально... я не могу дать вам право расстреливать. Такова политика. Но неофициально скажу. В ваши дела вмешиваться не буду. Делайте осторожно, и только».

Но были и радостные минуты. Большинство офицеров, получивших отпуск по истечении положенной по контракту четырехмесячной службы, вернулись в армию. Поодиночке, капля за каплей, прибывали в армию беглецы из Советской России. И, наконец, к «добровольцам» присоединилась пришедшая с Румынского фронта «1-я бригада Русских добровольцев» полковника М. Г. Дроздовского: 667 офицеров, 370 солдат, 14 докторов и священников, 12 медсестер. «Дроздовцы», проделавшие не менее тяжелый поход по Бессарабии и Украине, на равных влились в Добровольческую армию, заработали свою легенду одного из наиболее досаждавших большевикам полка, особую военную форму (малиновые фуражки), и даже в песню «Смело мы в бой пойдем» некоторые красноармейские части внесли впоследствии строки:

И всех «дроздов» убьем, Сволочь такую...

Армия отдохнула, набралась сил. Краснов усиленно «сватал» ей Царицынское направление, но Деникин выжидал, надеялся пополниться на Кубани. Командование «добровольцев» весьма щепетильно относилось к взаимоотношениям с немцами и отвергало всякие намеки на контакт с ними. Поэтому оно выжидало окончания боевых действий на советско-германском фронте под Батайском и Азовом. Как только немцы и большевики подписали соглашение о прекращении военных действий (23 июня 1918 г.) на этом участке, «добровольцы» начали действовать.

Они коротким и сильным ударом захватили линию железной дороги Торговая-Великокняжеская, где понесли серьезную потерю - был убит генерал С. Л. Марков.

После той операции «добровольцы» развернулись на юг и пошли в наступление на Кубань, начали «2-й Кубанский поход».

Одновременно, 17-18 июня, восстали казаки в Моздокском отделе на Тереке, в тот же день, 18 июня, из Красной Армии к Деникину перешли 11 сотен кубанских казаков. На Кубани до предела обострились противоречия между казаками и иногородними, именно на них и рассчитывал Деникин. Силы непосредственно Добровольческой армии были невелики, но явная поддержка донцов (оружием и живой силой) и массовые восстания кубанских казаков, начатые «на Троицу», делали эту армию грозной силой. Определенную роль сыграло поведение советских войск. Отступая от Деникина, «советские войска, особенно украинские, подвергли полному разгрому лежавшие по дороге станицы, что, естественно, бросило кубанских казаков... в руки Деникина и Алексеева».

Армия в этот момент была независима от политических организаций, союзников. При ней не было видных политических деятелей. Отныне политика на какое-то время не отвлекала А. И. Деникина от непосредственно «боевой работы». Важным минусом было то, что при армии все еще не было аппарата гражданского управления, поскольку генерал Алексеев вел переговоры о создании общерусской власти за Волгой и не считал нужным создавать такой аппарат при армии.

Отсутствие органов гражданского управления и четкой программы организации мирной жизни сразу же сказались в Ставрополье, через которое «добровольцы» прошли, направляясь на Кубань. Ставрополь был захвачен восставшими терскими казаками генерала Шкуро, но когда Шкуро заявил «добровольцам»: «Мы, казаки, идем под лозунгом Учредительного собрания», то получил ответ: «Какая там лавочка еще, Учредительное собрание? Мы наведем свои порядки». В приказном порядке восстанавливалась частная собственность, арендные отношения крестьян с казаками. В результате ставропольское крестьянство, поднявшееся было под знаменами «За Советы без коммунистов», отшатнулось от Добровольческой армии и стало создавать партизанские отряды «самообороны».

Военное объединение «добровольцев» и кубанских повстанцев усилило антибольшевистские войска. К середине июля Добровольческая армия выросла до 20 тысяч личного состава в основном за счет кубанских казаков. Кубанцев в армии в тот период было 16-17 тысяч. Однако силы эти разрастались в глазах большевиков многократно. 27 июля 1918 г. Ленин сообщал Зиновьеву: «Сей час получились известия, что Алексеев на Кубани, имея до 60 тысяч, идет на нас, осуществляя план соединенного натиска чехословаков, англичан и алексеевских казаков».

«Добровольцам» на Кубани противостояла 72-тысячная армия под командованием кубанского казака Сорокина. Кубанские иногородние, казачья беднота, ушедшие с Украины красногвардейцы дрались отчаянно. В жестоких боях, когда пленных не брали, а захваченных раненых из лагеря противника в лучшем случае расстреливали, в худшем - предавали мучениям (и так поступали обе стороны), Добровольческая армия дошла до Екатеринодара.

Первые победы вселили в «русских добровольцев» уверенность, и они во весь голос заговорили о возрождении России, а кое-кто не стеснялся говорить:

«Народ нуждается в ежовых рукавицах - и мы возьмем его в ежовые рукавицы неограниченной монархии».

Уходя на Кубань, Деникин отдалился от Дона и донского атамана, которого, мягко говоря, недолюбливал. Приглядывать за Красновым остался Д. П. Богаевский, бывший командир Партизанского полка, который по своему авторитету и высокому чину в старой армии был удостоен при Краснове поста «премьера», председателя Совета управляющих, а кроме того ведал всей внешней политикой Всевеликого Войска Донского. Но на смену трениям с донцами пришли трения кубано-«добровольческие».

Командование армии по-прежнему игнорировало Кубанское правительство и Раду. Алексеев считал, что «нынешний состав Рады не выражает волю населения, а роль ее важна лишь в будущем, когда будет очищена вся Кубань; теперь же Рада является лишь ненужным и бесполезным придатком к штабу армии». Члены Рады, «народные избранники», в отместку все шире разворачивали агитацию за «самостийную Кубань», за независимое государство.

И все же при всех трениях «добровольцы» и восставшие кубанские казаки выбили большевиков из Екатеринодара и стали теснить их на восток, к Каспийскому морю. Военное мастерство и дисциплина взяли верх над массой, дерущейся под началом вечно грызущихся друг с другом местных большевистских вождей.

Большевики в это время переживали переломный момент в создании прямо на поле боя регулярной армии. Армия строилась отчасти на базе полуанархических отрядов Красной гвардии. Вторым источником стали массовые наборы в Центральной России. Крестьяне сопротивлялись этим наборам. «Война шла далеко от их губерний, учет был плох, призывы не брались всерьез», - вспоминал высший военный вождь большевиков Л. Д. Троцкий. Вновь создаваемая армия была больна партизанщиной. «Физическое наказание в коммунистической армии являлось узаконенным институтом, которого никто ни от кого не скрывал», - признавался один из большевиков впоследствии. Но сам факт создания регулярной армии, восстановление воинской повинности совпали с первыми и слабыми еще колебаниями многомиллионной массы в сторону установления ею же разрушенного порядка, в сторону «собирания земель». Эти колебания коснулись и наиболее боеспособной части общества - офицерства. «... Все организации - правые и левые, не исключая отчасти и советских, - единственную внутреннюю реальную силу, способную на подвиг, жертву и вооруженную борьбу, видели в русском офицерстве и стремились привлечь его всеми мерами к служению своим целям... Офицерство между тем стояло на распутье», - писал А. И. Деникин. Большевистский декрет от 29 июня 1918 г. о мобилизации бывших офицеров и чиновников решил судьбу многих из них. «С Красной Армией в собственном смысле слова мы встретились только поздней осенью (1918 года. - А. В.). Летом шла лишь подготовка и некоторые преобразования», - вспоминал А. И. Деникин. Еще долго костяком, ядром армии большевиков были «старые солдаты и унтер-офицеры, сделавшие службу своим ремеслом», а призванные по мобилизации были очень неустойчивы в боях.

Пока Деникин бил разъедаемую партизанщиной большевистскую армию на Кубани и Северном Кавказе, большевики создавали новые, более стойкие части на Волге, в боях с чехословаками, и очень важную роль здесь сыграл патриотический фактор. «Сочетанием агитации, организации, революционного примера и репрессий был в течение нескольких недель достигнут необходимый перелом. Из зыбкой, неустойчивой, рассыпающейся массы создалась действительная армия», - считал Троцкий. Эту армию называли и «Армией III Интернационала», и «Армией мировой Революции», но по своему составу, месту и времени зарождения и формирования молодая Красная Армия была «запрограммирована» на патриотизм, на восстановление развалившейся страны. Армия была не свободна от массы недостатков, военные специалисты открыто признавали, что «по своим боевым качествам противник... был сильнее Красной Армии». Но это была действительно народная армия, которой был присущ «стихийный порыв». В армии был культ личного мужества, особенно в «красной коннице атаманского происхождения». В сознании подавляющей части рядового состава и мобилизованных офицеров, «военспецев», армия предназначалась для обороны страны. Ощущение это подогревалось борьбой с чехословаками и другими иноземцами и было созвучно национальному характеру народа. К зиме 1918/19 гг. большевики планировали создать путем мобилизации миллионную армию.

Добровольческая армия, пополнившись кубанскими казаками и проведя мобилизацию в части Ставропольской губернии, достигла численности 30-35 тысяч человек, но сильно уступала Донской армии Краснова. Тем не менее в новую ставку «добровольческого» командования, в Екатеринодар, сразу же потянулись известные политические деятели. Тогда же в августе, после взятия Екатеринодара, произошел первый массовый прилив в ряды армии офицеров генерального штаба.

строго придерживалось выдвижения на должности исключительно «первопоходников», наиболее продолжительное время служивших в Добровольческой армии. Система эта пронизала армию снизу доверху. «Чины в нашей батарее не играли большой роли. Важна была давность поступления в батарею», - вспоминал один «доброволец». В результате какой-нибудь храбрый, но совершенно невежественный в военном деле юноша, совершивший «Ледяной поход» предпочитался штаб-офицерам, ветеранам мировой войны.

Генералы подчинялись Деникину, но с чрезвычайной неохотой подчинялись друг другу, и выручало только одно - «все же брало верх чувство долга перед Родиной».

Отсутствие прочной материальной базы привело к тому, что «снабжение армии было чисто случайное, главным образом за счет противника», в результате в частях (особенно у казаков генерала Покровского) на борьбу смотрели, как на «средство наживы», а на военную добычу, «как на собственное добро», и даже приверженец жесткой дисциплины генерал Врангель «старался лишь не допустить произвола и возможно правильнее распределить между частями военную добычу».

Положительная, созидательная работа давалась с трудом. Сама жизнь заставляла «добровольцев» взяться за создание гражданских органов власти. На казачьей территории это быстро и решительно делали сами казаки, а на Ставрополыцине и в Черноморской губернии это выпало на долю Добровольческой армии.

«Человеческий материал» для создания таких органов остался от прежней разложившейся администрации старой России. Сам Деникин признавался в Ставрополе, что «в уезды идут люди отпетые; уездные административные должности стали этапом в арестантские роты».

В основу организации гражданской власти «добровольцами» было положено «Положение о полевом управлении войск», разработанное еще в 1915 году. На освобожденной территории предполагалось установить власть военных губернаторов, подчинявшихся командованию армии. Создаваемые губернаторства обрастали старым чиновничеством и авантюристами.

Известный монархист В. В. Шульгин и генерал А. С. Лукомский подготовили доклад об организации при главном командовании Особого Совещания, предназначенного «давать заключения по делам, вносимым на его рассмотрение» главным командованием. 31 августа «Положение об Особом Совещании» было утверждено генералом Алексеевым. «Особое Совещание», как «высший орган гражданского управления» при верховном руководителе Добровольческой армии, взяло на себя управление занятыми территориями. По структуре оно напоминало своеобразный кабинет министров.

Следующим этапом организации гражданской власти была разработка «Временного положения об управлении областями, занимаемыми Добровольческой армией», которому Деникин придавал значение своеобразной временной конституции. В основу проекта были положены законы Временного правительства, но временно устанавливалась неограниченная единоличная диктатура, все государственные образования Юга объединялись на правах автономии вокруг Добровольческой армии и создавалась единая армия. Проект был враждебно воспринят и Кубанской Радой и красновским правительством на Дону.

По мере нарастания успехов осложнялись отношения со своими. Кубанцы в противовес Деникину выдвинули идею, что новая России «будет, по-видимому, результатом договорного объединении автономных областей, федерацией российских штатов», куда войдут Кубань и Грузия как демократические республики.

Разговор о Грузии возник не случайно. В сентябре грузинские войска высадились в Сочи, и Деникин порвал с Грузией всякие дипломатические отношения и принудил к этому кубанцев.

Последняя четверть 1918 года стала переломной для А. И. Деникина. Армия под его командованием усилилась и количественно выросла. В начале августа она прибегла к первым мобилизациям, в конце октября в армию призвали всех офицеров до 40 лет, в конце года стали ставить в строй пленных. Большую поддержку живой силой Деникин получил в Ставрополье. Летом, после первого занятия этой местности, крестьяне отшатнулись от деникинцев. Тогда мобилизация в Ставрополье, в Черноморской губернии дала плачевные результаты. Но вот в Ставрополье пришли красные, принесли с собой новую продовольственную политику, и ставропольские крестьяне опять стали поглядывать в сторону Деникина.

Сентябрьские бои обескровили и белых, и красных. Так, дивизия генерала Врангеля потеряла за август и сентябрь 260 офицеров и 2 460 казаков, приблизительно 100 % состава, и пополнялась за счет казаков освобождаемых отделов. В «добровольческих» полках к концу 2-го Кубанского похода оставалось по 100-150 штыков, но «добровольцы» сохранили боеспособность. «Я видел части, сильно поредевшие, истомленные, полуобмерзшие, в потрепанной легкой одежде - зимняя стужа наступила в этом году рано - и тем не менее готовые к новым боям», - вспоминал Деникин.

Но тут на сторону Деникина стали переходить мобилизованные красными ставропольские крестьяне. Добровольческая армия, которая в ноябре 1918 года состояла из 7,5 тыс. человек (вместе с кубанцами - 43 тысячи), пополненная ставропольцами, выросла (вместе с кубанцами) к 1 января 1919 года до 82 600 штыков и 12 320 сабель. Переход ставропольских полков не был единственным источником пополнения «добровольцев». В ноябре командование начало призыв в ряды армии еще четырех возрастов - 99, 98, 94 и 93-го годов рождения.

С выходом за пределы Кубани «нравы смягчились». «К осени 1918 г. жестокий период гражданской войны «на истребление» был уже изжит», - констатировал Деникин. Кубанские иногородние и украинские красногвардейцы были либо выбиты, либо растворились в частях Красной Армии, подходивших из Центральной России, из других губерний. Пленных стали привлекать к службе. 70 % из них сражались хорошо, 10 % уходили обратно к большевикам, 20 % уклонялись от боев. В целом мера себя оправдала.

В связи с пополнением армии опять усилились конфликты внутри ее по политическим мотивам. Когда «добровольцы» в первый раз взяли Армавир, то устроили панихиду по Николаю II и заказали старый гимн. Обычно при гимне и при «Марсельезе» «офицеры-республиканцы» и «офицеры-монархисты» брали под козырек, но выговаривали друг другу сквозь зубы, а кое-где такие конфликты уже заканчивались стрельбой. Политический настрой Добровольческой армии определился так: большинство рядовых (крестьяне Ставропольской губернии) - за Учредительное собрание; большинство офицеров - тоже, особенно 3-я дивизия (пришедшие с Румынского фронта дроздовцы) и 1-я дивизия (корниловцы); во 2-й дивизии, где были чисто офицерские полки, наблюдалось монархическое течение, но не преобладало.

5. ВОЖДЬ И ОБЪЕДИНИТЕЛЬ

8 октября 1918 года умер М. В. Алексеев, «умеряющий и объединяющий». Власть полностью сосредоточилась в руках А. И. Деникина. Сразу же последовал приказ о назначении Деникина верховным вождем Добровольческой армии с оставлением в должности главнокомандующего. Генерал Лукомский становился его заместителем по военным делам, Драгомиров - по гражданским. Усилилась централизация в управлении армией, усилилась тенденция объединить и возглавить все антибольшевистские силы на Юге страны.

Некоторые современники считали, что Деникин лично не подходил на роль вождя и объединителя. Генерал Врангель писал впоследствии, что Деникин был «прекрасный военный», но «судьба неожиданно свалила на плечи его огромную, чуждую ему государственную работу, бросила его в самый водоворот политических страстей и интриг».

Тем не менее Деникин проводил осторожную, упорную и принципиальную политику, направленную на возрождение Единой и Неделимой России. «Пора бросить все споры, раздоры, местничество», - призывал он кубанских политиков. Он обещал им, что признает широкую автономию составных частей государства, видел возможность единения с Доном, Крымом, Тереком, Арменией, Оренбургом, с Украиной и «с грузинским народом, когда грузинское правительство сойдет с ложного пути».

Общего языка с «черноморцами» найти не удалось. Деникин стал поддерживать «линейских» генералов, рассчитывая использовать их для борьбы с самостийными устремлениями «черноморцев», а «линейцы» подходили к вопросу по-военному прямо. Врангель, считавший себя знатоком казачьей психологии, говорил о необходимости «окрика», так как «всякое послабление, всякое искание властью компромисса было бы учтено как слабость ее, и неизбежным следствием чего явились бы новые домогательства местных демагогов». Кубанский атаман Филимонов вспоминал, что расправа над Радой намечалась еще в конце 1918 года. «Ко мне приходили генералы Покровский и Шкуро и предлагали при их содействии взять всю власть в свои руки».

После освобождения Кубани кубанцам пытались навязать удобного «добровольцам» атамана. Предлагали Покровского, Пржевальского, донца Богаевского, предлагали даже Деникина «для согласования деятельности Кубани и Добровольческой армии». Но частное совещание Рады изменило Конституцию Кубани. Атаманом с правами президента мог стать «природный» кубанский казак. Сошлись на компромиссной фигуре прежнего атамана Филимонова. Конфликт загнали внутрь, и через некоторое время он вновь проявился и много способствовал гибели движения.

Важнейшим фактором, повлиявшим на всю ситуацию на Юге страны, стало поражение Германии в мировой войне и появление в регионе союзников, английских и французских войск.

Казалось, что А. И. Деникин, до конца верный союзникам, мог бы перевести дыхание. Поначалу так и было. Прибывший в Екатеринодар английский представитель генерал Пуль заявил: «У нас с вами одни и те же стремления, одна и та же цель - воссоздание Единой России», а один из членов делегации Эрлиш высказался еще яснее: «Кто против Деникина, тот против нас».

Но оказалось, что страны Антанты, бравшие на себя роль главной антибольшевистской силы, не имели единого мнения по «русскому вопросу», противоречия, существовавшие внутри самого Согласия, расхождения между различными политическими группировками каждой из стран (военные ведомства, как правило, были настроены более агрессивно, а сами правительства, учитывая рост революционных настроений, пытались балансировать) привели к тому, что по отношению к России существовало по меньшей мере пять точек зрения. Французская буржуазия, вложившая много денег в военные займы царской России, требовала борьбы с Советами «во что бы то ни стало». Франция все еще опасалась Германии и была заинтересована в сильном союзнике на Востоке, каким была царская Россия, не раз спасавшая французов в мировую войну. Лозунг Деникина «Единая и Неделимая Россия» французам очень импонировал.

Англичане были настроены не столь радикально, они допускали возможность торговых и дипломатических отношений с большевиками. Колониальная империя видела в России конкурента. Англичанам нужна была слабая и раздробленная Россия, которая отказалась бы от Туркестана и Закавказья, от нефтеносных районов Каспийского моря. Англичане готовы были признать большевиков, если те признают независимость этих регионов.

И все же Франция настояла на вооруженной интервенции. 13 ноября 1918 года было подтверждено соглашение между западными странами о разделе России на «сферы интересов». Французы взяли себе Украину и Крым, а также Донецкий бассейн, куда еще до революции вложили много денег. Англичане прибирали к рукам нефтеносные районы Кавказа. В ночь с 15 на 16 ноября эскадра союзников вошла в Черное море. В конце месяца она появилась в портах Новороссийска, Севастополя, Одессы. Было опубликовано «Воззвание держав Согласия к населению Южной России»: «Ставим в известность население, что мы вступили на территорию России для восстановления порядка и для освобождения ее из-под гнета узурпаторов-большевиков».

Большевики и их противники в России как бы поменялись местами. Теперь на поддержку прежних национальных, патриотических сил пришли иностранцы, а «ненациональное», по определению Деникина, правительство большевиков стремилось вытеснить их, что совпадало с пробуждавшимися объединительными тенденциями русского народа. И у белых, и у красных, как ни странно, царило ликование. Большевики дождались, как им казалось, европейской социалистической революции; развал Австро-Венгрии, падение режима в Германии - еще немного, и «весь мир насилия» будет разрушен. Белые дождались союзников, которые просто обязаны были спасти Россию (иначе никто тогда в Добровольческой армии и не думал, поскольку ни о каких секретных соглашениях о разделе России на «сферы интересов» не знал), и союзники, казалось бы, взялись за дело серьезно. Английские, французские, греческие дивизии стали высаживаться на Черноморском побережье. Многие российские политики бросились в тот момент «под крыло» к Деникину. Крупная украинская буржуазия презрела и своего гетмана и многочисленных «батьков», выделила Деникину на армию 5 млн и обещала по 2 млн впредь ежемесячно. Гетманское правительство звало «добровольцев» в Харьковскую и Екатеринославскую губернии. Шел нажим на донского атамана Краснова.

Внешне все выглядело как нельзя лучше: 23 ноября союзный флот вошел в Новороссийск, почетный караул из офицеров Корниловского полка встретил союзническую миссию, представитель которой возгласил: «Да здравствует единая, великая, неделимая Россия!». 28 ноября в Екатеринодар прибыл английский генерал Пуль, заявивший: «Я послан своей страной узнать, как и чем вам помочь», и поставил перед антибольшевистскими силами три задачи: единое командование, единая политика, единая Россия.

Но первые взаимоотношения союзников с «добровольцами», кубанцами и донцами, проводившиеся по инициативе союзнического командования, еще не отражали официальной точки зрения всего политического руководства Антанты. Деникин впоследствии упрекал союзников, что, «оторванные от своих центров, они предпринимали некоторые серьезные дипломатические шаги на свой страх и риск в твердом убеждении, что эти шаги будут одобрены их правительствами и получат реальное осуществление.

Назревала большая и трагическая по своим результатам мистификация».

30 ноября 1918 года военный министр Великобритании У.Черчилль был вынужден сообщить своим представителям в России, что из-за революционных и антивоенных настроений в войсках Великобритания будет продолжать оккупацию своими силами лишь железной дороги Баку - Батум и удерживать Мурманск и Архангельск, а в остальном ее участие в интервенции будет состоять в снабжении материально-техническими средствами белогвардейских армий и в военной помощи Прибалтийским государствам. Франция по тем же причинам смогла высадить в южных портах лишь 2 французские и 1,5 греческие дивизии (вместо 12-15 по плану) и небольшие сербские, румынские и польские подразделения. Обо всех изменениях в политике белогвардейское командование либо не извещалось союзниками, либо извещалось поздно. Деникин же, исходивший в своих расчетах из военной помощи союзников, уже срочно требовал от них целые дивизии для прикрытия Харькова и Екатеринослава, но ответа не получал.

В целом наладить более или менее правильные сношения с Западной Европой пока не удалось. Определенные сложности вызывало то, что цели Добровольческой армии, воюющей за Единую и Неделимую Россию, совпадали с целями Франции, но сама армия пока дислоцировалась на территории, отошедшей в сферу влияния Великобритании, а англичане к тому времени уже выдвигали новый план. Черчилль считал: «... Мы должны попытаться объединить в единую военную и политическую систему все пограничные государства, враждебные большевикам, заставив каждое из них сделать так много, как оно может». Целью британского правительства стало создание барьера между Европой и Россией и расчленение Юга России. 23 декабря английская пехота высадилась в Батуме, 25-го англичане заняли Тифлис и начали методично наращивать свое военное присутствие в Закавказье. Деникину дали понять, что его вмешательство в дела по ту сторону Кавказского хребта нежелательно. Сочинский округ и Дагестан стали спорной территорией между Деникиным и англичанами.

Англичане вели свою политику осторожно, под прикрытием сил меньшевистской Грузии, которая высадила свои войска в Сочи, разогнала Абхазский Народный Совет, обвинив его в «туркофильстве» (на самом деле совет был скорее «русофильским»), и назначила новый. Грузинские националисты стали систематически громить армянские горные селения в Сочинском округе, а деникинцы создавать там армянские дружины.

Помощник Деникина генерал Драгомиров заявил протест английскому командованию в связи с антиармянскими акциями, и англичане, не решаясь обострять обстановку, надавили на грузинское руководство, чтоб оно начало отвод войск из Черноморской губернии.

А И. Деникин все же продемонстрировал англичанам, кто хозяин в регионе. Деникинские агенты спровоцировали армянское восстание в Сочинском округе, а повстанцы обратились к Добровольческой армии за помощью. «Для восстановления в Сочинском округе порядка и прекращения кровопролития между грузинами и армянами» «добровольцы», поддержанные армянскими дружинами, начали наступление и 6-7 февраля 1919 года заняли Сочи и Адлер. Потери - 12 убитых грузин и 7 убитых «добровольцев». Грузинский генерал Кониев сдался в плен. Утром 8 февраля грузинские гарнизоны Сочи и Адлера стали сдавать оружие.

Англичане потребовали вывода «добровольцев» из Сочинского округа. В свою очередь добровольческий генерал Черепов потребовал вывести грузинские войска из Сухуми «для самоопределения Абхазии». Сошлись на компромиссном решении: «добровольцы» остались в Сочинском округе, а грузины в Сухуми. Границей стала река Бзыбь, посты на ней выставили англичане.

Все это не сказалось на английской материальной помощи белым. Англичане были заинтересованы в прикрытии Закавказья с севера и выделили деникинцам заем в 20 млн под поставки оружия и снаряжения, чтобы использовать последнее для борьбы с московскими большевиками.

Естественно, что «добровольцы» попытались сблизиться с французским военным командованием. Французы, со своей стороны, все это время тщетно искали на Украине силы, которые были бы одновременно и «республиканскими» (помогать монархистам Французская Республика считала неприличным) и «единонеделимскими», но натыкались лишь на «монархистов» вроде гетманских офицеров да на «самостийников» вроде петлюровцев. На силы Добровольческой армии, расположенные на Кубани, французы сначала не рассчитывали («английская зона интересов»).

Меж тем Деникин усилился. Наступление большевиков подтолкнуло донских казаков признать единое военное командование. Добровольческая армия объединилась с Донской в Вооруженные Силы Юга России. Донцы, теснимые большевиками, уцепились за Донец и Маныч. В Сальские степи, прикрывая их справа, вышли кубанцы и терцы, объединенные в кавказскую Добровольческую армию, а сама Добровольческая армия была провезена в эшелонах через донскую территорию и стала разворачиваться в Донецком бассейне, «вторгнувшись» в зону французских интересов.

Разгромив большевиков на Северном Кавказе, Деникин планировал перевести свою ставку в Севастополь и возглавить все антибольшевистские «русофильские» силы в Крыму и на Украине. Здесь он и столкнулся с французскими интересами. Французы сами собирались осуществить военное руководство на Юге, а Добровольческой армии отводили роль одной из составных частей антибольшевистского движения на Юге. Они хотели иметь послушное правительство, которому подчинился бы и Деникин. Кадры этого правительства они видели в скопившихся в Одессе организациях вроде «Союза городов» и «Земского союза».

Впоследствии генерал Лукомский в трениях между союзниками и деникинцами винил «местных деятелей», которые «сбили французов с толку». А. И. Деникин, считавший политическую жизнь в Одессе «политической свистопляской», «сумбурным периодом», «свадьбой на погосте», усматривал одной из причин несогласия «тайную совместную деятельность некоторых немецких банков и крупных еврейских финансистов, поддерживавших украинское движение». Рядовой состав армий упрощенно считал, что французская политика на Юге направляется «еврейским золотом» и «еврейским засильем», поскольку взаимоотношениями французов с местными антибольшевистскими силами ведал полковник Фрейденберг, имевший советчиками Марголина, Маргулиса и других «видных представителей русского еврейства».

Беспокойство Деникина вызвали переговоры французов с украинскими националистами-петлюровцами, он телеграфировал им о случаях расстрелов офицеров петлюровцами. Но французское командование в тот период мало считалось с Деникиным, оно даже пыталось им помыкать. 14 (27) января генерал Франшэ д"Эспре телеграфировал французской миссии при «добровольцах»: «Получил ваше извещение о предполагаемом переводе штаба генерала Деникина в Севастополь. Нахожу, что генерал Деникин должен быть при Добровольческой армии, а не в Севастополе, где стоят французские войска, которыми он не командует».

Деникин оскорбился. Охлаждение в отношениях с французами его не пугали так сильно, как того хотелось бы союзникам. В 1919 году в деникинском лагере никто уже особенно не обольщался относительно реальных сил, которые может выставить Антанта для непосредственных боевых действий: не более 30 тысяч. Надеяться приходилось на свои силы.

Деникин наотрез отказался сотрудничать с украинскими националистами, как предлагали ему французы, после чего деникинско-французские переговоры зашли в тупик.

«Одесский омут», как считал Деникин, погубил «и идею французской интервенции, и самую Одессу». Французы выслали из Одессы представителей Добровольческой армии, сформировали «русское правительство» во главе с князем Львовым и по согласованию с этим правительством установили оккупационное управление Южной Россией. Управление это на самом деле распространялось на Одессу, которая «билась в судорогах нездорового политиканства и спекулятивного ажиотажа», и на близлежащие населенные пункты. Французский главнокомандующий генерал Фош заявил, что не придает армии Деникина большого значения, «потому что армии не существуют сами по себе... лучше иметь правительство без армии, чем армию без правительства».

С точки зрения устоявшейся демократии, логика генерала Фоша была безупречной, ставка делалась на демократические традиции, на правительства, на партии. Французы не учли исторически сложившуюся роль вооруженной силы в России, не обратили внимания на то, что Добровольческая армия подмяла под себя государственные образования на Юге России.

Отстранив деникинское командование, французы не имели достаточно сил для удержания Юга России.

6 апреля 1919 г. Одесса была сдана ими советским войскам, что, как вспоминали очевидцы, вызвало «взрыв негодования против французов как в армии, так и в обществе».

Центр внимания французов отныне переносился на Запад. Огромную роль тут сыграла революция в Венгрии. Большевики отныне рвались на соединение к «красным мадьярам», а французы создавали на их пути барьер.

Оплошностью французов воспользовались англичане. 16 апреля в Екатеринодар к Деникину приехал английский главнокомандующий генерал Мильн. Англо-деникинские отношения были восстановлены.

Деникин в свою очередь воспользовался «благосклонностью» англичан и попытался навести относительный порядок на Кавказе. Большевики в этом регионе пытались найти массовую поддержку и с этой целью передали ингушам четыре терские казачьи станицы, а самих казаков при помощи ингушей выселили. Такую же поддержку они хотели найти у чеченцев, и когда все население Терека, измученное бесконечными набегами и грабежами, хотело объявить чеченцам войну, большевики настояли на мирных переговорах и включили чеченских представителей в местные органы власти. Когда Добровольческая армия выбила большевиков с Северного Кавказа, указанные народы держались по отношению к Деникину настороженно.

Деникин встретился с представителями всех народов Кавказа, на всех таких встречах присутствовали английские высокопоставленные лица. Было разработано и объявлено «Временное положение о гражданском управлении в местностях, находящихся под верховным управлением главного командования вооруженными силами на Юге», закрепившее полную власть верховного деникинского командования, жизнь по законам, изданным до 25 октября 1917 года, казачьи привилегии, главенство православной церкви, русский язык как государственный. У ингушей отобрали захваченные ими у казаков станицы.

Попытки сопротивления вызывали карательные экспедиции. Причем объявлялось, что экспедиция направлена против какого-либо народа в целом. Все конфликты в регионе рассматривались как национальные и выносились на третейский суд, также национальный по своему составу. Так, трения между осетинами и ингушами предлагалось вынести на третейский суд кубанских казаков и кубанских черкесов.

«Горское правительство» разбежалось, в эмиграцию отправился «маджлис», горский парламент. Власть на местах была передана генералам русской службы, но коренной национальности. В Дагестане - генерал Халилов, в Кабарде - Бекович-Черкасский.

Главной задачей оставалась борьба с большевиками в центре России. Иностранные союзники колебались в оказании поддержки, им нужны были заверения в демократизме. 10 (23) апреля 1919 г. Деникин и председатель Особого Совещания Драгомиров обратились к представителям союзников с декларацией, определяющей цели Добровольческой армии. Как признавал Деникин, декларация во многом предназначалась для того, чтобы произвести благоприятное впечатление на английскую рабочую партию (лейбористов). Декларация провозглашала:

1) Уничтожение большевистской анархии и водворение в стране правового порядка.

2) Восстановление могущественной единой и неделимой России.

3) Созыв Народного собрания на основах всеобщего избирательного права.

4) Проведение децентрализации власти путем установления областной автономии и широкого местного самоуправления.

5) Гарантии полной гражданской свободы и свободы вероисповеданий.

6) Немедленный приступ к аграрной реформе для устранения земельной нужды трудящегося населения.

7) Немедленное проведение рабочего законодательства, обеспечивающего трудящиеся классы от эксплуатации их государством и капиталом».

Сам Деникин осознавал, что курс на «Народное собрание» без конкретизации будущей формы правления был вариантом «непредрешенчества», и тем самым «создавался понемногу политический тупик, из которого могли вывести только победы армии». Оппоненты его давали декларации оценку более суровую. «Все эти документы ничего реального не давали, ограничиваясь общими местами... Все это было столь же бесспорно, сколь и неопределенно», - считал барон Врангель.

И все же обещания стали давать плоды. Прошла мобилизация крестьян в Екатеринославской губернии, в Крыму. Мобилизовали офицеров в этих областях (до 43 лет). Немцев-колонистов, известных своей дисциплиной, поставили под ружье почти поголовно, от 18 до 46 лет.

Мобилизация крестьян в Добровольческую армию размывала ее костяк, являвший до этого «сверхчеловеческую доблесть и недосягаемый героизм». Те же последствия (но не так заметные) имела мобилизация учащихся, начавшаяся в конце апреля, и офицеров. Согласно разведсводке советского командования от 26 марта 1919 года, офицерский состав Добровольческой армии по своему качеству и взглядам четко расслоился на три группы: строевое, мобилизованное и штабное офицерство. «Строевыми» называли «старых добровольцев» и считали, что «75 % из них впало в апатию и чувствует себя обреченными», испытывает ненависть к буржуазии, которая гуляет, пьет и спекулирует. Мобилизованное офицерство, отмечалось, боится фронта, «эта группа подвержена панике, страшно боится прихода большевиков». Штабная часть «настроена преимущественно монархически и готова, конечно, воевать до бесконечности. Эта группа вызывает омерзение и озлобление строевого офицерства».

Весной 1919 года «добровольцы», а более широко - Вооруженные Силы Юга России стали главной антибольшевистской силой на Юге. «Конкуренты» из Одессы разбежались. Никакого «русского правительства» кроме Особого Совещания при Деникине в регионе больше не оставалось. Англичане поставили «добровольцам» все необходимое для создания 250-тысячной армии, в дальнейшем они оказывали Деникину и дипломатическую, и чисто военную поддержку, но на открытое признание деникинцев не пошли. Деникин сознавал, что для западных «демократий» надо было, чтобы российские антибольшевистские силы пообещали две вещи: республику и федерацию. «Этих слов мы не сказали», - подвел он итог.

6. ПОХОД НА МОСКВУ

В мае 1919 года Вооруженные Силы Юга России были готовы к наступлению. В частях Красной Армии на Юге к тому времени произошел перелом, боевой дух упал. Тыл Южного фронта красных разъедало восстание казаков Верхне-Донского округа. На Украине восставали недовольные продразверсткой крестьяне.

Удар Деникина на северном направлении был силен, наступление - стремительно. По Южной Украине деникинские казаки, кубанцы и терцы, прошли триумфальным маршем. Генерал Шкуро описывал ситуацию на Украине следующим образом: «Музыка играет, казаки поют, весна, солнце, любовь, размножение народов и прочее такое»

Но главный удар наносился в северо-восточном направлении, на соединение с Колчаком.

Главную тяжесть борьбы в России союзники возлагали на Колчака. Своим наступлением он мог отвлечь большевиков, рвущихся на Запад, в Европу, на соединение с революционной Венгрией. Вторым, не менее важным фактором, была «платежеспособность» Колчака, захватившего часть русского золотого запаса. 12 июня Верховный Совет Антанты признал колчаковское правительство правительством России «де-факто».

Деникин в свою очередь признал главенство Колчака, чтобы добиться объединения всех белых сил, и рванулся к нему на соединение, в Поволжье.

Кавказская Добровольческая армия, кубанские и терские казаки генерала Врангеля, захватила Царицын, чего на протяжении всего 1918 года не смогли сделать донцы. Врангелевцы перемахнули через Волгу и даже вышли кое-где на контакт с уральскими казаками. Но в июне 1919 года Колчак уже потерпел ряд поражений и откатывался к Уралу.

Тем не менее наступление Деникина в мае-июне 1919 года закончилось победоносно, полным расстройством Южного фронта большевиков. Война, по мнению «добровольцев», вступила в последнюю фазу. Прибывший в Царицын А И. Деникин провозгласил поход на Москву. Три армии - Добровольческая, Донская и Кавказская Добровольческая - должны были, выполняя «Московскую директиву», широким фронтом двинуться на север. «Добровольцы» по Украине, донцы - в воронежском направлении, Кавказская армия - вдоль Волги на Саратов.

В трех армиях было (на 1 августа 1919 года) 107800 штыков и 55 550 сабель. Сил было явно недостаточно для создания полноценной линии фронта. Деникинцы наступали вдоль железных дорог и водных путей. «Механически были завоеваны большие площади территории одним фактом занятия железной дороги - стратегического пункта; не было никакой необходимости выбивать противника из большинства мест; мирно занимали их исправники и стражники». Такое безостановочное движение вперед «при полном отсутствии резервов и совершенной неорганизованности тыла» было опасно. Врангель считал, что деникинская «Московская директива» - смертный приговор армиям Юга России, поскольку «все принципы стратегии предавались забвению». Командующий Донской армией генерал Сидорин предлагал вместо наступления на Москву укрепить тыл и усовершенствовать внутреннее устройство.

Первоначальный план создать единый Восточный фронт с Колчаком претерпел изменения. Большевики теснили Колчака все дальше на восток. Кроме того, в районах Поволжья и севернее Донской области в Тамбовской, Саратовской, Воронежской губерниях деникинцы сразу же встретили серьезное сопротивление. Раньше здесь было крупное помещичье землевладение. При большевиках крестьяне помещиков «ликвидировали» и теперь опасались возмездия. Вторым фактором было то, что натерпевшиеся от «расказачивания» казаки вели себя за пределами Донской области не лучшим образом. Даже иностранные историки считают: «Никакие войска не вели себя более жестоко во время гражданской войны, чем донские казаки, занимающие иногородние деревни». Уже через десять дней после объявления «Московской директивы», 12 июля, белые увязли. Правофланговая Кавказская Добровольческая армия, «взявшая число пленных в десять раз больше нежели она сама», остановилась, считая дальнейшее продвижение на север невозможным.

«Добровольцы», делавшие ставку на национальный подъем против «ненационального правительства» большевиков, столкнулись с классовым противостоянием.

В июле Деникин перестал ожидать реальной поддержки от Колчака и, учитывая настроение населения в Поволжье, перенес всю тяжесть борьбы на левый, западный фланг Вооруженных Сил Юга России, ожидая здесь найти симпатии населения и возможных союзников. Чисто стратегические вопросы отошли на второй план. «Преобладающее влияние имело политическое положение, которое являлось мощным орудием стратегии, но вместе с тем довлело над ее велениями», - писал Деникин. В гражданской войне иного пути не было. Троцкий, возглавляя военное ведомство враждебного лагеря, шел по тому же пути: «...Стратегическая позиция моя определялась политическим и хозяйственным, а не чисто стратегическим углом зрения. Нужно, впрочем, сказать, что вопросы большой стратегии не могут иначе разрешаться».

Отступавший Колчак, чтобы обеспечить большую самостоятельность Деникина, назначил его своим заместителем, а затем верховным правителем и наместником Юга России.

К этому времени окончательно установилась система гражданского управления на занимаемых территориях, создан был аппарат. В своих воспоминаниях Деникин писал, что верхушку аппарата он подбирал по признакам деловым, а не политическим, но были ограничения - не брал крайне правых и не брал социалистов, хотя ему и предлагали «безобидных социалистов» в качестве «министров без портфеля». С управлением на местах дело обстояло гораздо хуже. В занятых районах «под рукой не было никакого организованного аппарата. За продолжительное владычество красных была уничтожена подавляющая часть местных интеллигентных сил, все приходилось создавать сызнова». К отсутствию кадров добавлялось отсутствие желания работать. Деникин упрекал интеллигенцию, что она занимается политикой и «будированием», а не повседневной работой. В целом же, по мнению известного монархиста В. В. Шульгина, «в гражданском управления выявилось русское убожество, перед которым цепенеет мысль и опускаются руки...»

Главной причиной неспособности гражданской власти была своеобразная стихия. «Дело не в правой или левой политике, - считал Деникин, - а в той, что мы не справились с тылом». «Белая идея» и «белое движение» были заранее обречены, поскольку к ним прилепилась и поглотила все здоровые, идейные элементы та самая «верхушка общества», разложившаяся, ни на что не способная, уже развалившая Российскую империю. «Нет душевного покоя, - писал Деникин жене. - Каждый день - картина хищений, грабежей, насилий по всей территории Вооруженных сил. Русский народ снизу доверху пал так низко, что не знаю, когда ему удастся подняться из грязи. Помощи в этом деле ниоткуда не вижу. В бессильной злобе обещаю каторгу и повешенье...»

Сам Деникин «влачил полунищенское существование», гардероб свой он смог привести в порядок лишь к началу лета 1919 года, когда поступило английское обмундирование. Оклады в Добровольческой армии были мизерными, и участники белого движения ставились «между героическим голоданием и денежными злоупотреблениями». Деникин пытался влиять личным примером, Врангель «с шумом и треском публично вешал грабителей в своей армии», но в целом «в стране отсутствовал минимальный порядок. Слабая власть не умела заставить себе повиноваться... Понятие о законности совершенно отсутствовало...

Хищения и мздоимство глубоко проникли во все отрасли управления». Грабежи стали повсеместным явлением. «О войсках, сформированных из горцев Кавказа, не хочется и говорить», - писал Деникин. Грабили казачьи части. Грабеж для них, по мнению Деникина, был «исторической традицией». Особенно отличились казаки генерала Мамонтова, ушедшие в глубокий рейд на север. Мамонтов, будучи неказаком по происхождению, глубоко проникся романтикой «походов за зипунами». Обозы его корпуса ломились от добра, калмыцкие полки щеголяли тем, что опрыскивали своих лошадей духами. Выйдя из рейда без потерь, корпус распылился, так как казаки хотели доставить награбленное по домам.

Но казаки с их сепаратистским или автономистским самосознанием грабили великорусскую и украинскую территорию и везли на Дон «даже заводские станки», то есть воюя за Дон (Кубань, Терек), не забывали взимать в пользу своего новообразовавшегося государства, а вот «добровольцы», воюющие за «Единую и Неделимую», практически грабили свое, грабили себя. В армии «крайне редки были те, кто обладал твердой моралью и не участвовал в этом», - вспоминали участники белого движения. Впрочем, «то же население, страдавшее от грабежа, само грабило с упоением».

Попытка наладить свою экономическую базу на Юге России натолкнулась на таможенные барьеры Дона, Кубани, Терека, что влияло даже на снабжение войск на фронте. Частные фирмы конфликтовали с органами государственного регулирования. Иногда налаживанию производства мешал открытый саботаж иностранных фирм.

Страшная девальвация (фунт стерлингов приравнивался к 217 рублям 40 копейкам «николаевскими», 498 рублям 60 копейкам «керенскими» и 544 рублям «донскими») позволяла добывать оружие и снаряжение лишь путем товарообмена. Экспорт угля, сырья, хлеба в обмен на оружие, предназначенное для «усмирения» собственного народа, дискредитировали Деникина в глазах самых широких масс, но иного пути не было.

Разрастание могущества и влияния крупного капитала, построенного на невиданном расцвете спекуляции («нормальные» капиталисты бежали из России и перевели свой капитал еще в начале революции, а многие и в преддверии ее), стало вызывать недовольство армии. В конечном итоге появилось противопоставление «фронта» и «тыла». Боевой генерал Голубинцев впоследствии писал: «Наши цели - бойцов на фронте - были различны с целями тыловых проходимцев и демагогов; их пугали успехи белых армий».

Краеугольным камнем стал аграрный вопрос. По мнению современников, крестьяне хотели услышать от Деникина «слово, закрепляющее за ними земельный надел и прощающее все прошлые прегрешения. Но этого слова они не услышали». Под давлением помещиков, примкнувших к «добровольцам», был составлен «Закон о сборе урожая 1919 года», согласно которому 1/3 хлеба, 1/2 трав и 1/6 овощей, собранных крестьянами на бывших помещичьих землях, безвозмездно поступали возвратившимся помещикам. Летом это противопоставило Деникину крестьянские массы Саратовской, Воронежской и Тамбовской губерний, осенью - массы крестьян Северной Украины, где раньше было много помещичьих имений.

«Все зависит от того, как будет разрешен земельный вопрос», - совершенно справедливо предсказывали многие политики. Отступающий Колчак помогал Деникину, как мог, брал на себя ответственность. В телеграмме от 23 октября (5 ноября) он предлагал «по возможности охранять фактически создавшийся переход земли в руки крестьян... Думаю, что ссылка на руководящие директивы, полученные от меня, могла бы оградить вас от притязаний и советов заинтересованных кругов». Но, как считал Деникин, вся обстановка не способствовала аграрной реформе, «не было ни идеологов, ни исполнителей». В результате «добровольческие» сводки из Киевской губернии сообщали, что раньше крестьяне ждали Добровольческую армию, были «всецело на ее стороне», сейчас отношение безразличное, скоро будет враждебное.

Придя на Украину, издал обращение «К населению Малороссии», где указал, что отделение Украины от России - результат немецких происков, начиная с 1914 года. Украинский лидер Петлюра был объявлен немецким ставленником. Его войска, подошедшие к Киеву одновременно с «добровольцами», были выбиты из города деникинскими казаками. Украинцам обещалась организация мирной жизни на началах «самоуправления и децентрализации при непременном уважении к жизненным особенностям местного быта». Государственным языком объявлялся русский, но малороссийский язык запрещалось преследовать и разрешалось изучать его в частных школах. Кроме того, украинцам оказывалась «честь стать опорой и источником армии».

На Украине Деникину пришлось острее, чем где-либо, столкнуться с еврейским вопросом. Там волна антисемитизма «проявилась ярко, страстно и убежденно, - в верхах и на низах, в интеллигенции, в народе, и в армии: у петлюровцев, повстанцев, махновцев, красноармейцев, зеленых и белых...» - вспоминали очевидцы. Бернар Лукаш подсчитал, что три четверти еврейских погромов, произошедших в России во время гражданской войны, приходится на Украину. 226 раз погромы устраивали «добровольцы», 211 - петлюровцы, 47 - поляки, 47 - отряды Булак-Балаховича, 989 - прочие, «но некоторые из них работали за счет Петлюры». Всего погибло около 300 тысяч евреев. Если у петлюровцев погромы стали чем-то вроде государственной политики, и сечевики, вырезав евреев, «уходили в походном порядке с развернутыми прапорами и духовой музыкой», то лидеры «Доброволии», большевики и даже Махно пытались подобные настроения пресекать (что не мешало рядовым махновцам расправляться с евреями «на общем основании»).

Большинство «добровольцев» отождествляли евреев с большевиками, и когда большевики брали заложников, «добровольцы» со своей стороны тоже брали в качестве заложников евреев. Но в целом отношение к евреям было мягче, чем к последним относились «банды», и евреи часто искали у «добровольцев» защиты от «бандитов». Сам же Деникин считал: «Если бы только войска имели малейшее основание полагать, что высшая власть одобрительно относится к погромам, то судьба еврейства Южной России была бы несравненно трагичнее».

И еще одна национальная проблема вставала перед Деникиным. Для приобретения веса на международной арене он выступил в роли объединителя славянских народов (против германской угрозы). Многие национальные государства, образовавшиеся на обломках австро-венгерской империи, славянские по своему национальному составу, с надеждой поглядывали на Россию, то есть на того же Деникина. А так как славянские народы были в зоне пристального внимания Франции, деникинцам, невзирая на их прошлые конфликты с французами, приходилось идти с ними на более тесный контакт, тем более, что антигерманская основа объединения славян французов устраивала (но настораживала англичан).

Идея объединения славян стала давать плоды. 20 октября 1919 года в ставку Деникина прибыл сербский дипломатический представитель Ненадич. Еще раньше в зоне, контролируемой «добровольцами», побывали квартирьеры сербской дивизии Живковича, вызвавшие обеспокоенность у румын.

3 сентября с целью координации действий была установлена связь между французско-польской миссией и «добровольцами». 13 сентября в Таганрог прибыла польская миссия во главе с генералом Карницким. Деникин, сам поляк по матери, во время встречи говорил о «двух братских славянских народах», о «новых взаимоотношениях, основанных на тождестве государственных интересов и на общности внешних противодействующих сил» (имея в виду все ту же германскую опасность). Во время переговоров с «братьями-славянами» одним из коренных стал вопрос об Украине. Поляки об украинских националистах высказались пренебрежительно: «В политическом отношении они для нас не существуют».

Повторно вопрос об Украине всплыл, когда в октябре на Юг России приехал бывший президент Чехословакии Крамарж. Крамарж заявил: «Самостоятельность Украины нанесла бы вред всем славянам», но успокоил Деникина: «Я знаю, что французское правительство ни за что не признает самостоятельной Украины». Как результат - Деникин, встречаясь с представителями французской миссии, сказал: «Окончательно исчерпаны все недоразумения с Францией».

Но и взаимоотношения с «братьями-славянами» давали сбои. С июля 1919 года в Беловеже шли польско-советские переговоры. Затем начала работу конференция русского (советского) и польского Красного Креста. Она проходила с октября по декабрь 1919 года. Параллельно с конференцией большевик Ю. Мархлевский вел неофициальные переговоры с представителями Пилсудского. В это же время «добровольцы» вступают в контакт с войсками Западно-Украинской Народной Республики (Галиции), которые ведут военные действия против поляков за Восточную Галицию. Завязывается клубок новых противоречий.

Поляки с середины 1919 года все чаще начинают вспоминать о Польше времен короля Станислава Понятовского, о «Речи Посполитой от моря до моря», о границе 1772 года, проходившей по Днепру. Польское командование начинает зондировать отношение к этому вопросу и деникинцев, и большевиков. Деникинский представитель генерал Щербачев сообщал из Парижа, что поляки готовы драться с большевиками, но «этнографическая граница их не удовлетворяет, и хотели знать теперь же, какие компенсации могут быть даны Польше». На уступки украинской территории полякам Деникин пойти не мог. Большевики же временно были удовлетворены сложившейся на Украине ситуацией и не претендовали на занятые поляками украинские и белорусские земли. Это, видимо, и стало одним из важнейших факторов принятия решения. Поляки решили вести себя так, чтобы «не допустить победы реакции в России». По всей линии советско-польского фронта военные действия были приостановлены, и большевики сняли части, чтобы перебросить их против Деникина.

Деникин одну из причин видел в личных отношениях к нему польского посланца генерала Карницкого, с кем у него был конфликт еще во время службы в старой русской армии. Карницкий якобы «в донесениях своему начальству употребил все усилия, чтобы представить в самом темном и ложном свете белые русские армии, нашу политику и наше отношение к возрождавшейся Польше. И тем внес свою лепту в предательство Вооруженных Сил Юга России Пилсудским, заключившим тогда тайно от меня и союзных западных держав соглашение с большевиками».

Дело, судя по всему, было сложнее. «Единая и Неделимая Россия» многими трактовалась по-разному, и свежа была память, что до 1915 года Варшава фактически была русским городом. Как объяснил впоследствии ситуацию Черчилль, «поляки, которые подготовили самую крупную и сильную армию в войне с Советами, видели, что им придется защищать себя от Деникина на второй день после общей победы».

Таким образом, к моменту решающих боев в Центральной России и на севере Украины, когда большевики готовы были идти на временный союз с кем угодно, лишь бы остановить Деникина, когда Советское правительство готовило уже иностранные паспорта и резерв ценностей, когда большевики сняли все, что можно, с польского и колчаковского фронтов и бросили против деникинцев, сам Деникин оказался во враждебном или нейтральном окружении мелких государственных образований, среди враждебной «добровольцам» среднерусской крестьянской стихии. Вдобавок ко всему вездесущий Махно прорвал деникинский фронт и пошел по тылам в сторону Черного моря. «Батько» спешил в родное Гуляй-Поле, но в то же время неумолимо приближался к деникинской ставке - Таганрогу. 45 тысяч бойцов вынужден был Деникин держать в тылу для противодействия «бандам» и подавления восстаний. Армия стала «не та». «Тыл» разложился и разлагал «всех и вся». Весь Ростов-на-Дону ходил в английских шинелях, а солдаты и офицеры на позициях донашивали старые русские, те, что имели со времен мировой войны.

Самым тяжелым ударом в спину стало предательство части казачьей верхушки.

Казаки были единственной массовой силой, поддерживающей Деникина. Они нанесли большевикам ряд страшных ударов. Одна Донская армия с мая по октябрь 1919 г. взяла 75 орудий, 600 пулеметов и 65 тысяч пленных. Но силы казаков были надломлены войной, изначально ведущейся на уничтожение. Командующий большевистским фронтом считал: «План кампании был построен на уничтожении живой силы противника и, пожалуй, еще на овладении хлебородными районами Донской области». На разрушенные войной станицы обрушились эпидемии тифа и испанки. «И веет от станицы тоскою кладбища, - писали очевидцы и констатировали: - ...Безразличное отношение к жизни и смерти. От массы бед - духовный паралич».

В это же время казачья верхушка, особенно украиноязычные «черноморцы», стали проявлять тревогу, не покусится ли Деникин в случае победы на казачьи привилегии, на казачью государственность. Еще летом на Дону и Кубани «самостийники» пытались собрать конференцию и создать единое союзное казачье государство из Дона, Кубани и Терека.

В разгар переговоров лидер «черноморцев» Рябовол был убит в Ростове неизвестным в офицерской форме. Кубанцы в отместку закрыли в Екатеринодаре все деникинские газеты, хотя причастность деникинцев к убийству так и не была доказана, в то время как впоследствии стало известно, что русская парижская эмиграция, «представлявшая» Россию на мирной конференции, поручила Б. В. Савинкову «повлиять» на Рябовола, чтобы тот не препятствовал восстановлению «Единой и Неделимой России». Как мог «повлиять» известный террорист, в комментариях не нуждается.

Кубанская делегация в Париже мыкалась от приемной к приемной, просила Лигу Наций, чтобы Кубань была признана мировым сообществом самостоятельным государством, а в июле 1919 года кубанцы заключили договор с «Меджлисом горских народов» о дружбе и взаимной помощи.

Венцом этой деятельности стало обращение заграничной кубанской делегации к большевикам. 6 ноября 1919 года Политбюро партии большевиков рассмотрело предложения о мире, сделанные Советскому правительству через французского социалиста Ф. Лорио представителями донского и кубанского казачьих правительств. Большевики решили начать переговоры с целью затягивания времени и разложения казачьих войск.

В начале ноября на Кубани разгорелся очередной политический кризис. «Черноморцы» перешли к активным действиям и стали теснить «линеицев», сторонников Деникина. В это время Деникин, которому, по всей вероятности, стало известно о переговорах казачьих представителей в Париже с большевиками, нанес удар. Ему якобы стало известно из одной грузинской газеты, что в июле кубанская делегация заключила договор с «Меджлисом». Поскольку «Меджлис», хотя и бежал, но находился в состоянии войны с деникинцами и непосредственно с терскими казаками, Деникин обвинил кубанскую делегацию в измене и предательстве терцев. Одного из членов парижской делегации, Калабухова, потребовали выдать и судить военно-полевым судом.

Кубанская Рада заволновалась, лишила делегацию полномочий, но Калабухова выдавать не хотела. В сложившемся противостоянии генералы Врангель и Покровский пошли на применение военной силы, арестовали Калабухова и верхушку «черноморцев». Калабухова судили и повесили в Екатеринодаре на площади «за измену Матери-России».

На беду казненный оказался не только депутатом Рады, но еще и священником. Ошарашенные этой казнью кубанцы стали эшелонами бросать фронт...

7. ПОРАЖЕНИЕ

В октябре-ноябре 1919 года как раз начинаются решающие бои на Южном фронте. Стянутые со всех направлений лучшие части большевиков переходят в наступление. Растянутый деникинский фронт начал трещать. Донцы были обескровлены. На начало декабря у них в полках оставалось по 200 шашек, в кубанских частях, объятых дезертирством после известных событий, - от 59 до 99 шашек на полк.

В начале зимы 1919/20 годов перелом ясно обозначился. Деникинская армия стремительно покатилась на юг.

12 декабря 1919 года совещание премьер-министров Антанты в Лондоне констатировало, что Колчак и Деникин потерпели поражение, и решило «укрепить Польшу как барьер против России». Отныне ставка делалась на «санитарный кордон» - пояс мелких государств вокруг Советской России. Однако англичане не собирались выпускать из рук силу, которая могла стать барьером между РСФСР и нужным им Закавказьем.

Основное кадровое ядро Добровольческой армии опять отошло на территорию Дона и по численности сократилось до уровня весны 1918 года. В декабре под Ростовом было всего 2-3 тысячи «добровольцев». Армию свели в Добровольческий корпус. Подобрав всех отставших и влив тыловые команды, поставили в строй 8 398 бойцов при 158 орудиях.

Главная тяжесть ведения войны вновь ложилась на казачьи части, которые, особенно донцы, были страшно переутомлены. Казаки отошли с Украины в довольно жалком состоянии. Против Деникина даже на Дону была составлена довольно сильная оппозиция. Начальник штаба Донской армии генерал Кельчевский требовал смещения главнокомандующего Вооруженными Силами Юга России. Появились слухи, что Кельчевский хотел сдать Донскую армию, «попасть в окружение».

Часть военачальников знала об этих настроениях и советовала Деникину отступать в Крым или на Одессу. «Я не могу оставить казаков, - ответил Деникин. - Меня обвинят за это в предательстве». Да и англичане настаивали на отступлении на Дон и Северный Кавказ-Большевики прошли по шахтерским поселкам Донбасса и довольно быстро и неожиданно оказались под Ростовом и Новочеркасском. Наступила еще менее ожидаемая оттепель. Дон вскрылся, лед ушел. Донцы, не решаясь дать генеральное сражение, имея в тылу водную преграду, после недолгого сопротивления ушли за реку, сдали и Ростов и Новочеркасск. Казачьему движению был нанесен непоправимый удар.

9/10 живой силы уходивших за Дон белогвардейцев пристало к обозам, покинув свои части. На следующий день после переправы в Донской армии насчитывалось 7 266 штыков и 11 098 сабель, у «добровольцев» - 3 383 штыка и 1 348 сабель, Кубано-Терский корпус, сведенный временно в бригаду, - 1 580 сабель. Однако уже через три дня, к 1 (14) января 1920 года Донская армия удвоилась и насчитывала 36 470 бойцов при 147 орудиях и 605 пулеметах. Дон обезлюдел, казачество опасалось там оставаться, боялось большевиков, и казаки бросились догонять свои части. Зато кубанцы и терцы неудержимо катились по домам. Развал в их частях шел полный.

Но не все еще было потеряно. Главком Красной Армии С. С. Каменев сетовал, что не удалось в полной мере отрезать «добровольцев» от казаков, что донцы сохранили боеспособность, а после взятия Ростова между поредевшими частями Красной Армии и Центром «образовалась пропасть в 400 верст». В начале февраля советское военное командование докладывало: «Наше продвижение вперед без значительных пополнений и реорганизации может кончиться плачевно, так как в случае отхода будем иметь в тылу непроходимые разлившиеся реки...». 9 февраля 1920 года командарм Г. Я. Сокольников сообщал из Ростова, что «старые бойцы заменены местными мобилизованными и пленными, пополнений нет...». Главное командование Красной Армии считало обстановку «крайне тяжелой и даже больше».

Большевики стали настойчиво предлагать казакам переходить на сторону Красной Армии, обещали не трогать ни их, ни их земли. Советское правительство начало переговоры с Грузией о совместных действиях против Деникина.

Англичане увидели слабость Деникина и, заинтересованные в сохранении буфера между Россией и Закавказьем, сделали ставку на казачьи государства. На Рождество Врангель обратил внимание Деникина: «Есть основание думать, что англичане сочувствуют созданию общеказачьей власти, видя в этом возможность разрешения грузинского и азербайджанского вопросов, в которых мы до сего времени занимали непримиримую позицию». Врангель предлагал главные силы «добровольцев» перебросить на запад и вместе с поляками создать единый фронт от Балтийского до Черного моря. Все это означало переориентацию на французов.

Деникин пытался перехватить инициативу у англичан и казачьих «самостийников». Он распустил Особое Совещание и сформировал новое правительство во главе с донским атаманом Богаевским, хотя фактически ведущую роль в правительстве играл генерал Лукомский. И Богаевский и Лукомский были людьми, которым Деникин доверял. Тогда же по предложению английского генерала Мак-Киндера признали факт существования «окраинных правительств» Грузии и Азербайджана. Однако этими изменениями избежать трений внутри деникинского лагеря не удалось.

Оправившиеся казачьи общественные деятели собрали 5 (18) января 1920 года Верховный Круг Дона, Кубани и Терека и стали оспаривать у Деникина власть.

В это время советское командование перенесло направление главного удара на Маныч и бросило на прорыв белого фронта всю стратегическую конницу Буденного и Думенко. Масса малодушных, разнося панику по тылам, бежала в Екатеринодар и Новороссийск. Но Донская армия устояла. В ожесточенных боях донская конница побила красную кавалерию, комкор Павлов просил резервов для преследования красных, для белых появилась возможность перейти в наступление. С целью сплотить свои силы и ускорить подход на фронт кубанских формирований деникинцы и донское командование попытались пойти на сближение с Верховным Кругом. Деникин выступил на Круге с примирительной программой, предлагал казачьим представителям войти в его правительство (что уже проделал Богаевский). В случае отказа он грозил уйти с «добровольцами» и частью военачальников, и тогда «рухнет весь фронт».

Даже председатель Круга «черноморец» Тимошенко попал под очарование деникинскои речи и ответил, что Кубань не мыслит себя совершенно отделенной от России, а уход Деникина - это «гибель казачеству». Но рядовая часть Круга не прониклась деникинскими идеями. «Что бы ни говорил Деникин, ему не верили», - вспоминал очевидец.

Соглашение все же было достигнуто. Как считал Деникин, «обе стороны пришли к соглашению под давлением обстановки, без особой радости и без больших надежд». Деникин выбрал из предложенных ему кандидатур главу нового южно-русского правительства, им стал донской казак Н. М. Мельников, последовательный сторонник Каледина.

Деникинское окружение, кадетская партия, в прочность союза не верило и считало: «Если будет военная победа, Деникин сбросит с себя всю эту чепуху и будут перемены. Если нет, то Деникин погибнет».

Донское командование, успокоенное соглашением Деникина и Круга, стало готовить наступление на Новочеркасск, а Добровольческий корпус должен был атаковать Ростов. Наступление решили начать, когда сосредоточится новая Кубанская армия, наступающая на Великокняжескую. Однако кубанцы «митинговали и рассуждали, под какими лозунгами воевать».

В начале февраля новое командование красных (М. Тухачевский) перенесло направление главного удара против Кубанцев и перебросило 1-ю Конную армию С. М. Буденного на стык Донской и Кубанской армий.

Донское командование в согласовании с корпусными командирами решило: «Ввиду нездорового, полубольшевистского настроения на Кубани, предоставить кубанцам испытать прелести советского рая, а самим, невзирая на действующего в тылу Буденного, двинуться самым решительным образом на север». План этот стал уже приводиться в исполнение, но против него категорически выступил сам Деникин. Советские военные специалисты отмечали, что в тот момент «у противника низы были готовы дать решительный бой, но верхи не решались».

14 февраля начались бои на фронте Кубанской армии, и донское командование послало на помощь кубанцам подвижный резерв, лучшую мамонтовскую конницу и конницу верхнедонских повстанцев, вместо того, чтобы бросить эти силы на Новочеркасск или Ростов. Донцам пришлось двигать свои войска по расходящимся линиям - на север и на юго-восток.

Обстановка на Кубани в это время обострилась 18 февраля Н.М.Мельников представил Деникину список нового правительства, это были «надежные русские люди», сторонники Единой и Неделимой России. Сразу же начались столкновения между южнорусским и кубанским правительствами, кубанцы не признавали «южнорусскую власть» на своей территории.

16 февраля красные выбили кубанские части из Торговой, донцы, попавшие в снежную бурю в Манычской степи, не успели на помощь кубанцам. Генерал Павлов потерял четверть своей конницы обмороженными и не смог отбить Торговую. 19 февраля донцы и «добровольцы» пошли в наступление на Ростов и Новочеркасск, 20 и 21-го белые занимали Ростов, где захватили огромные трофеи. Однако 22 февраля конница Буденного наголову разгромила кубанские части. «После этого боя Кубанская армия как организованная сила перестала существовать», - считали советские военные специалисты. Кубанцы ушли на свою территорию, вслед за ними туда 24 февраля вступили красные.

Опасаясь окружения, донцы и «добровольцы» отступили от Ростова. Наперерез им спешила разбившая кубанцев конница Буденного. Под станицей Егорлыкской разразилось величайшее за всю войну кавалерийское сражение, которое закончилось вничью, но белые уже «потеряли сердце» и стали уходить на Кубань.

Печальная участь постигла «добровольцев» на Украине. Часть их под командованием эксцентричного генерала Слащева ушла в Крым, где Слащев вышел из-под командования Деникина, часть была прижата к Днестру и сдалась большевикам (13 тысяч пленных, 342 орудия, 560 пулеметов).

Разочаровавшись в способности Деникина защитить казачьи области от большевиков, Верховный Круг 9 марта поставил вопрос о разрыве с ним. В то же время, опасаясь полного разброда и желая сохранить единое командование, Круг предложил командарму Донской армии генералу Сидорину пост главкома Доно-Кубано-Терской армии. Сидорин ответил: «Я дал слово генералу Деникину и ему не изменю». Сидорин, командующий наиболее многочисленной армией из входящих в Вооруженные Силы Юга России, несколько раз пытался переломить ход событий в свою пользу. Под Тихорецкой, Березанской и Кореновской он бросал донскую конницу в бой, но донцы, оставшись без поддержки кубанцев и даже «добровольцев», которые оставили боевые позиции и устремились к Новороссийску, дрались плохо. У донцов «не хватало сердца», сам Сидорин едва не попал в плен.

16 марта Верховный Круг принял решение изъять казачьи войска из подчинения Деникину в оперативном отношении, 17-го красная конница, пополненная сдавшимися кубанцами, ворвалась в Екатеринодар, и Верховный Круг бежал за Кубань. Пока вопрос «завис», кубанские генералы Науменко, Топорков, Писарев, Бабиев заявили, что будут подчиняться только Деникину, после чего оставили укрепленную линию Кубани. «Самостийники» в ответ усилили агитацию. Они открыто говорили, что война проиграна, что надо мириться с большевиками.

19 марта решением Верховного Круга атаманы и правительства казачьих областей освобождались от всех обязательств относительно Вооруженных Сил Юга России, войска выводились из подчинения Деникину, предполагалось немедленно приступить к организации обороны края без «добровольцев» и к созданию новой «союзной» власти. Но кубанские и донские генералы продолжали подчиняться Деникину и увлекали за собой сохранившие строй войска.

Грузинское правительство отказалось пропустить в Грузию прижатые к Кавказским горам белые войска, и те оказались в безвыходном положении. Оставалось выводить их в бедный ресурсами Крым.

В порты Черноморского побережья Кавказа вышли 9 тысяч «добровольцев», 20 тысяч кубанцев и 50 тысяч донцов. Вошедшие в Новороссийск первыми «добровольцы» растеряли дисциплину, устраивали митинги. Панику и тягостную для войск атмосферу создавали тысячи лиц, «присосавшихся» к движению, наживших миллионы и теперь стремившихся поскорее очутиться в безопасном месте. «Добровольцы» заказали суда из расчета на 17 тысяч человек и погрузили все, что возможно («параллельные брусья и сломанные столы»). Кубанцам предоставили 500 мест, донцам - 4 тысячи.

Переполненный войсками Новороссийск мог обороняться, а пароходы вернуться за казаками еще раз, но этого не произошло. Значительная часть казаков была оставлена на побережье сознательно, чтобы они волей-неволей перешли к партизанской борьбе. Донской генерал Т. М. Стариков сетовал впоследствии, что Деникин бросил в Новороссийске всю донскую конницу. Но партизанской войны казаки не начали. Кубанцы открыто переходили к большевикам, 1-я Кубанская дивизия почти в полном составе перешла на сторону красных и первой ворвалась в Новороссийск, где большевикам сдались 22 тысячи человек, преимущественно донцов.

В самом городе разыгралась не одна трагедия. Генерал Сидорин готов был стрелять в Деникина, и ситуацию разрядил лишь подход еще нескольких судов, на которые посадили несколько тысяч донских казаков.

«...Сердцу бесконечно больно: брошены громадные запасы, вся артиллерия, весь конский состав. Армия обескровлена...» - писал Деникин жене из Крыма.

К апрелю 1920 года основные силы «добровольцев», 1/4 Донской армии, добровольческое командование, донское командование и атаманы казачьих войск были в Крыму, а Кубанская армия, часть Донской, кубанское командование и кубанское правительство оставались на Черноморском побережье Кавказа.

Вместе с уходом в Крым встал вопрос о пребывании во главе движения самого Деникина. Часть «общественности» - епископ Вениамин, группа сенаторов во главе с Глинкой - вела переговоры с оборонявшим Крым генералом Слащевым. Указывалось, что «Деникин дискредитирован, что он морально разбит, а его место должен занять Врангель». Как вспоминали очевидцы, Деникин «совершенно пал духом и ни к чему не годился; имя его произносилось с проклятиями».

29 марта в Феодосии на совещании узкого круга генералов (Покровского, Сидорина, Боровского и Юзефовича) Боровский от имени Слащева высказал мнение, что Деникин должен уйти. Все согласились.

1 апреля Деникин узнал от командира Добровольческого корпуса Кутепова, что Добровольческий корпус не верит ему, Деникину, так, как верил до сих пор. 2 апреля Деникин подготовил приказ о том, чтобы все военачальники собрались на Военный совет в Севастополь 4 апреля «для избрания преемника главнокомандующему Вооруженными Силами Юга России». Особой телеграммой был вызван на совет отчисленный недавно из армии генерал Врангель.

«Мое решение бесповоротно. Я все взвесил и обдумал. Я болен физически и разбит морально; армия потеряла веру в вождя, я - в армию», - сказал Деникин своему новому начальнику штаба генералу Махрову, передавая приказ для рассылки.

Председателю Военного совета генералу Драгомирову Деникин направил письмо: «Три года российской смуты я вел борьбу, отдавая ей все свои силы и неся власть как тяжелый крест, ниспосланный судьбою.

Бог не благословил успехом войск, мною предвидимых. И хотя вера в жизнеспособность армии и в ее Историческое призвание мною не потеряна, но внутренняя связь между вождем и армией порвана, и я не в силах более вести ее.

Перелагаю Военному совету избрать достойного, которому я передам преемственно власть и командование».

Поенный совет собрался в Севастополе, Деникин остался в Феодосии. Начальники «добровольческих дивизий - дроздовцы, корниловцы, марковцы и алексеевцы настаивали на сохранении Деникина у ВЛАСТИ, генерал Кутепов писал впоследствии: «Я ОТЛИЧНО сознавал, что генерала Деникина заменит никто не может, поэтому считал, что дело наше проиграно». Так, видимо, думали и другие «добровольцы».

Совещание по выборам было сорвано генералом Слащевым, который требовал, чтобы Деникин назначил преемника приказом, а не передавал вопрос на нолю выборов. Генерал Сидорин, командующий донцами, тоже отказался давать какие-либо «советы», мотивируя это тем, что донское командование представлено очень слабо: от Донской армии - 6 человек, а от Добровольческого корпуса - 30.

Драгомиров известил об этом Деникина и просил прибыть в Севастополь и возглавить Военный совет. Деникин настаивал на своем решении.

В это время из Константинополя прибыл в Крым генерал Врангель. Английский представитель предоставил ему для этой цели миноносец «Император Индии». С Врангелем английское командование передало на имя Деникина ноту, чтобы тот начал переговоры с большевиками о сдаче белой армии на условиях амнистии, англичане брали на себя посредничество, в противном случае отказывались помогать.

Естественно, уйдя в Крым, «добровольцы» перебрались из английской «зоны» во французскую. Всякие взаимоотношения с ними потеряли для англичан какой-либо смысл. Французы, недовольные предыдущим чересчур самостоятельным поведением Деникина, выжидали. Надеяться было не на кого.

Новые обстоятельства заставили Военный совет остановиться на кандидатуре генерала Врангеля. Совет опасался, что выборность главного командовании может создать в армии нехороший прецедент, и обратился к Деникину с просьбой, чтобы он назначил Врангеля своим приказом. Все знали, что взаимоотношения между Деникиным и Врангелем очень сложные, и не надеялись особо. Но Деникин отдал такой приказ: «Генерал-лейтенант барон Врангель назначается Главнокомандующим Вооруженными Силами Юга России.

Всем, шедшим честно со мною в тяжелой борьбе, - низкий поклон. Господи, дай победу армии и спаси Россию».

Расширенный Военный совет (вплоть до командиров полков) видел, что дело проиграно. Врангеля утвердили главнокомандующим, чтобы он «путем сношения с союзниками добился бы неприкосновенности всем лицам, боровшимся против большевиков». И Врангель просил у английского командования два месяца «на улаживание дел»...

Вечером 4 апреля Деникин покинул Россию на том же миноносце «Император Индии». О своем последнем дне на родине он оставил краткую запись: «Тягостное прощание с ближайшими моими сотрудниками в Ставке и офицерами конвоя. Потом сошел вниз - в помещение охранной офицерской роты, состоявшей из старых добровольцев, в большинстве израненных в боях; со многими из них меня связывала память о страдных днях первых походов. Они взволнованы, слышатся глухие рыдания... Глубокое волнение охватило и меня: тяжелый ком, подступавший к горлу, мешал говорить. Спрашивают: почему?

Теперь трудно говорить об этом, когда-нибудь узнаете и поймете...

Поехали с генералом Романовским в английскую миссию, оттуда вместе с Хольманом на пристань. Почетные караулы и представители иностранных миссий. Краткое прощание. Перешли на английский миноносец...

Когда мы вышли в море, была уже ночь. Только яркие огни, усеявшие густо тьму, обозначали еще берег покидаемой русской земли. Тускнеют и гаснут.

Россия, Родина моя...»

8. В ЭМИГРАЦИИ

С момента выезда из Крыма Деникин считался гостем английского правительства и находился под покровительством Англии.

В Константинополе, в здании русского посольства, его ждала жена, ее родственники, дочь, двое детей Л. Г. Корнилова. Все эти люди ютились в двух комнатах. Когда Деникин и сопровождавший его генерал Романовский приехали в здание посольства, генерал Романовский был убит неизвестным в офицерской форме.

На другой день после панихиды потрясенный Деникин отбыл с семьей в Англию на броненосце «Мальборо».

В середине апреля он прибыл в Лондон и, объявив себя «частным лицом», стал искать уединенное жилье подальше от Лондона. Выяснилось, что личный его капитал в переводе на английскую валюту равняется всего 13 фунтам стерлингов. Он так и ходил в военной форме, в военном дождевике без погон, только на голову надевал клетчатую кепку.

Ему нашли жилье в Истборне, но прожил он там недолго. Англичане стали налаживать торговые отношения с Россией. Лорд Керзон в ноте, направленной в Москву, писал, что это он уговорил Деникина «бросить борьбу» с большевиками и что Деникин «в конце концов последовал этому совету». А И. Деникин написал опровержение, в котором подчеркнул: «Как раньше, гак и теперь я считаю неизбежной и необходимой вооруженную борьбу с большевиками до полного их поражения. Иначе не только Россия, но и вся Европа обратится в развалины».

Из Англии семья Деникиных перебралась в Бельгию, где Антон Иванович засел за начатую в Англии работу по написанию своих воспоминаний. «Очерки русской смуты» назвал он их.

Из Бельгии в поисках более дешевой жизни семья перебралась в Венгрию (1922 г.). В Венгрии он в основном и написал свой огромный пятитомный труд.

В Европе было неспокойно. Русская эмиграция мечтала о реванше, о новом походе на большевиков. После написания своего исторического исследования о резолюции и гражданской войне в России А И. Деникин вновь потянулся к людям и перебрался из Венгрии во Францию. И здесь он встречался больше не с поенными, а с писателями, с Буниным, с Куприным, с Бальмонтом. От очерков о революции и о гражданской войне он перешел к очеркам о старой русской армии.

В начале 30-х годов написанные книги были распроданы, гонорары иссякли, семья вновь бедствовала. Сама жизнь толкала А. И. Деникина в политику, но он продолжал уклоняться от открытого участия в каких-либо организациях.

С приходом Гитлера к власти в Германии многие надеялись на возобновление войны, чтобы использовать ее для свержения большевистского режима в России. А. И. Деникин предостерегал: «Не цепляйтесь за призрак интервенции, не верьте в крестовый поход против большевиков, ибо одновременно с подавлением коммунизма в Германии стоит вопрос не о подавлении большевизма в России, а о «восточной программе» Гитлера, который только и мечтает о захвате Юга России для немецкой колонизации». В случае нападения Германии на Советский Союз Деникин призывал эмиграцию выступить против Германии и Гитлера.

Когда Германия разгромила Францию, Деникин, не желая оказаться в зоне германской оккупации, уехал на юг Франции в Мимизан, на берег Бискайского залива, где и прожил до 1945 года. Немцы все же заняли эту территорию. Деникина они не тронули, но предлагали выехать в Германию и продолжать там заниматься научными исследованиями. Деникин отказался. Его биограф Д. Лехович пишет, что Антон Иванович болезненно переживал немецкую оккупацию, сразу постарел и сбросил 25 килограммов веса. Еще больше переживал он, когда Германия напала на Советский Союз. Он ненавидел большевиков, но душа его болела за Россию. И когда Красная Армия погнала немцев с родной земли, Деникин был счастлив.

Кроме прочего Деникин и его жена переводили на русский язык и распространяли среди русской эмиграции наиболее откровенные выступления немецких идеологов.

Все это время Деникин работал над книгой «Путь русского офицера», где описывал свою жизнь до революции 1917 года. И... продолжал встречаться с русскими. Все побережье немцы решили занять войсками, состоявшими из пленных красноармейцев, «власовцев». Один из батальонов расположился около жилья Деникиных. Как-то Деникина спросили:

Скажите, генерал, почему вы не идете на службу к немцам? Ведь вот генерал Краснов...

Извольте, я вам отвечу: генерал Деникин служил и служит только России. Иностранному государству не служил и служить не может, - был ответ генерала.

Деникин пережил немецкую оккупацию. Порадовался общей победе над врагом. Но выдача русских солдат, надевших немецкий мундир и сдавшихся потом американцам и англичанам, глубоко задела его. В 1945 году Деникин отправился в Америку, чтобы там добиваться отмены такой выдачи, отмены насильственного возвращения людей в Советский Союз.

В США он пытался добиться своей цели, но не встретил понимания ни в верхах, ни в американской прессе, которая совершенно неожиданно обвинила его в попустительстве еврейским погромам.

Умер он от сердечного приступа 7 августа 1947 года и похоронен в Детройте. При похоронах американская армия оказала ему воинские почести в память участия его в первой мировой войне.

Антон Иванович Деникин (4 (16) декабря 1872, Влоцлавек, Российская империя – 8 августа 1947, Энн-Арбор, Мичиган, США) – русский военачальник, герой Русско-японской и Первой мировой войн, Генерального штаба генерал-лейтенант (1916), первопоходник, один из главных руководителей (1918-1920 гг.) Белого движения в годы Гражданской войны. Заместитель Верховного Правителя России (1919-1920гг.).

В апреле-мае 1917 года Деникин являлся начальником штаба Верховного главнокомандующего, затем главнокомандующим Западным и Юго-Западным фронтами.

Деникин Антон Иванович с семьёй

28 августа 1917 года он был арестован за то, что резкой телеграммой Временному правительству выразил солидарность с генералом Лавром Георгиевичем Корниловым. Вместе с Корниловым содержался в Быховской тюрьме по обвинению в мятеже (Корниловское выступление). Генерал Корнилов и арестованные с ним высшие офицеры требовали открытого суда, чтобы очиститься от клеветы и высказать России свою программу.

После падения Временного правительства обвинение в мятеже потеряло смысл, и 19 ноября (2 декабря) 1917 года верховный главнокомандующий Духонин распорядился о переводе арестованных на Дон, однако Общеармейский комитет воспротивился этому. Узнав о приближении эшелонов с революционными матросами, грозившем самосудом, генералы приняли решение бежать. С удостоверением на имя «помощника начальника перевязочного отряда Александра Домбровского» Деникин пробрался в Новочеркасск, где принял участие в создании Добровольческой армии, возглавив одну из её дивизий, а после гибели Корнилова 13 апреля 1918 года – всю армию.

В январе 1919 года главнокомандующий Вооруженными Силами Юга России генерал А. И. Деникин перевел свою Ставку в Таганрог.

8 января 1919 Добровольческая армия вошла в состав Вооружённых сил Юга России (ВСЮР), став их основной ударной силой, а генерал Деникин возглавил ВСЮР. 12 июня 1919 он официально признал власть адмирала Колчака как «Верховного Правителя Русского государства и Верховного Главнокомандующего Русских армий».

К началу 1919 года Деникину удалось подавить большевистское сопротивление на Северном Кавказе, подчинить себе казачьи войска Дона и Кубани, отстранив от руководства донским казачеством прогермански ориентированного генерала Краснова, получить через черноморские порты от союзников России по Антанте большое количество оружия, боеприпасов, снаряжения, и в июле 1919 г. начать широкомасштабный поход на Москву.

Сентябрь и первая половина октября 1919 г. были временем наибольшего успеха антибольшевистских сил. Успешно наступавшие войска Деникина к октябрю заняли Донбасс и обширную область от Царицына до Киева и Одессы. 6 октября деникинцы заняли Воронеж, 13 октября – Орёл и угрожали Туле. Большевики были близки к катастрофе и готовились к уходу в подполье. Был создан подпольный Московский комитет партии, правительственные учреждения начали эвакуацию в Вологду. Был провозглашён отчаянный лозунг: «Все на борьбу с Деникиным!» Против ВСЮР. были брошены все силы Южного и часть сил Юго-Восточного фронтов.

С середины октября 1919 г. положение белых армий Юга заметно ухудшилось. Тылы были разрушены махновским рейдом по Украине, к тому же против Махно пришлось снимать войска с фронта, а большевики заключили перемирие с поляками и с петлюровцами, высвободив силы для борьбы с Деникиным. Создав количественное и качественное превосходство над противником на главном, орловско-курском, направлении (62 тысячи штыков и сабель у красных против 22 тысяч у белых) в октябре Красная армия перешла в контрнаступление. В ожесточённых боях, шедших с переменным успехом, южнее Орла малочисленным частям Добровольческой армии к концу октября войска Южного фронта (командующий В. Е. Егоров) красных нанесли поражение, а затем стали теснить их по всей линии фронта. Зимой 1919–1920 годов деникинские войска оставили Харьков, Киев, Донбасс, Ростов-на-Дону. В феврале-марте 1920 г. последовало поражение в битве за Кубань, вследствие разложения Кубанской армии (из-за своего сепаратизма – самой неустойчивой части ВСЮР). После чего казачьи части Кубанской армий разложились окончательно и стали массово сдаваться в плен красным или переходить на сторону «зелёных», что повлекло за собой развал фронта белых, отступление остатков Белой армии в Новороссийск, а оттуда 26-27 марта 1920 г. отход морем в Крым.

После гибели бывшего Верховного Правителя России адмирала Колчака всероссийская власть должна была перейти к генералу Деникину. Однако Деникин, учитывая тяжёлое военно-политическое положение белых, не принял эти полномочия официально. Столкнувшись после поражения своих войск с активизацией оппозиционных настроений в среде белого движения, Деникин 4 апреля 1920 г. оставил пост Главнокомандующего ВСЮР, передал командование барону Врангелю и в тот же день отбыл в Англию с промежуточной остановкой в Стамбуле.

На территориях, контролируемых Вооруженными Силами Юга России, вся полнота власти принадлежала Деникину, как главнокомандующему. При нём действовало «Особое совещание», исполнявшее функции исполнительной и законодательной власти. Обладая по сути диктаторской властью и будучи сторонником конституционной монархии, Деникин не считал себя вправе (до созыва Учредительного собрания) предопределять будущее государственное устройство России. Он старался сплотить как можно более широкие слои Белого движения под лозунгами «Борьба с большевизмом до конца», «Великая, Единая и Неделимая», «Политические свободы». Такая позиция была объектом критики как справа, со стороны монархистов, так и слева, из либерального лагеря. Призыв к воссозданию единой и неделимой России встречал сопротивление со стороны казачьих государственных образований Дона и Кубани, добивавшихся автономии и федеративного устройства будущей России, а также не мог быть поддержан националистическими партиями Украины, Закавказья, Прибалтики.

Придя после кончины М. В. Алексеева к руководству белым движением, А. И. Деникин продолжил работу по совершенствованию системы организации власти. 6 марта 1919 г. он утвердил ряд законопроектов по организации гражданского управления: «Временное положение о гражданском управлении в местностях, находящихся под управлением Главнокомандующего вооруженными силами Юга России», «Временное положение о Государственной страже», «Временное положение об общественном управлении городов», «Временное положение о выборах городских гласных» и др. За исключением положения о Государственной страже, все остальные документы были разработаны при «руководящем влиянии «Национального центра» и на основании материалов, подготовленных еще на севере».

Основные идеи законопроектов: объединение на местах высшей гражданской и военной властей в лице главноначальствующего; создание вертикальной структуры гражданского управления: главнокомандующий – начальник управления внутренних дел – главноначальствующий – губернатор начальник уезда, параллельно с военной: главнокомандующий – главноначальствующий – командиры частей; сосредоточение в руках командующего Государственной стражей охраны общественного порядка; создание условий для развития сети местного городского и земского самоуправления.

17 июля 1919 г. главнокомандующий утвердил «Временное положение о губернских и уездных земских учреждениях». Последние должны были состоять из гласных уездных и земских собраний и через выделяемые из своего состава управы заведовать всеми делами местного самоуправления.

Данью времени явилось положение, по которому постановления местных органов власти могли вступать в силу только по утверждении их «правительствующей властью», т.е. губернатором или начальником соответствующего уезда.

В тот же день А. И. Деникин утвердил «Правила об упрощенном по обстоятельствам военного времени управлении губернским и уездным земским хозяйством впредь до выборов земских гласных», по которому «Временное положение о губернских и уездных земских учреждениях» применялось с проведением в них новых всеобщих выборов, а до тех пор все обязанности по местному управлению должны были нести «земские собрания и земские управы», председатели которых назначались начальником управления внутренних дел по представлению губернатора, а должности членов управ должны были замещаться «по назначению губернатора по возможности из состава последнедействовавших управ».

Наконец, с утверждением Деникиным 30 августа «Временного положения о волостных участковых земских учреждениях» схема организации гражданской власти на территории вооруженных сил Юга России приняла завершенный вид.

Таким образом, при организации власти на Юге России вожди белого движения стремились под прикрытием единоличной диктатуры создать широкую сеть местных демократических представительных земских и городских учреждений с целью образования твердой опоры своей власти и в перспективе передачи регионам всей полноты решения вопросов местного самоуправления.

Что касается организации власти в других районах белого движения, то со временем она приняла примерно такую же форму, как на Юге, с теми или иными особенностями.

В то же время в тылу белых предпринимались попытки к налаживанию нормальной жизни. Там, где позволяла обстановка, возобновлялась работа заводов и фабрик, железнодорожного и водного транспорта, открывались банки и велась повседневная торговля. Были установлены твёрдые цены на сельскохозяйственные продукты, принят закон об уголовной ответственности за спекуляцию, восстанавливались в прежнем виде суды, прокуратура и адвокатура, избирались органы городских самоуправлений, свободно действовали многие политические партии вплоть до эсеров и социал-демократов, почти без ограничений выходила пресса. Деникинским Особым Совещанием было принято прогрессивное рабочее законодательство с 8-часовым рабочим днем и мерами по охране труда, которое, однако, не нашло практического претворения в жизнь.

Деникинское правительство не успело полностью осуществить разработанную им земельную реформу, в основу которой должно было лечь укрепление мелких и средних хозяйств за счёт казённых и помещичьих земель. Действовал временный колчаковский закон, предписывающий, до Учредительного собрания, сохранение земли за теми владельцами, в чьих руках она фактически находилась. Насильственный захват прежними владельцами своих земель резко пресекался. Тем не менее, подобные инциденты всё же происходили, что в совокупности с грабежами в прифронтовой зоне отталкивало крестьянство от лагеря белых.

Позиция А. Деникина по языковому вопросу на Украине была выражена в манифесте «Населению Малороссии» (1919): «Объявляю государственным языком на всем пространстве России язык русский, но считаю совершенно недопустимым и запрещаю преследования малорусского языка. Каждый может говорить в местных учреждениях, земствах, присутственных местах и в суде по-малорусски. Местные школы, содержимые на частные средства, могут вести преподавание на каком угодно языке. В казенных школах … могут быть учреждаемы уроки малорусского народного языка… Равным образом не будет никаких ограничений в отношении малорусского языка в печати…».

В 1920 году Деникин переехал с семьёй в Бельгию. Жил там по 1922 год, затем – в Венгрии, а с 1926 года – во Франции. Занимался литературной деятельностью, выступал с лекциями о международном положении, издавал газету «Доброволец». Оставаясь убеждённым противником советского строя, призывал эмигрантов не поддерживать Германию в войне с СССР (лозунг «Защита России и свержение большевизма»). После оккупации Франции Германией отказался от предложений немцев о сотрудничестве и переезде в Берлин. Так часто менять своё место жительства Деникина заставляла нехватка денег.

Усилившееся после Второй мировой войны советское влияние в странах Европы вынудило А. И. Деникина переехать в США в 1945 году, где он продолжил работу над книгой «Путь русского офицера», выступал с публичными докладами. В январе 1946 года Деникин обратился к генералу Д. Эйзенхауэру с призывом остановить насильственную выдачу в СССР советских военнопленных.

В целом, Деникин А. И. оказал большое влияние на становлении и развитие белого движения в России, при этом им же было разработано множество законопроектов Временного правительства.



За всю мировую историю существовало множество величайших и выдающихся людей. Данный человек - это знаменитый военный деятель, а также основатель добровольческого движения, Антон Иванович Деникин. Краткая биография может рассказать о том, что он ко всему прочему был ещё прекрасным писателем и мемуаристом. Эта удивительная личность сыграла не последнюю роль в истории становления Российского государства.

Детские годы и юность

Многие ученики в школах об этом великом русском деятеле начинают узнавать только с описания его достижений. Про детство и происхождение мало кому известно. Об этом может поведать его краткая биография. Антон Деникин появился на свет в уездном городе Варшавской губернии, а если точнее, то в пригороде Влоцлавска. Произошло это знаменательное событие декабрьским днём, 4 числа, 1872 года.

Его отец был крестьянского происхождения и с самого рождения прививал сыну религиозность. Поэтому в трёхлетнем возрасте мальчик был уже крещённым. Мать Антона была полячкой, благодаря этому Деникин свободно владел польским и русским языками. А в четыре года, в отличие от своих сверстников, он мог уже бегло читать. Он был очень одарённым мальчиком и с ранних лет уже прислуживал у алтаря.

Вроцлавское реальное училище - это то самое место, где учился Деникин Антон Иванович. Биография, история жизни и различные другие источники, рассказывающие об этом военном деятеле, говорят о том, что в тринадцатилетнем возрасте мальчик уже вынужден был зарабатывать себе на хлеб репетиторством. Как раз в эти годы скончался его отец, и семья стала жить ещё беднее.

После завершения учёбы в училище он поступил в Киевское пехотное учебное заведение, после окончания которого получил звание подпоручика.

В Седледцкой губернии проходил свою начальную службу Антон Иванович Деникин. Краткая биография повествует про то, что это место после выпуска из Киевского училища он смог выбрать себе сам, так как зарекомендовал себя за годы учёбы одним из лучших учеников.

Как начиналась военная карьера?

Начиная с 1892 года, он служил во второй полевой бригаде, а затем, в 1902 г., уже получил звание старшего адъютанта при штабе в начале пехотной дивизии, а впоследствии одного из корпусов войск кавалерии.

В тот период времени начались военные действия между российским и японским государствами, в которых участвовал и показал себя с наилучшей стороны Антон Иванович Деникин. Краткая биография и факты из его жизни говорят, что он самостоятельно решил уйти в действующие войска, поэтому подал рапорт с просьбой о переводе. В итоге молодой человек получил должность штабного офицера, в обязанности которого входило выполнять разнообразные важные поручения.

В этой войне Деникин показал себя отличным командующим. За многие военные достижения получил звание полковника, а также имел честь быть награждённым орденами и различными государственными наградами.

В последующий семилетний период своей жизни во многих штабных званиях успел побывать Антон Иванович Деникин. Краткая биография этого российского деятеля указывает на то, что уже в четырнадцатом году прошлого столетия он дослужился до генерал-майора.

Великие военные заслуги

Как только объявили про начало военных действий, Деникин не замедлил просить о переводе на фронт для участия в сражениях с врагами. Вследствие чего был назначен командиром четвёртой бригады, отличившейся под его умелым руководством во многих сражениях за период с 1914 по 1916 год. Их многие даже называли «пожарной бригадой», так как зачастую они были направлены в самые трудные участки военного фронта.

Антон Деникин за боевые заслуги получил награды и третьей и четвёртой степени. В 1916 году вместе со своей командой он совершил прорыв Юго-Западного фронта и был назначен командующим войсками восьмого армейского корпуса.

Революционные годы

На то, что Антон принимал активное участие и в февральских событиях семнадцатого года ХХ века, указывает его краткая биография. Деникин (биографическая справка за 1917 г.) продолжал идти стремительно вверх по карьерной лестнице в годы Февральской революции.

Вначале его назначили начальником Штаба, а затем уже сделали главнокомандующим всеми армиями на Юго-Западном фронте. Но на всех съездах и совещаниях Деникин выступал с резкой критикой действий временного правительства. Он говорил, что такая политика может привести к развалу армии и настоятельно требовал довести войну до конца.

После таких высказываний 29 июля 1917 г. Антон Иванович был арестован и вначале помещён в Бердичев, а затем переправлен в Быхов, где также содержались под арестом многие его соратники. В ноябре этого же года он был выпущен на волю и с поддельными документами на имя Александра Домбровского смог проникнуть на Дон.

Командование Добровольческой армией

В начале зимы 1917 года в Новочеркасск прибывает Деникин Антон Иванович. Краткая биография про тот период его жизни рассказывает, что именно тогда в этом месте началось формирование Добровольческой армии, в организации которой он принял активное участие. Вследствие чего он был назначен на должность начальника первой Добровольческой дивизии, а в 1918 г. после трагической гибели Корнилова он стал командиром всей армии.

Затем он дослужился до чина Главнокомандующего Вооруженными силами Юга России и смог подчинить себе всю Донскую армию. В 1920 г. Антон Иванович стал уже верховным правителем, но пробыл им не долго. В этом же году он передал бразды правления генералу Ф. П. Врангелю и решил навсегда покинуть Россию.

Эмиграция

Вынужденное бегство в Европу из-за поражения белых заставило прочувствовать на себе массу невзгод и лишений. Константинополь был первым городом, куда вместе со своей семьей в 1920 году направился Деникин Антон Иванович.

Краткая биография, посвященная его истории жизни, говорит о том, что он не обеспечил себе совершенно никаких средств к существованию. Он ездил по европейским городам из одного в другой, пока не обосновался на некоторое время в небольшом венгерском городке. Затем семья Деникиных решила уехать в Париж, где были изданы написанные им работы.

Из военного деятеля в писатели

Антон Иванович обладал талантом красиво излагать свои мысли на бумаге, поэтому все его очерки и книги читаются с большим интересом и в наши дни. Первые издания вышли в Париже. Гонорары и оплата за чтение лекций - это были его единственные заработки.

В середине 30-х годов ХХ столетия Деникин публиковался в некоторых газетных изданиях. Он много писал о проблемах, связанных с международными отношениями, и выпустил множество брошюр.

Архив его работ по сей день хранится в библиотеке изучающего русскую историю и культуру.

Последние годы

В сороковые годы прошлого века Деникин, боясь принудительной депортации на просторы Советского Союза, эмигрировал в Америку, где продолжал свою литературную карьеру.

В 1947 году в больничной палате госпиталя от университета, расположенного в Мичигане, умер от инфаркта великий русский генерал. Он был похоронен в Детройте.

Десять лет назад прах четы Деникиных был перевезён из Штатов в Москву и захоронен при Донском монастыре по согласию их дочери Марины.

Про все подвиги и достижения, которые за всю свою жизнь совершил Деникин Антон Иванович, биография в кратком содержании, конечно же, не сможет рассказать. Но всё же потомки должны знать хоть немного о таких великих людях, каким был этот человек.

Антон Иванович

Сражения и победы

Русский военачальник, политический деятель, один из главных руководителей Белого движения в России в годы Гражданской войны.

В годы Первой мировой войны командовал 4-й стрелковой бригадой (позже развернутой в дивизию), получившую прозвище «железной». В годы Гражданской был Главнокомандующим Вооруженных сил Юга России (1918-1920), добившись наибольших успехов в борьбе с красными.

Родился Антон Иванович Деникин в деревне недалеко от польского города Влоцлавека. Его отец, Иван Ефимович, происходил из крепостных крестьян. По рекрутской повинности его забрали в армию, где после 22 лет службы он сдал экзамен на первый офицерский чин. В отставку вышел в 1869 г. в чине майора. Отец привил сыну глубокую религиозность, с которой Антон Иванович прошел всю жизнь. Его мать, Елизавета Федоровна, была полячкой, да и само детство Деникина прошло в городе, где основное население составляли поляки и евреи. Сам он сносно говорил на польском языке и был лишен как-либо ксенофобских настроений. С детства он наблюдал бессилие отечественной национальной политики, ставившей задачу русифицировать край. Семья Деникина жила достаточно бедно, именно в этом стоит искать причины его обостренного чувства социальной справедливости (которое порою выходило Антону Ивановичу боком) и приверженности либеральным воззрениям.

Отец Деникина умер, когда ему было тринадцать лет, что еще больше стеснило материальное положение семьи, а самого Антона Ивановича заставило подрабатывать репетиторством. После окончания Ловичского реального училища (где он показал неплохие способности в области математики), он поступил в Киевское пехотное юнкерское училище, которое окончил в 1892 г. и получил чин подпоручика. Будучи одним из лучших в учебе, он выбрал себе в качестве места службы 2-ю полевую артиллерийскую бригаду, которая располагалась в захолустном городке Бела (Седлецкая губерния).

Поручик Деникин. 1895 г.

Судьба провинциального офицера не прельщала молодого Деникина. Вскоре он поступил в элитную Николаевскую академию Генштаба. Правда, на первом курсе он был срезан на экзамене по военной истории (ему задали вопрос о том, какое положение сложилось ровно в 12 часов во время Ваграмского сражения), однако на следующий год он вновь сдал экзамены и впоследствии окончил академию. В год выпуска ее начальник генерал Сухотин самолично (в нарушение установленного закона) изменил порядок определения итогового балла, в результате Деникин не был причислен к Генштабу.

И здесь проявился характер молодого офицера. Он подал жалобу на имя министра, началось разбирательство. В итоге ему предложили жалобу отозвать и написать жалостливое письмо с прошением оказать милость. Деникин отказался, заявив: «Я милости не прошу. Добиваюсь только того, что мне принадлежит по праву». Прошение на Высочайшее имя также осталось без ответа. А Деникина так и не причислили к Генштабу, как заявил тогдашний военный министр Куропаткин в присутствии императора Николая II, «за характер».

Лагерный сбор Деникин проходил при штабе Варшавского военного округа. Начальник штаба генерал Пузыревский дважды писал ходатайства в Петербург по поводу Деникина, получив на третий раз следующий ответ: «Военный министр воспретил возбуждать какое бы то ни было ходатайство о капитане Деникине». В итоге, пришлось вернуться в свою бригаду. К слову сказать, через несколько лет Антон Иванович написал Куропаткину личное письмо, где подробно описал всю эту историю. К чести министра, он признал, что поступил несправедливо, и на первой же аудиенции у императора добился причисления Деникина к Генштабу.

Уже тогда Антон Иванович начал активно публиковать в военной печати различные фельетоны, статьи и очерки. В них он обличал канцелярщину, требовал более человечного отношения к солдату, а также выступал в защиту офицерских традиций. Деникин полагал, что кроме армии и флота у России не может быть надежных союзников, видел опасность со стороны Великобритании, Австро-Венгрии и Японии. Причем касаемо последней, его голос присоединился к хору тех, кто не считал ее значимой военной величиной и предрекал быструю победу над ней.

Летом 1902 г. Антон Иванович стал старшим адъютантом штаба 2-й пехотной дивизии, а уже осенью для ценза отбыл командовать ротой в 183-й полк. В начале 1904 г. разразилась русско-японская война, и Деникин добился назначения на фронт. Сначала он был назначен начальником штаба 3-й бригады Заамурского округа отдельного корпуса пограничной стражи, которая располагалась в далеком тылу. Вдали от основных событий он оставаться не хотел, а потому испросил назначения на фронт. По счастливой случайности он стал начальником штаба Забайкальской казачьей дивизией, которой командовал прославленный генерал П.К. фон Ренненкампф. Именно под руководством этого, безусловно, талантливого военачальника (уровня дивизии и корпуса) Антон Иванович начал постигать реальную военную науку в боевых условиях.

В боях у Цинхечена в конце ноября 1904 г. он командовал авангардом (1 батальон, 4 сотни казаков и горная батарея), который в течение пяти дней доблестно отбивал атаки противника. Сопку, на которой шли бои, даже прозвали «деникинской». В феврале 1905 г. он стал начальником штаба Урало-Забайкальской казачьей дивизии, прибыв туда вместе с Ренненкампфом, который временно замещал раненого генерала Мищенко. Здесь Деникин принял участие в неудачном для нас Мукденском сражении. После отхода русской армии конницу на правом фланге вновь возглавил генерал Мищенко - человек, чье имя тогда гремело по всей России, а многие офицеры и солдаты специально уходили из своих частей, чтобы служить под его началом. Деникин остался начальником штаба. Отметим весьма интересную черту его характера, а именно умение сходиться с начальством: сначала ему удалось наладить отношения с весьма непростым Ренненкампфом, а затем - с его чуть ли не «смертельным врагом» Мищенко.

Несмотря на затишье, конный отряд Мищенко в последующие месяцы провел ряд дерзких набегов по тылам противника, разрушая железные дороги, уничтожая вражеские роты, захватывая военное имущество и ценную корреспонденцию. За боевые отличия Деникин был произведен в полковники. Как Мищенко писал в приказе по своему отряду: «По справедливости я должен признать деятельность этого достойного офицера Генерального штаба высоко полезной как в отношении внутреннего быта частей дивизии, так и в особенности боевой службы, которая была очень трудной и ответственной».

Все это время боевой жизни и службы с дивизией полковник Деникин проявлял выдающуюся энергию, работоспособность, усердие, правильное понимание и любовь к военному делу.

Генерал П.И. Мищенко

После окончания войны предполагалось, что Антон Иванович получит должность начальника штаба дивизии, однако пока шло долгое путешествие через охваченную революцией Сибирь (где офицерам пришлось фактически захватить поезд, чтобы прорваться в центральную Россию) все вакантные места были распределены. После долгих выяснений ему предложили временную должность штаб-офицера в штабе 2-го кавалерийского корпуса в знакомом ему Варшавском военном округе. Временное назначение продлилось целый год. Обостренное чувство справедливости снова взыграло в Деникине, он написал не совсем корректное прошение в Генштаб, откуда получил предложение стать начальником штаба 8-й Сибирской дивизии. В телеграмме было приписано: «В случае отказа он будет вычеркнут из кандидатского списка». На что Антон Иванович послал еще менее корректную телеграмму: «Я не желаю», после чего ему предложили уже нормальную должность начальника штаба 57-й резервной бригады в Саратове.

Командир Архангелогородского полка Деникин А.И. Житомир, 1912 г.

В это время Деникин продолжил активно выступать в военной прессе с публицистическими статьями. Одни из них касались военной жизни, другие описывали события русско-японской войны, третьи были посвящены анализу причин неудач на полях Маньчжурии и недостаточности начатых военных реформ. Как и многие либерально мыслящие военные, Антон Иванович возлагал надежды на обновление, призывая сделать ставку на офицерские кадры (улучшить систему отбора и дать возможность для творческой инициативы), а также обратить внимание на развитие авиации и автотранспорта. Накануне Первой мировой Деникин писал, что Россия не готова к будущей войне («Новая война была бы для нас несчастьем»), а потому полагал, что «бедной темной стране нашей теперь, на заре обновленного государственного строя, более чем когда-либо нужны мир и процветание». Стоит отметить, что основное внимание он уделял политике на Дальнем Востоке, явно преувеличивая военную угрозу со стороны Китая.

В 1910 г. Деникин получил в командование 17-й пехотный Архангелогородский полк, а в начале 1914 г. стал исполняющим должность генерала для поручений при штабе Киевского военного округа. В июне 1914 г. ему присвоили чин генерал-майора.

С началом Первой мировой войны Деникин оказался на Юго-западном фронте, который сражался против австро-венгерских войск. Изначально он занял должность генерал-квартирмейстера 8-й армии генерала А.А. Брусилова, которая находилась на левом крыле и вместе с 3-й армией Н.В. Рузского в начале августа развила наступление в Восточной Галиции. Поскольку австрийцы наносили основной удар севернее, то там и разгорелись основные сражения, а потому продвижение войск Брусилова в первые дни не встречало сопротивления. В середине августа на реке Гнилая Липа Рузский при поддержке Брусилова разбил относительно слабые австрийские силы и занял Львов.

Деникину не нравилась штабная работа, он рвался в бой и выбил себе назначение командиром 4-й стрелковой бригады, призванной «железной»: во время русско-турецкой войны 1877-78 гг. она входила в состав отряда генерала Гурко, который вел ожесточенные бои на Шипке. В руках Антона Ивановича эта бригада вновь одержала ряд блистательных побед.

Положение бригады (дивизии) в 8-й армии было совершенно особое. Железным стрелкам почти не приходилось принимать участия в позиционном стоянии, временами длительном и скучном. Обычно после кровопролитного боя бригада выводилась Брусиловым в «резерв командующего армией» для того лишь, чтобы через два-три дня опять быть брошенной на чью-либо выручку в самое пекло боя, в прорыв или в хаос отступающих частей. Мы несли часто большие потери и переменили таким порядком четырнадцать корпусов. И я с гордостью отмечаю, что Железная дивизия заслужила почетное звание «пожарной команды» 8-й армии.

А.И. Деникин

Долгое время 4-я стрелковая бригада находилась во взаимодействии с не менее доблестными 12-й кавалерийской дивизией А.М. Каледина и 48-й пехотной дивизией Л.Г. Корнилова, а начальником штаба фронта до марта 1915 г. был генерал М.В. Алексеев. Все они потом станут во главе Белого движения на юге России.

Прекрасно образованный офицер, прошедший боевую школу у Ренненкампфа и Мищенко, Деникин во главе бригады оказался «на своем месте»: он был по праву одним из лучших бригадных и дивизионных командиров той войны. В начале сентября 1914 г. его части приняли участие в боях у Гродека, отражая попытку австрийцев ударом во фланг 8-й армии одержать реванш. За эти события он был награжден Георгиевским оружием: «За то, что вы в боях с 8 по 12 сент. 1914 г. у Гродека с выдающимся искусством и мужеством отбивали отчаянные атаки превосходного в силах противника, особенно настойчивые 11 сент., при стремлении австрийцев прорвать центр корпуса; а утром 12 сент. сами перешли с бригадой в решительное наступление».

В сентябре бригада Деникина участвовала в дальнейшем преследовании разбитых австрийцев, которые всем фронтом отступали за р. Сан. Однако вскоре ситуация кардинально изменилась: немцы вместе со своими союзниками предприняли бросок на Варшаву, в то время как австрийцы начали собственное наступление в Галиции. Так начались кровавые бои на р. Сан и у Хырова, которые шли весь октябрь и завершились общим обходом противника. В них «железная бригада» проявила чудеса отваги и мужества. Так, 11 (24) октября без всякой артиллерийской подготовки Деникин прорвал линии обороны противника и, настрочив быструю телеграмму «Бьем и гоним австрийцев», начал преследование, в ходе которого захватил с. Горный Лужок. Для противника прорыв русских был столь неожиданным, что вызвал панику в тылу. Более того, в Горном Лужке находился штаб группы эрцгерцога Франца-Иосифа, который еле успел избежать пленения. Успех бригады Деникина оказал важное содействие общему продвижению армии, а сам Антон Иванович был награжден орденом Св. Георгия 4-й ст.

В конце октября противник начал отходить по всему фронту и 8-я армия вышла к Карпатам. Если в ноябре основные операции разворачивались в районе Лодзи (неудачная попытка вторгнуться в Германию) и в направлении на Краков, то Брусилову ставилась в общем-то пассивная задача: действовать в Карпатах, обеспечивая левый фланг всего фронта от возможных неожиданностей со стороны Венгрии. Брусилов решил занять Карпатские перевалы. Так начались упорные бои в Карпатах, которые с переменным успехом шли вплоть до апреля 1915 г. Бригада Деникина активно перебрасывалась с одного участка на другой, обеспечивая продвижение русских войск. За сражения января 1915 г. Деникин был награжден орденом Св. Георгия 3-й степени. Как указывалось в приказе о награждении: «Находясь в составе 2-го кавалерийского корпуса и лично руководя действиями вверенной ему 4-й стрелковой бригады, под сильным и действительным огнем выбил противника, проявившего огромное упорство, из ряда окопов и отбросил его за р. Сан на участке Смольник - Журавин. Овладением важнейшими в тактическом отношении, сильно укрепленными высотами 761-703-710 настолько способствовал победоносному успеху всей Лутовиской операции, что без овладения этими высотами упомянутый успех был бы невозможен. Трофеи: 8 пулеметов и свыше 2 000 пленных».

В начале марта бригада вела тяжелейшие бои у горы Одринь. Здесь она попала в почти полное окружение, а позади была полноводная р. Сан с одним мостом для переправы. Стрелки вновь обливались кровью, но не отступали, чтобы не подставить под удар соседнюю 14-ю пехотную дивизию. Лишь по приказу начальства бригада была затем отведена за Сан. Отметим, что к началу апреля 1915 г. 8-я армия все же оказалась на западном склоне Карпат.

В апреле, через месяц после падения крупнейшей австрийской крепости Перемышль, на фронт приехал император Николай II. В почетный караул была выставлена 1-я рота 16-го стрелкового полка. Как потом писал Брусилов: «Я доложил государю, что 16-й стр. полк, так же, как и вся стрелковая дивизия, именуемая Железной, за все время кампании выделялась своей особенной доблестью и что, в частности, 1-я рота имела на этих днях блестящее дело, уничтожив две роты противника». Примерно тогда же, весной 1915 г., Деникину предложили возглавить пехотную дивизию, однако он отказался, заявив, что со своими «железными стрелками» он сможет сделать больше. В итоге, бригада была развернута в дивизию.

Во время боев за Карпаты армии Юго-западного фронта понесли большие потери. Высокий расход боеприпасов совпал с кризисом военного снабжения. Более того, в середине апреля противник сосредоточил крупную группировку и прорвал русский фронт в районе м. Горлица. Так начались кровавые бои, закончившиеся Великим отступлением русских армий. Деникин вспоминал: «Сражение под Перемышлем в середине мая. Одиннадцать дней жесточайшего боя Железной дивизии… Одиннадцать дней страшного гула немецкой тяжелой артиллерии, буквально срывавшей целые ряды окопов вместе с защитниками их… И молчание моих батарей… Мы не могли отвечать, нечем было. Даже патронов на ружья было выдано самое ограниченное количество. Полки, измотанные до последней степени, отбивали одну атаку за другой… штыками или, в крайнем случае, стрельбой в упор. Я видел, как редели ряды моих стрелков, и испытывал отчаяние и сознание нелепой беспомощности».

Все лето войска Юго-западного фронта с боями, иногда переходя в контратаки, отходили, сумев избежать полного разгрома. В середине августа 1-я австро-венгерская армия повела наступление в обход фланга 8-й армии. Положение спас новый 39-й корпус (он состоял из запасных частей, а потому его боевая сила была минимальной) и 4-я стрелковая дивизия.

Положение дивизии было необыкновенно трудным. Австрийцы, вводя в бой все новые силы, распространялись влево, в охват правого фланга армии. Сообразно с этим удлинялся и мой фронт, дойдя, в конце концов, до 15 километров. Силы противника значительно превосходили нас, почти втрое, и обороняться при таких условиях было невозможно. Я решил атаковать.

А.И. Деникин

Деникин трижды переходил в атаку, тем самым задержав обходное крыло противника. В первой половине сентября ввиду общего положения 8-я армия отошла.

Однако вскоре Брусилову удалось одержать частную победу, и, развивая успех, он направил 4-ю стрелковую дивизию на Луцк. Фронтальная атака не удалась. Тогда в обход был направлен 30-й корпус генерала Зайончковского, но и он был остановлен войсками противников. Ситуация на фронте Деникина ухудшалась: «Наше положение пиковое. Ничего нам не остается, как атаковать», заявил он. 10 (23) сентября в ходе дерзкой атаки Луцк был взят, а Деникин в рядах первой линии въехал в город. В плен были взяты 128 офицеров и 6000 нижних чинов, трофеями стали 3 орудия и 30 пулеметов. Вскоре подошли и части Зайончковского, он послал донесение в штаб армии о том, что вошел в город, на ней Брусилов сделал шуточную пометку: «… и взял там в плен генерала Деникина». За подвиг со взятием Луцка (который, правда, потом пришлось оставить) Антон Иванович был произведен в генерал-лейтенанты, а в дальнейшем был награжден Георгиевским оружием, украшенным бриллиантами. Фактически за два года войны Деникин получил четыре высочайшие «георгиевские» награды: максимум, на который мог рассчитывать начальник дивизии в то время.

В начале октября 4-я стрелковая дивизия участвовала во взятии Чарторыйска, когда был разгромлен 1-й гренадерский кронпринца полк. Были пленены 138 офицеров, 6100 нижних чинов, а также взято 9 орудий и 40 пулеметов.

Последние славной страницей в истории «железных стрелков» стал Брусиловский прорыв, который начался в конце мая 1916 г. Тогда дивизия Деникина находилась в составе 8-й армии, которой командовал генерал Каледин. Артиллерийская подготовка началась в четыре утра 22 мая и велась весь день. К утру следующего дня были созданы проходы для непосредственной атаки. Тогда Деникин отдал приказ № 13: «Сегодня в 9 часов приказываю дивизии атаковать и да поможет нам Бог!».

Атака началась успешно: всего за полчаса дивизия овладела всеми тремя линиями обороны противника (единственным исключением стал левый фланг, где бой за 1-ю линию затянулся). К вечеру поставленная задача была выполнена. Тогда же последовала благодарственная телеграмма от командующего армией: «Благодарю Вас от всего сердца, равно как и всех героев-стрелков за их сегодняшние славный героизм и безупречную доблесть».

24 мая 4-я стрелковая дивизия бросилась в преследование. Деникин следовал за своими частями, которые безостановочно продвигались вперед. Видя успех наступления, он, не удержавшись, заявил, обращаясь к находящемуся в резерве 16-му стрелковому полку: «На завтра дарю вам Луцк». К вечеру следующего дня после упорного боя стрелки действительно ворвались в город, захватив 4 500 пленных. При этом наступление шло настолько стремительно, что на время была потеряна связь со штабом корпуса. Всего за эти дни было взято 243 офицера, 9626 нижних чинов, более 500 раненых, 27 орудий, 37 пулеметов, минометов и бомбометов, масса оружия и снарядов. Потери же составили: среди офицеров - 16 убито, 25 ранено и 2 контужено, среди нижних чинов - 694 убито, 2867 ранено.

В течение нескольких следующих дней дивизия оставалась на занимаемых позициях, преимущественно ведя разведку и оказывая поддержку соседней 2-й стрелковой дивизии. 4 июня пришел приказ оборонять захваченные рубежи. К тому времени на помощь австрийцам уже подоспели германцы, а значит, Деникину приходилось отражать атаки более искусного врага. Противник наседал. Уже к полудню некоторые полки отбивали 8-ю атаку, однако дивизия держалась, хотя и потеряла 13 офицеров и 890 стрелков.

Дальнейшие дни прошли в тяжелых боях, а 8 июня дивизия была отведена на подготовленные позиции. С 5 по 10 июня она потеряла убитыми 9 офицеров и 781 нижнего чина, ранеными - 33 офицера и 3202 нижних чина, контужено было 5 офицеров и 25 нижних чинов, осталось на поле сражения 18 офицеров и 1041 нижний чин. В плен взято 8 офицеров, 611 солдат противника, захвачено 3 пулемета. Дивизия Деникина вела оборонительные бои, переходила сама в частные контратаки. Несмотря на серьезные усилия, австрийцам так и не удалось прорвать оборону (прорывы на отдельных участках, как правило, быстро ликвидировали). Только 18 июня через штаб дивизии прошло 13 пленных вражеских офицеров, 613 нижних чина. В приказе командующего армией 2 и 4 стрелковые дивизии назывались ядром, гордостью и славой 8-й армии.

21-22 июня дивизия вела демонстративные бои. Потери составили 420 стрелков и 351 нижний чин в 199-м полку. Как указывалось в журнале боевых действий дивизии: «Демонстрация обошлась слишком дорого, хотя, по-видимому, достигла цели. Причина: одна рота пошла вперед и ворвалась в неприятельские передовые окопы; соседние же не захотели отставать. Неудержимое стремление вперед создавало иллюзию малого сопротивления со стороны противника; однако большое количество потерь не подтверждает этого».

В июле войска Деникина трижды переходили в наступление, сумели несколько продвинуться вперед, однако сломать линию обороны так и не удалось. 18 августа опять повторились попытки атаковать противника, были даже применены химические снаряды, однако значительных успехов добиться не удалось ни Деникину, ни другим командирам. После первоначальных успехов в конце мая - июне наступательный порыв затих, а Брусиловский прорыв так и не добился стратегической цели: вывода из войны Австро-Венгрии.

8 сентября Деникин все же ушел на повышение: его назначили командиром 8-го армейского корпуса, во главе которого сначала принял участие в неудачных боях у Ковеля, а затем был переброшен на румынский фронт в целях спасения терпящего поражение союзника.

К тому времени Деникин приобрел достаточно широкую известность как один из наиболее успешных начдивов. Конечно, он был блестящим тактиком, он умел держать управление своими частями, невзирая на тяжесть боя, понимал психологию солдат и обладал «суворовским» глазомером. Главное же, Деникин не боялся наступления, выгодно отличаясь от многих других командиров. Конечно, во время порывов он порою впадал в эйфорию, что приводило к недооценке сил противника и высоким потерям. Успехи «железных стрелков» порою вызывали зависть у соседних частей и нарекания, что их собственные заслуги оказывались недооцененными. Так, при переводе Деникина на новую должность генерал В.И. Соколов оставил следующие строчки в своих заметках: «Деникина VIII корпус знал давно как начальника 3 стрелковой, так называемой железной, сначала бригады, а потом дивизии - по боевым встречам и совместным делам в 1915 и 1916 годах. Мы знали, что это человек необъятного честолюбия, к удовлетворению которого он шел всеми способами, до самой дешевой рекламы включительно, но при этом он был человек безусловно храбрый, не только с военным, но и с гражданским мужеством». Примерно схожую оценку давал и А.А. Брусилов: «Деникин, который играл такую большую роль впоследствии, был хороший боевой генерал, очень сообразительный и решительный, но всегда старался заставить своих соседей порядочно поработать в свою пользу, дабы облегчить данную им для своей дивизии задачу; соседи же его часто жаловались, что он хочет приписывать их боевые отличия себе. Я считал естественным, что он старается уменьшить число жертв вверенных ему частей, но, конечно, все это должно делаться с известным тактом и в известных размерах».

Февральскую революцию Антон Иванович встретил с надеждой на позитивные изменения в стране и армии, однако последующая смута и развал вооруженных сил ударили по его иллюзиям. Не без протекции военного министра А.И. Гучкова он стал сначала помощникам начальника штаба Верховного Главнокомандующего (во главе армий тогда стоял генерал М.В. Алексеев), а затем и начальником штаба. Вместе с Алексеевым он стоял у истоков Союза офицеров армии и флота - профессиональной организации, которая сумела сплотить тех, кто не принимал развала армии и был готов выступить во имя спасения России.

После отставки Алексеева в мае 1917 г. Деникин возглавил Западный фронт. В середине июля во время совещания высших начальников в присутствии премьер-министра А.Ф. Керенского он резко выступил против убийственной политики Временного правительства, призывая разогнать военные комитеты, восстановить дисциплину и не вмешивать армию в политику. Керенский поблагодарил его за честный доклад. По имеющимся сведениям, в то время Антон Иванович фигурировал среди тех, кого планировали назначить на должность Верховного Главнокомандующего вместо А.А. Брусилова, однако ввиду поддержки со стороны Савинкова этот пост занял Л.Г. Корнилов. Деникин же вскоре возглавил Юго-западный фронт.

Он поддержал выступление Корнилова и вместе с ним и другими генералами был арестован. Бежать удалось лишь после Октябрьской революции. Деникин оказался на Дону, где принял участие в создании Добровольческой армии, основным вдохновителем которой был М.В. Алексеев. В конце января 1918 г. Деникина назначили начальником 1-й добровольческой дивизии, а затем - заместителем командующего Корнилова. После его трагической гибели в конце марта в боях за Екатеринодар Деникин стал командующим Добровольческой армии.

Именно под его началом добровольцы сумели добиться наибольших успехов на Юге России. Уже к концу года были освобождены Кубань и Северный Кавказ. В конце декабря Деникин подписал соглашение с Донской армией. В результате были созданы объединенные Вооруженные силы Юга России (ВСЮР), во главе которых он и встал.

Весна 1919 г. принесла новые успехи. В мае-июне большевики были разгромлены на Дону и Маныче, а Деникин овладел Каменноугольным районом - топливно-металлургической базой юга России. Одновременно он получал военную помощь (правда, в недостаточном объеме) от союзников по Антанте, что также способствовало усилению его армии. В конце июня были взяты Харьков, Екатеринослав, а 30 июня пал Царицын. Здесь же Антон Иванович подписал известную «московскую директиву», которая направляла основной удар на Москву. Штаб Деникина в то время находился под влиянием эйфории от достигнутых успехов, а потому распылил силы, а также недооценил противника. Еще летом генерал П.Н. Врангель предлагал наступать на Саратов и соединиться с армией Колчака, однако Антон Иванович отверг это предложение. В его защиту можно сказать, что в то время армия Колчака уже терпела поражения, отступая к Уралу. Более того, она сама не стремилась идти на соединение с Деникиным.

Однако наступление продолжалось. Летом Деникин вернул Полтаву, Одессу и Киев, в начале сентября белые войска вошли в Курск, а 30 сентября - в Орел. На какой-то момент большевики чуть ли не пали духом: уже началась эвакуация правительственных учреждений в Вологду, а в Москве создавался подпольный комитет партии. Однако это были последние победы Деникина. К тому времени повстанческая армия Махно нанесла ряд серьезных ударов по тылам ВСЮР, красные же сумели собрать сильный кулак. Сказалось и то, что несмотря на военные дарования, Деникин оказался слабым политиком, не сумев (впрочем, как и другие белые генералы) ни предложить внятной и привлекательной идеи, ни стабилизировать политическую ситуацию в тылу.

В конце сентября красные перешли в контрнаступление, нанеся ряд крупных поражений белым. К концу года те оставили Харьков, Киев и Донбасс. Одновременно усилились брожения в тылу, у Деникина вспыхнул конфликт с генералом Врангелем, множились слухи, интриги и заговоры. Удержать власть в своих руках на фоне неожиданных поражений он не смог. В конце марта 1920 г. началась неудачная эвакуация Новороссийска, которая нанесла последний удар по Деникину. 4 (17) апреля Военный совет назначил главнокомандующим ВСЮР барона Врангеля, а Деникин выехал в Англию.

Тягостное прощание с ближайшими моими сотрудниками в Ставке и офицерами конвоя. Потом сошел вниз - в помещение охранной офицерской роты, состоявшей из старых добровольцев, в большинстве израненных в боях; со многими из них меня связывала память о страдных днях первых походов. Они взволнованы, слышатся глухие рыдания... Глубокое волнение охватило и меня; тяжелый ком, подступивший к горлу, мешал говорить…

Когда мы вышли в море, была уже ночь. Только яркие огни, усеявшие густо тьму, обозначали еще берег покидаемой русской земли. Тускнеют и гаснут.

Россия, Родина моя...

А.И. Деникин

В эмиграции Деникин недолгое время жил в Англии, Бельгии и Венгрии, пока в 1926 г. не обосновался во Франции. Он написал мемуары и различные исторические исследования (некоторые до сих пор не опубликованы), выступал с лекциями, принимал участие в жизни наших эмигрантов. С началом Второй мировой войны пытался бежать к испанской границе, однако был захвачен нацистами. Неоднократно отвергал сотрудничество с гитлеровцами. После окончания Второй мировой войны эмигрировал в США (визу он оформил через польское посольство как родившийся на территории современной Польши). Умер он в 1947 г. и был похоронен с воинскими почестями. В 2005 г. его останки по поручению В.В. Путина были перенесены на родину.

ПАХАЛЮК К.,
член Российской ассоциации историков Первой мировой войны,
руководитель Интернет-проекта «Герои Первой мировой»

Источники и литература

РГВИА Ф. 2498. Оп. 2. Д. 95 (журнал военных действий 4-й стрелковой дивизии)

Брусилов А.А. Мои воспоминания. М., 2002

Теребов О.В. А.И. Деникин против канцелярщины, показухи и произвола. Военно-исторический журнал. 1994. №2

Ипполитов Г. Деникин. М., 2006 (ЖЗЛ)

Белое движение. Исторические портреты: Л.Г. Корнилов, А.И. Деникин, П.Н. Врангель... Сост. A.C. Кручинин. М., 2006

Интернет

Румянцев-Задунайский Пётр Александрович

князь Мономах Владимир Всеволодович

Самый замечательный из русских князей дотатарского периода нашей истории, оставивший после себя громкую славу и добрую память.

Коловрат Евпатий Львович

Рязанский боярин и воевода. Во время нашествия Батыя на Рязань находился в Чернигове. Узнав о вторжении монголов спешно двинулся в город. Застав Рязань всю испепелённую, Евпатий Коловрат с отрядом 1700 человек стал догонять Батыево войско. Настигнув, истребил их арьергард. Также им были убиты сильные богатыри Батыевы. Погиб 11 января 1238 года.

Казарский Александр Иванович

Капитан-лейтенант. Участник русско-турецкой войны 1828-29гг. Отличился при взятии Анапы, затем Варны, командуя транспортом "Соперник". После этого произведён в капитан-лейтенанты и назначен капитаном брига "Меркурий". 14 мая 1829 года 18-пушечный бриг "Меркурий" был настигнут двумя турецкими линейными кораблями "Селимие" и "Реал-беем" Приняв неравный бой бриг смог обездвижить оба турецких флагмана, на одном из которых находился сам командующий османским флотом. Впоследствии офицер с "Реал-бея" писал: "В продолжении боя командир русского фрегата (печальноизвестного "Рафаила", сдавшегося без боя несколькими днями ранее) говорил мне, что капитан сего брига не сдастся,и если он потеряет надежду, то тогда взорвёт бриг свой на воздух. Ежели в великих деяниях древних и наших времён находятся подвиги храбрости, то сей поступок должен все оные омрачить, и имя сего героя достойно быть начертано золотыми литерами на храме Славы: он называется капитан-лейтенант Казарский, а бриг- "Меркурий"

Полководцы Древней Руси

Начиная с древнейших времен. Владимир Мономах (сражался с половцами), его сыновья Мстислав Великий (походы на чудь и литву) и Ярополк (походы на Дон), Всевоод Большое Гнездо (походы на Волжскую Булгарию), Мстислав Удатный (битва на Липице), Ярослав Всеволодович (нанес поражение рыцарям Ордена меченосцев), Александр Невский, Дмитрий Донской, Владимир Храбрый (второй герой Мамаева побоища)…